— Вот именно. На улицах местные, немцев сравнительно немного… Где экипаж бронепоезда, скажи мне на милость?
— Э-э…
— Вот и я о том же. Или они все в нем, или их здесь нет вообще. Так, перегонная команда. Поэтому ждем и определяемся. А ночью сходим и посмотрим поближе. Да и атаковать сонных проще.
— Мы пойдем, — вдруг пискнула Ольга.
— В смысле? — кто это сказал первым, так и осталось непонятным. Такое впечатление, что половина отряда, причем одновременно.
— У нас с братом одежда гражданская. Он еще молодой, я — женщина. Сойдем за беженцев, тем более, мы здесь бывали раньше, знакомых нет, правда, но город немного знаем. Кто на нас подумает?
Свою тираду она выпалила единым духом и замолчала, будто сама испугалась своей наглости. Громов внимательно посмотрел на нее, потеребил пальцами усы и внезапно кивнул:
— Она дело говорит, старшой.
— Да я уж вижу, — откровенно говоря, для Сергея, прибывшего из времени, в котором роль женщин заметно отличалась от нынешней, идея безумной совсем не выглядела. Хотя, конечно, кое-кого из бойцов она малость шокировала. — Х-ха, может, у нее и еще какие аргументы найдутся?
— Конечно, — ободренная внезапной поддержкой, девушка принялась загибать пальцы. — Во-первых…
— Так, стоп. Я все понял. Ты не Ольга. Ты — Василиса Пренудная, — и, видя, что девчонка возмущенно открыла рот, дабы выдать ему достойный ответ, махнул рукой: — Все, отставить разговоры. Есть и спать. Пойдете ночью. А мы вас подстрахуем. Так, на всякий случай, — и, отвернувшись, сказал вроде бы шепотом, но так, что слышали все: — Женщина. Х-ха!
Лежать пузом на влажной траве — удовольствие ниже среднего. Хотя, конечно, за время, прошедшее с момента, когда их бравая компания вывалилась в этот мир, Сергей ко всевозможным неудобствам притерпелся. То, что в родном времени казалось ему само собой разумеющимся, здесь выглядело строками фантастического романа и, несмотря на сравнительно короткий период странствий, уже начало подергиваться какой-то сероватой дымкой забвения. Но все равно ощущения приятными не назовешь. Может быть, какой-нибудь суперпрофессионал, кушающий Джеймсов Бондов на завтрак, и мог бы пролежать тут, как мертвый, все это время, но ни Сергею, ни Ильвесу, ни Селиверстову это было пока недоступно. Громов, может, и сумел бы, а они — нет. Так что лежали они, остро чувствуя собственную неполноценность. Ерзали пузами да, шепотом ругаясь, отмахивались от вездесущей мошки, упорно лезущей даже под, казалось бы, плотные капюшоны трофейных комбинезонов. Хорошо еще, трава в облюбованном ими неудобье выросла достаточно высокая и, вкупе с темнотой, надежно скрывала группу прикрытия от возможного наблюдателя.
Из города доносилось хрестоматийное «Дойчен зольдатен унд официрен…»[9]. Почему-то, наверное, из-за просмотренных в свое время фильмов у Сергея она ассоциировалась исключительно с губной гармошкой. Вообще, действительно популярный у немцев инструмент, Сергей их немало видел среди трофеев. Вот только конкретно этот фриц бодро наяривал на аккордеоне, и получалось у него просто здорово. Даже жалко, если что, будет такого убивать.
Пока что в городе было тихо. В смысле, тревогу никто не поднимал. Наяривал на аккордеоне непуганый фриц, люди по улицам ходили — отсюда это можно было наблюдать и без бинокля. Тишь да гладь. Такое впечатление, никто и не понял, что произошло. Сменились разве что солдаты в зеленых гимнастерках на таких же, но в серых мундирах. В принципе, для города, оставленного без сопротивления, ничего удивительного, а в данном случае, похоже, никто ни понять ничего не успел, ни, тем более, организоваться. Фрицы прошли по этим местам в первые дни войны, разорвав танковыми клиньями советскую оборону, и здешний гарнизон предпочел смыться куда подальше. Не особенно доблестно, конечно, однако же вполне разумно.
Рядом зашевелился и глухо выругался сквозь зубы Селиверстов. Ильвес, повернувшись, с внезапно сильно прорезавшимся акцентом спросил:
— Ты чего там?
— Да прямо в глаз, тварь, укусила…
— Тихо вы, — прошипел им Сергей и вновь прислушался. В принципе, ничего большего ему и не оставалось — осенью быстро темнело, а набежавшие к вечеру облачка наглухо блокировали и без того не самый яркий лунный свет. Оставалось полагаться на слух. Хорошо еще, по сырой земле бесшумно подойти не так-то просто, и Хромов весьма сомневался, что у немцев найдутся здесь серьезные профессионалы. Тыловики — они далеко не супермены, их красться, подобно куперовским индейцам, никто не учил…
Сколько эти двое уже ходят? Час? Два? Сергей посмотрел на часы. Стрелки неярко светились и казались застывшими. Всего-то сорок минут прошло. Все верно, ребята двинулись в сумерках, но не в самой темноте. Дурак, надо было заставить их немного подождать. Пять минут ничего не решали, а в полной темноте шансов больше. Или меньше? Черт их поймет, в этом городе еще сохранились в иных местах собаки, злобно порыкивающие из-за заборов… Оставалось только ждать, и время тянулось медленно-медленно.
