В такой обстановке страх – как перед своими, так и перед чужими – раскрыл свои и без того великие глаза так, что солдаты обезумели. Чем ближе подходили они, неся чудовищные потери в двусторонних боях, к Мелитополю, который слыл самым защищенным арьергардом гитлеровцев, тем больше ходили по их нестройным рядам абсурдные слухи. Говорили, что на его территории немцы спрятали то самое легендарное оружие возмездия – Фау– 2, – про которое все что– то слышали, но никто ничего толком не знал. Говорили, что это будет бомба такой мощности, что один ее взрыв начисто уничтожит весь личный состав полка. И оттого, по мере приближения к этому городу, настроения солдат ухудшались. Идти в бой им хотелось все меньше и меньше, да и большие потери сказывались на принятии стратегических решений, так что перед ответственным наступлением Черняховский был вынужден обратиться к командующему фронтом, маршалу Коневу, с просьбой о подкреплении.
– Это еще зачем?! – недоумевал маршал. – А заградотряды на что? Если струхнут, наши же их и покрошат. Они у тебя бояться должны НКВД– шников, а они такие разговоры в их присутствии допускают, нехорошо. Значит, не справляется Лаврентий Палыч с поставленной задачей. Сегодня же доложу в Ставку.
Вскоре вместо подкрепления в войсках Черняховского объявился уполномоченный от Берии, генерал Иван Серов. Первым делом он вызвал к себе Зиангирова, успевшего зарекомендовать себя негласным командиром заградительных подразделений и ставшего прямым корреспондентом самого наркома.
– Это как же понимать, ефрейтор? – возмутился Иван Александрович. – Сначала просишь у товарища наркома подкрепление, получаешь его, а сейчас твой же командир говорит, что сил наступать на Мелитополь нету, все шокированы возможным содержанием этого арьергарда. Разве не в твои полномочия входит проведение политработы?
– Так точно, товарищ генерал…
– Так какая же это политработа?
– Но у товарища Черняховского есть свои политруки…
– Они тоже сдрейфили, как тебе известно. В таких условиях именно на заградотряды возлагается вся ответственность за боевой дух в войсках.
– Но что я могу сделать в такой ситуации, товарищ генерал?
Приказ Серова был категоричен и жесток, но иного не допускало время, в которое он отдавался. Выполняя его, Зиангиров дал команду своим подчиненным прямым опросом выявить всех, кто, по той или иной причине, не желал принимать участие во взятии Мелитополя, а после каждого десятого из этой прорыв расстрелять перед строем. По мнению Серова, такая акция устрашения должна была произвести должное воздействие на русского человека, который всегда лучше воевал за страх, чем за совесть. Его мнение было верным – Мелитополь взяли, преодолевая страх немцев страхом НКВД. Правда, когда он уехал, в следующем же бою солдаты армии Черняховского решили отомстить бойцам Зиангирова…
Взяв основную цитадель немцев, командующие соединениями сообщили, что несколько человек солдат опять допустили демарш и спрятались в коллекторе, что был устроен для стока канализации под арьергардом, отсидевшись там на всем протяжении сражения. Понятное дело, за такое их следовало наказать, и взяться за это, по их разумению, должен был Зиангиров, всегда по возможности сам участвовавший в экзекуциях. Расчет оправдался – вскоре ефрейтор во главе с дивизионом из 10 человек появился у канализационного люка. Смело запрыгнули бойцы в пучину отхожих мест гитлеровцев, чтобы наказать тех, на кого смотрел весь мир и чье недостойное поведение могло стать дурным примером для других частей, образцом морального разложения. В этот момент сверху был дан приказ люки задраить. Только оказавшись в полной темноте, бойцы заградотряда поняли, что на самом деле одни в глубинах сточной канавы. И в этот самый момент кто– то из числа солдат, захвативших водонапорную башню, открыл на полную вентиль горячей воды, за считанные мгновения затопившей коллектор…
Узнав о гибели Зиангирова, Черняховский не стал никого наказывать – он понимал, что распри среди своих в столь ответственной битве за Днепр есть половина поражения. Хоть и расстроился сильно – очень ответственным бойцом был ефрейтор из Ташкента. Генерал считал, что без него и его ребят не было бы успеха в этом переломном сражении. А потому распорядился представить его к званию Героя Советского Союза посмертно. В Москве его инициатива была поддержана лично товарищем Берия…
Памятник ефрейтору Мухамеду Зиангирову спустя много лет после войны был воздвигнут в Донецкой области Украины…26
Сентябрь 2015 года
– Вот так– то, боец. Иногда во имя великого дела приходится смерть принять от рук тех, за чье счастье сражаешься, – резюмировал «Гамарджоба». – А все же сражаться надо. За великое дело. После спасибо скажут. Понимаешь?
