– А какой с дезертиром разговор? Бегство с поля боя – читай измена! – категорично отрезал Зиангиров.
Секретарь и НКВД– шник удовлетворенно переглянулись.
– Хороший подход, товарищ, отличный. Такие люди нам нужны. Помимо этого, придется заниматься еще разрушением стратегически важных объектов, но это уже второстепенно…
– Каких объектов?
– Дома, мосты, плотины, фабрики, заводы. Сам же знаешь, что первые дни войны принесли нам только отступление наших войск. Если дело так и дальше пойдет, придется еще города оставлять. А там сооружения, которые могут быть использованы противником в его социально– экономических целях. Этого допустить нельзя. Понял?
– Так точно.
– Вот и славно. Утром зайдешь ко мне за характеристикой и сразу можешь отправляться в военкомат…
Июль 1943 года
Два года войны пролетели довольно быстро. Не успел Мухамед Зиангиров заметить, как постарел душой и очерствел сердцем. А как было не постареть и не очерстветь, когда в одном из самых сложных и проблемных подразделений – заградотряде – выпало ему служить в самые сложные, первые, дни войны? Войска отступали, а это значило, что самая работа выпадала на его долю и на долю его коллег. Часто приходилось применять оружие против дезертиров, часто случались смертельные исходы. Сложно ли было работать в такой обстановке? Конечно. Во– первых, как и любому солдату, было очень страшно, потому что противник превосходил силой и численностью. А во– вторых, было непросто и после боев, когда оставшиеся в живых товарищи тех, кого Мухамед, исполняя свой воинский долг, застрелил или ранил, волком косились на бойца, мысленно приравнивая его едва ли не к солдату вермахта. Двойной натиск приходилось выдерживать Зиангирову и его солдатам, и справлялись с этим все два года они вполне достойно.
Весну 1943 года Мухамед встретил в составе Степного фронта товарища Конева, отдельные части которого под командованием генерала Черняховского были брошены на Днепр – один из последних рубежей перед оплотом гитлеровцев, стратегически важнейшую для них переправу. Процесс формирования 3 Белорусского фронта только начинался, но генерал Черняховский как опытный и ответственный полководец уже фактически имел власть, какую имел маршал Конев, пользуясь авторитетом и любовью своих войск. Принимая командование, он в первую очередь встретился с бойцами заградотряда. К 43– ему в отряде Зиангирова осталось всего 5 человек: кто– то пал смертью храбрых в бою с гитлеровцами, а кого– то, конечно, втайне от официальной отчетности, убили из мести свои же. Разумеется, они были за то наказаны, и Зиангиров мог известить штаб фронта о случившемся, чтобы те прислали ему пополнение, а нерадивого командира наказали, но делать этого ефрейтор не хотел. Во– первых, считал, что и пятерых бойцов хватит, чтобы перебить едва ли не половину фронта, ежели те задумают повернуть вспять, а во– вторых, еще неизвестно, как сложатся отношения у ефрейтора, любимца командира части, с вновь прибывшими. Не будут ли они более по нраву полковникам и генералам?..
Генерал же Черняховский решил встретиться с ним и его подчиненными потому только, что сражение, в которое вступала часть фронта под его командованием, было очень ответственным для обеих сторон. И тяжелым – посему никак нельзя было допустить дезертирства, и на подразделение Зиангирова, в том числе, возлагалась более, чем ответственная задача.
– Каждый раз, стреляя в противника, я, товарищ генерал, вспоминаю своего председателя колхоза Максудова. Редкостная тварь. Засел в тылу, а за него вся Советская страна тут кровь проливает. Так и эти, которые бегут. Они же ничем не лучше. Испугались, в тыл хотят – в ту сторону у всех у них лыжи навострены. А кто кровь проливать будет? На кого Родина еще может надеяться, если все вот так вот резко в тыл рванут?!
– Правильно рассуждаете, боец, – улыбаясь, говорил генерал. – Нам такое мужество нужно, особенно сейчас. Но важно, чтобы вы понимали самую суть задачи, которая будет отныне перед вами поставлена…
– Да как же не понимать, товарищ генерал? Я же говорю, бегство с поля боя будем пресекать самым нещадным образом…
– Это понятно. Но масштаб, боюсь, будет в этот раз принципиально иным, нежели, чем ранее. Дело в том, что вам и вашим частям предстоит форсирование и взятие рубежей у Днепра, где гитлеровцами на всем протяжении войны сосредотачивались огромные массы вооружения, стратегических объектов, объектов военной инфраструктуры. Их можно понять – переправа через Днепр есть преодоление приграничного рубежа, за которым заканчивается наша территория и начинается территория рейха, де– факто. Именно с днепровских цитаделей, выстроенных и хорошо оснащенных немцами, обеспечивалась деятельность группы армий «Юг» и «Центр». Из Германии и захваченных ею территорий на эти перевалочные пункты отправлялись эшелоны с техникой, вооружением, людьми, и уже оттуда разбрасывались они по фронтам по мере необходимости. Понятно, что такие перевалочные пункты будут хорошо защищены еще и потому, что, пройдя их, мы, по сути, пройдем границу. Начнем освобождать захваченные территории в Восточной Европе. Посягнем на их территориальную целостность. Понимаете, с каким сопротивлением придется столкнуться?
