Вообще такое родство играло со внезапно повзрослевшей Дашей злую шутку – возраст и некстати пришедшая весна выветривали свежим майским ветром из головы девушки мысли сознательные, замещая их мыслями подростковыми. А они часто толкали к безрассудству (так всегда бывает: дурная голова ногам покоя не дает), в числе коего были прогулы уроков и даже целых школьных дней. И, если ее новым подругам (что появились у нее так же, внезапно, выместив собой отличниц и «зубрил»), часто предпочитавшим праздные прогулки по городу унылому сидению на школьной скамье, такие вольности могли сойти с рук, то у Даши с этим были проблемы. Ведь, если для всех детей учителя и учебные проблемы оставались в школе, то за Дашей они одушевленным призраком матери следовали неотступно. Стоило ей переступить порог, как осведомленная от коллег о ее прогуле мать начинала причитать:
– Ну что это такое, а? Как это называется? Мать и бабка учительницы, а дочь под конец обучения скатилась! Совсем учебой не занимается! Что только у тебя на уме?! Вот был бы отец, по– другому бы запела…
– Может и был бы, – как– то раз, не сдержавшись, в сердцах выпалила Даша. – Если бы ты его своими нравоучениями сама за порог не вытолкала! Надо было больше про мужика думать, чем про работу свою, которая тебе даже спасибо никогда не скажет, сколько бы ты ей времени ни посвящала…
– Вижу, ты о мужиках только и думаешь, – зло парировала рассерженная мать.
– Стараюсь не повторить твоих ошибок…
Впрочем, не всегда их беседы заканчивались на минорной ноте. Иногда в матери все же просыпались истинно материнские чувства, и ей становилось жалко Дашу. Тогда она вытаскивала из глубин своей души теплые чувства (или то, что от них осталось спустя 10 лет работы на самой неблагодарной работе на свете) и старалась согреть ими израненную подростковую душу дочери.
– Ну что с тобой? – придя как– то раз с работы, застав дочь в расстроенных чувствах, заговорила Людмила Алексеевна. – Кто тебя обидел?
– Тебе правда интересно?
– Ну конечно! Ты же моя дочь…
– Только нечасто ты об этом вспоминаешь…
– Ну прости меня. Ты же знаешь, как я отношусь к работе. Понимаю, что я плохая мать, что часто забываю о своей основной обязанности по жизни, но кто как ни родной человек простит меня за это?!
– Умеешь ты красиво говорить… Все как в книжках прямо. Только в жизни все иначе, мама, к сожалению, иначе.
– О чем ты?
– Да вот об этом, – Даша повела рукой по полке с любовными романами, которыми увлеклась после встречи с Валерой. – Я– то думала, все так и есть, как здесь написано, а оказалось, все совсем иначе…
– С Валерой расстались?
– Бросил, – кивнула дочь. – Малолетка тупая, видно, больше понравилась, раз так к ней прикипел…
– А ты не огорчайся. Ты переключись на что– нибудь, займи голову другим – и увидишь, как быстро проблема отойдет на второй план, а потом и вовсе покажется сущим пустяком.
– Ты, например, как это делаешь?
– Читаю. И знаешь, подчас нахожу в литературе очень много занимательных параллелей с жизнью, которые позволяют отвлечься от рутинных проблем. Например, я вот сейчас книжку читаю, – Людмила Алексеевна кивнула на сборник пьес Дюрренматта, что держала в руке. – Сборник. Вот тут одна пьеса, называется «Визит старой дамы». Она о том, как приезд одной бывшей землячки, покидавшей маленький провинциальный городок совсем нищей, вдруг всколыхнул все население. Она приехала 20 лет спустя, уже будучи миллиардершей. И приказала городу наказать некогда вероломно бросившего его возлюбленного.
– И что они?
– Поначалу отказались, а потом убили, конечно. Власть денег. Так что не переживай, жизнь впереди долгая, все еще может измениться.
– Через 20 лет?
– Может и раньше. Главное – уметь переключаться. Занимать голову другими, созидательными делами.
– Учебой, конечно? – язвительно выдавила дочь, увидевшая в неумелой поддержке матери попытку свернуть ее на свою сторону.
– Необязательно. К чему я про «Визит старой дамы» вспомнила? К нам завтра придет бабушка одна очень интересная. Ветеран войны. Ты можешь с ней посоветоваться, поговорить по душам. Только не делай, пожалуйста, такое лицо… Она жизнь долгую прожила, и уж как– нибудь понимает в ней лучше нас с тобой. Мы раньше всегда искали поддержки у более опытных и старших товарищей. Расскажи ей о своих проблемах, или просто попроси житейского совета. Вот увидишь, все изменится.
***
– А все– таки замечательное дело придумал Николай Петрович– возродить давнюю традицию, позвать в школу ветерана! – восхищалась учительница биологии, нахваливая директорскую затею. – Помню, сама еще девчонкой была, к нам ветераны приходили…
– Да, есть каждому поколению, чему у вас поучиться, – подхватила завуч. – А особенно современной молодежи. Вообще никого ни в грош не ставят. Так пусть хоть поучатся у ветеранов тому, что раньше называлось «Родину любить»!