Ничего Толя не ответил. Только кивнул и с пониманием посмотрел на полевого командира…
Расчет сепаратиста немного не оправдался – он хотел сказать юному солдату об одном, а сказал, сам того не ведая, о другом. Вернувшись в часть, Толя сел за письмо на имя министра обороны…
«Уважаемый товарищ министр! Пишет вам солдат– срочник, направленный добровольно для прохождения службы на территорию ДНР. Прибыв сюда, я столкнулся с проблемой упаднических и пораженческих взглядов своих товарищей на освободительную борьбу, которую ведут повстанцы с силами ВСУ. Видя, что местные жители не поддерживают проведение боевых действий как нашими силами, так и силами противника, многие мои коллеги проявляют нерешительность, ведя низкие по своему содержанию разговоры. В этой связи на помощь приходит исторический опыт предков… Товарищ министр, я предлагаю создать здесь, в ДНР, заградительные отряды, на которые должны быть возложены те же задачи, что возлагались на их предшественников в годы Великой Отечественной войны. Командование первой опытной частью такого спецподразделения готов принять на себя…»
"Ярость благородная"
В конце осени 1944 года, сразу после неудавшегося покушения на Гитлера, войска 3 Белорусского фронта под командованием генерала армии Ивана Даниловича Черняховского подошли к Восточной Пруссии. В этот же день генерал издал приказ: «Мы шагали 2000 км и видели уничтоженными всё то, что было создано нами за предыдущие 20 лет. Теперь мы стоим перед логовом, из которого напали на нас фашистские агрессоры. Мы остановимся только тогда, когда выкурим их из своего логова. Мы никому не должны давать пощады, так же, как они не давали пощады и нам. Страна фашистов должна стать пустыней, как наша страна, которую они сделали пустыней. Фашисты должны быть уничтожены так же, как они убивали наших солдат».
Поначалу солдаты отнеслись к приказу как к обычной патетике, которую время от времени высокое начальство давало им дозами, чтобы те активнее и яростнее сражались. Видя это, генерал собрал политруков и в жесткой форме потребовал от них отчета об исполнении приказа. Те только плечами пожали:
– А что мы можем? Ну, то есть, как это понять? Если вы в своем приказе имели в виду, чтобы мы немок малость пощупали, то не без этого. А убивать… так то ж на фронте. А здесь – мирные деревни, не фронт.
– Пощупать?! Разве это наказание? Нет, наказание должно быть наказанием, и ничто в нем не может даже издалека напоминать удовольствие. Немки ушлые, – обоснованно рассуждал генерал, – а парни у нас выносливые. Эти стервы ноги раздвинут и давай наслаждаться… Уж я знаю как у них, у женщин, это бывает. Нет уж, я им спуску не дам. Пусть получат свою порцию, а уж потом наказать следует как положено…
То, что половое насилие – это не бог весть какое наказание, генерал знал не понаслышке. В 1932 году, ныне таком далеком, но когда генерал был еще совсем молод и учился в академии Генштаба, случилось с ним прелюбопытное происшествие. Вызвал его как– то к себе начальник академии, командарм Август Иванович Корк, и давай песочить.
– Ну ты и ушлый сукин сын! Надо же, вражина, как споро втерся к нам в доверие. В самое сердце вооруженных сил сумел затесаться! Думал, подлец, мы никогда до правды не дознаемся?..
Черняховский был отличным студентом, и потому не привык, чтобы с ним разговаривали в таком тоне. Да и сам начальник академии, было видно, испытывает неудобства от такой беседы, но выбора у него не было.
– Что случилось, Август Иванович?
– А то! Скрыл, мерзавец, свое происхождение, в анкете написал, что из пролетариев, а сам?!
– А что сам?
– Не валяй дурака! Ты из рода польских купцов Черняховских, которых мы еще в начале 20– х к стенке поставили. Тебя только, подлеца, не доглядели.
– Не может быть! Мой отец был служащим в паровозном депо…
– Ты же с Полтавщины?
– Так точно.
– Ну так вот. На Полтавщине эти самые купцы и гнездовались до поры, до времени. Основную часть мы зараз к стенке прислонили, а ты, вишь, успел– таки ноги унести, негодяй! Ну да, хватит. Пиши рапорт по собственному. Мы тебя вычистим, а после еще разберемся, не замышлял ли ты теракта в стенах нашего славного учебного заведения…
Тогда кто– то из товарищей посоветовал Черняховскому обратиться за помощью к сестре Ленина, Марии Ильиничне.27 Она работала в Комиссии партийного контроля и надзирала за выявлением неблагонадежных элементов в учебных заведениях, в том числе и военных. Советчик, как видно, имел добрую душу и знал о любви престарелой сестры отца революции к молодым парням, тем более, в форме. А вот Иван Данилович тогда этого еще не знал…
– Ну что это такое? – перелистывая его личное дело, всплеснула руками Ульянова. – Ну куда смотрят эти партократы? Только из– за сходства фамилий человека причисляют к неблагонадежным. Ну тогда нам надо по всей стране всех Романовых перестрелять!
Она рассмеялась и встала из– за стола. Ее смех несколько расслабли напряженного давешним нелицеприятным разговором Черняховского, он расслабился, даже расстегнул ворот гимнастерки и принял из рук сестры Ильича стакан горячего чая, заваренного специально, чтобы успокоить и обнадежить посетителя. Он стал смотреть на нее с нескрываемым тайным восхищением – вот, мол, какая она, сестра