– Еще бы.
– Нет, не понимаете. Они будут сооружать арьергарды – специальные бастионы, в которых, пока остальные части будут отступать, будут оставаться не один– два защитника, а целые батальоны. Они будут эвакуировать технику и орудия, и на эту эвакуацию бросать минимум вооруженной силы, а максимум оставлять на местах. Те будут сражаться до последнего, давая им уйти, задерживая наши части в этих болотах – арьергардах. Значит, атаки их будут очень яростными. Наши бойцы, с каким бы уважением я лично и все командование к ним бы ни относились, могут проявить слабость…
– Согласен.
– … и отступить в большем масштабе, чем вы привыкли. Справитесь?
– Справимся, товарищ генерал.
– Вот и отлично. Тогда можете быть свободны. Но запомните – при малейшем затруднении, сразу обращайтесь ко мне.
Зиангиров пропустил слова генерала мимо ушей, сочтя его перестраховщиком. Однако, первые же бои доказали ефрейтору состоятельность его слов. Успевший за два года на фронте повидать виды Зиангиров был буквально шокирован тем, как сражались немцы, оставляя последние, захваченные ими, рубежи советской территории. Причем, поначалу, когда наши части только подступали к этим арьергардам, казалось, что крепкие оборонительные сооружения оставлены полностью – ни малейшего следа никакого вооружения, никакой жизни, а в ворота хоть на танке въезжай. Однако, на ближайших подступах становилось ясно: здесь ждут солдат гости в серой вермахтовской форме, и числом не меньшим, а иногда и большим, чем части Степного фронта. Подходила к укрепрайонам одна часть, вторая – как сразу начинались обстрелы с разных позиций, и иногда даже с тыла, куда оставшимся защитникам цитаделей удавалось проникнуть тайно от солдат РККА. Они сражались как обреченные, понимая, что только от них сейчас зависит продвижение противника вглубь их территории. Они были здесь оставлены умирать – и потому умирать предпочитали не безропотно, сложив крылья, а унеся с собой максимальное число наших солдат. В данном случае они руководствовались тем самым знаменитым панфиловским принципом: «Отступать некуда – позади Берлин».
Наши же солдаты, перешедшие после Курской дуги в наступление, были явно не готовы к такому повороту событий. Они шли сюда победителями, освободив всю Украину и готовясь перешагнуть европейские рубежи, а потому такая степень защиты была для них неожиданностью, если не сказать больше – шоком. Отступать, как и предсказывал товарищ Черняховский, стали массированно и едва ли не всем фронтом. Пять человек отряда Зиангирова явно не справлялись с таким наплывом, в первых же боях растратив едва ли не весь оставшийся боезапас и потеряв от гитлеровских пуль двоих лучших стрелков. Мухамед понял, что переоценил свои силы, но к генералу не побежал. Он здраво рассудил, что у того и своих забот хватает, а потому поставил перед собой задачу отличиться и перед ним, самостоятельно изыскав ресурсы для решения поставленной боевой задачи.
Долго думать не пришлось – старый опыт пришел ему на помощь. Он взялся за перо. Уже два дня спустя в Москве товарищ Берия лично читал его донесение, отправленное полевым телеграфом прямиком в Ставку Верховного Главнокомандования. В нем ефрейтор Зиангиров, на которого сам генерал Черняховский возложил негласное командование заградотрядами своих подразделений, просил прислать подкрепление. Честно и правдиво писал о трусости наших солдат и офицеров и о потерях своих людей, которые храбро и отчаянно пресекают попытки предательства, неся на себе тяжелую ношу как внутреннего, так и внешнего натиска. Его донесение пришлось на руку товарищу Берия в той подковерной игре, которую он давно затеял внутри ставки. Дело в том, что у него давно назрело противостояние с контрразведчиком Абакумовым, то и дело норовившим подсидеть его, умалить его роль в войне на фоне своей, более высокой.
– Что делают войска НКВД на фронтах? – вопрошал Абакумов товарища Сталина. – Выполняют роль заградотрядов. А зачем они нам, когда храбрость и решительность наших войск уже доказана? Перелом в ходе войны достигнут, мы теперь сильнее и не боимся гитлеровцев. Надо упразднять эти подразделения…
В свете этого противостояния письмо ефрейтора с фронта было ох, как на руку Берия. Теперь он мог бросить его в лицо своего оппонента и набрать в глазах руководства страны дополнительные очки. Конечно, об этом Зиангиров не знал, и не интересовало его это. Его интересовало подкрепление, которое он получил. Целый полк заградительных соединений был направлен в распоряжение ставки Черняховского и раскидан вскоре по всему фронту. И поставлены были советские солдаты в поистине страшные условия – с одной стороны им приходилось ежедневно смотреть в лицо смерти в образе отчаявшихся немецких солдат, оставшихся защищать немецкое оружие и немецкие же территории, а с другой сзади подгоняли автоматы своих же…