Шлепанье босых ног раздалось внезапно. Вроде бы и ждали все, и часы уже двенадцать показывают, пора бы, а вот поди ж ты. Едва не подпрыгнули от неожиданности, разворачивая оружие в сторону шума.
— Живы?
— Живы, живы, — малолетние разведчики, пробираясь сюда, в темноте изрядно вымокли и уляпались в грязи, но все равно выглядели довольными. — Товарищ командир, разрешите доложить!
— Потом, Костя. Уходим.
Парнишка не стал спорить, хотя видно было, как его распирает. Сестра его вела себя куда спокойнее. Женщина, чего с нее взять, они где-то эмоциональнее, а в чем-то куда более уравновешены и деловиты, чем мужчины. Послушно кивнула и зашлепала по грязи впереди всех, благо ее простое серое платье маскировало едва ли не лучше, чем специально предназначенная для этого униформа. Вслед им откуда-то с околицы затявкала собака, тварь не ко времени чуткая и брехливая, но быстро смолкла. А через сотню метров начался лес, и идти можно было уже не скрываясь.
Однако насколько они готовы были хвастаться там, на месте, настолько же дружно играли в молчанку, деловито рубая картошку с тушенкой. Сидели у костра, разведенного между стоящими треугольником танками, ели и молчали, только переглядывались. Сергей их понимал, да и ближайшие помощники тоже, а потому не дергали, давая насладиться минутой славы и растянуть сие ощущение елико возможно дольше. Мнение остальных по данному поводу и вовсе не спрашивали, так что молчание, нетерпеливое, но плотное, все тянулось и тянулось.
А паузу Ольга держать умела. Вряд ли ее брат, он по молодости лет нетерпелив еще, а вот в девушке явно имелись задатки актрисы. И свой рассказ она выдала в тот момент, когда собравшимся уже хотелось на нее дружно рявкнуть. Не пришлось — аккуратно, совсем не по-сельски промокнув губы уголком чистого носового платка, она внезапно улыбнулась и начала рассказывать.
Наверное, за последнее время Сергей изрядно зачерствел душой. Во всяком случае, он пропустил мимо ушей периодически дополняемый Костей рассказ о том, как они вошли в город и кого видели. Мозг четко отсеивал и суммировал лишь факты, а они выглядели довольно интересно.
Итак, немцев в городе действительно немного, даже меньше, чем они думали, наблюдая в бинокль. Логично, в принципе — распылять силы немцам не с руки, они просто не могут позволить себе растягивать отнюдь не безразмерные ресурсы. Натягивая сову на глобус, рискуешь, что она порвется, и стратеги Гитлера это хорошо понимали. А потому в таких вот тихих уголках солдат держали мало, и отнюдь не лучшего качества. Во всяком случае, пока.
С бронепоездом дело обстояло еще интереснее. Действительно, примерно три недели назад сюда приволокли гору металлолома разной степени покореженности. С ними трех или четырех инженеров, что характерно, русских, под руководством шустрого немца. Плюс человек десять конвоя — чтоб эти самые русские не разбежались. Ремонт производили силами местных рабочих из депо — те, кто не ушел сразу в армию, оставшись в родном городе, отнюдь не были против заработать лишний пфенниг. Война войной, а кушать хочется, как-то так. Но главное, ремонт бронепоезда уже закончен, ждут лишь прибытия экипажа. Когда он появится? А черт их, фрицев, знает. В общем, неудачно они зашли… Или, наоборот, удачно?
— Надо атаковать, — безапелляционно заявил Селиверстов. — Прямо сейчас, завтра может быть поздно.
Логика имелась. Атаковать до того, как прибудет экипаж бронепоезда. Разгромить фрицев — на это сил хватит, у них здесь бронетехники нет вообще, да и из обычной всего-то один грузовик, трофейная полуторка. Правда, немцев втрое больше, но в союзниках ночь, внезапность атаки… Сонных резать малопочетно, зато вполне эффективно. Как будут говорить в будущем, «экономически оправданно». И шума будет ой как много. После этого можно со спокойной душой отрываться и уходить к своим — задача отвлечь внимание будет однозначно выполнена.
Ильвес, очевидно, тоже прикинул расклады и кивнул. Вообще, эта парочка — бодрый, разбитной и страшный в бою Селиверстов и немногословный, нордически спокойный курсант — неплохо спелась. Причем формальная разница в званиях им ничуть не мешала. Хромов даже удивлялся, насколько эстонец местного разлива отличается от того быдла, что ему приходилось видеть в своем времени. Похоже, в СССР допустили немало ошибок, если позволили куче народов выродиться до состояния полной невменяемости.
Сергей и Громов кивнули. Вполне синхронно — они тоже неплохо сработались. Васильич еще и добавил:
— Может, и бензин на станции найдем.
Остальные промолчали, объяснений не требовалось. Они мобильны, пока на ходу техника. Пускай даже какая-то ее часть. А двигатели танков, несмотря на абсолютно неадекватную мощность, которой постоянно не хватало, были довольно-таки прожорливыми. Это тебе не семь литров на сто километров, привычные Сергею по рекламе двадцать первого века. Бочки с бензином, изначально навьюченные на броню, уже показали дно. Раньше, чем выходило по расчетам Мартынова. По одной заправке на машину — вот и все, что у них осталось.