Педагоги дружно загалдели, не давая старушке и слова вставить. Хотя по лицу ее и без слов было видно, что она польщена таким вниманием к своей персоне – пожилые люди вообще очень трепетно и сентиментально относятся к оказываемым им знакам уважения.
Дружелюбный шум прервал учитель истории:
– А особенно поучиться надо такому завидному состоянию здоровья и памяти! Серьезно, Дарья Александровна, я намного младше вас, уж простите, и то позавидовал…
– Чему? – вскинула брови старушка.
– Как точно вы приводите цифры и факты сражений, в которых принимали участие. Прямо как по книжке читаете. Скажите честно – готовились дома или просто память такая хорошая?
Старушка отмахнулась:
– Ой, милок, да, конечно, по книжке. Вчера подучила немного, чтоб лицом в грязь перед школьниками не упасть.
Аудитория стихла.
– По книжке? Но вы ведь принимали участие в тех сражениях, про которые ведете речь? Вот про Прохоровку так много и содержательно говорили…
– Принимала. Как не принимать? За что же мне тогда ордена давали? Да только в каком качестве– то? Я ведь на передовой не была, подбитые танки не считала и трупы не собирала. Так откуда, кроме как из книжки, мне такие подробности знать прикажешь?
– А где ж вы были? – спросила оторопевшая «биологичка».
– Известно где. В палатках да окопах под командирами. ППЖ я была. Походно– полевая жена…
Слушатели обмерли. И только завуч мгновенно придумала выход из положения.
– А вы расскажите ребятам все, как есть.
– Как?! – даже у видавшей виды Дарьи Александровны от столь смелого предложения округлились глаза.
– А очень просто. Младшим школьникам, конечно, знать такого не надо, а вот ребятам постарше вполне себе можно рассказать, кто такие были ППЖ и какова была их положительная роль в войне. Ведь, если бы не вы и не такие, как вы, командиры и солдаты только об одном бы думали – и уж никак не о сражениях и битвах. Вы вкладывали посильную лепту, и лепта эта была велика. Поди– ка, послужи в таком– то качестве! Это будет почище, чем медсанчасть! А роль ваша незаслуженно принижена, неоправданно забыта. Вот мы и исправим эту историческую несправедливость, а?
Заведующую можно было понять – сказать, что встречи, расписанные по всей школе на неделю вперед, отменяются, начнутся разброд и шатание среди учителей, которые уже сбросили с себя учебную нагрузку. Да и с популистской точки зрения рассказать такое старшеклассникам, без напускного ханжества и скучного морализаторства, а с точки зрения полезности и нужности для наших войск в годы войны даже такого «подспорья» – значило махом набрать очки в глазах смелых и острых на язык школьников. Подчиненные смотрели на нее и медленно понимали, что предложенный ею вариант – лучшее из того, что изобретала постсоветская педагогика в вопросах поднятия собственного имиджа.
План было решено реализовать сразу после большой перемены. Дарья Александровна пришла в 10 «А», где и училась дочь Людмилы Алексеевны, и начала с краткого обзора основных сражений, которые коснулись ее так или иначе в период ее фронтовой жизни. После пришло время вопросов, а гостья никак не решалась перейти к главному.
Вопросы сыпались один за другим, а Дарья Александровна как будто их не слышала – во всяком случае, не задумывалась над ними и не торопилась отвечать. Школьники поначалу подумали было, что она по старости сошла с ума и не понимает, о чем ее спрашивают. В негодовании они вскоре замолчали и перевели взгляд на учительницу, которая тоже как будто слабо понимала суть происходящего. Повисло молчание. Старушка улыбнулась и стала всматриваться в безмолвствующую толпу, а минуту спустя все– таки заговорила.
– Вот вы тут все больше про генералов да маршалов. Оно и понятно – как в книжке написано, так вы и думать привыкли. А только не все в книжках– то пишут. Взрослые вроде, а не понимаете…
– Как же, понимаем, – взметнулся с места умный и дерзкий Саша Матвеев. – Потому и спрашиваем, что правду узнать хотим…
– А разве в генералах правда? Им что – они приказ отдали и все, сиди, пей чай да жди. А потом перед Сталиным отчитывайся.
– Вы думаете, что подвиг рядовых солдат был более замечательным?
– А с солдата какой спрос? Что генерал приказал, то и делай. Сказано – умирать за товарища Сталина, значит, умирай. Тоже, знаете ли, не особо дело сложное. Чуть страшнее, конечно, но тут уж, как говорится, кто на что учился. Да и не неволил никто никого особо на передовую– то лезть – сами же знаете, что в добровольцах да партизанах тогда нужды не было.
– А кто же тогда настоящие– то герои? – не унимался Саша, привыкший во всем доходить до истины и никогда не останавливаться в этом на полпути. – Тыловики?
Бабушка расхохоталась:
– Ну уж, нашли героев. За спинами солдат прятаться да на фабриках работать по 9 часов в день – в условиях войны – каждый сможет. Мы их тогда вообще презирали, за людей не считали. Кто тыловиком был? Ущербные да больные. Бабы и те, кто более– менее двигаться мог без посторонней помощи, на фронт рвались. А в тылу оставались лишь трусы да убогие, что суть одно и то же.