Благодаря этому маленькой колонне и удалось выбраться из города без происшествий. Хромов контролировал пленного, ухитрившийся выжить во всех перипетиях Платов, как лучше всех в группе знающий немецкий, вел второй грузовик. К счастью, его знания не пригодились, и вскоре головная машина едва не врезалась в стоящий поперек дороги танк, более всего похожий в темноте на возбужденный трактор. Очередной этап их одиссеи успешно завершился.
В печи жарко горел огонь, и его отблески, прорываясь из-за тонкой железной заслонки, заставляли метаться по стенам рыхлые сероватые тени. Вкусно пахло чем-то мясо-овощным, и Хромов упорно боролся между желаниями упасть и заснуть или вначале потерпеть и все же набить желудок. Остальные, похоже, разделяли его эмоции, а некоторые даже успели заснуть, но большинство пока крепилось. Ну и понимали люди, что те, кто поспит хоть немного сейчас – первые кандидаты в дозор.
Вряд ли жители деревни были довольны тем, что к ним среди ночи ввалилась такая орава, да еще и объявила, что задержится здесь на неопределенное время. Наверняка ворчали тихонечко, но вслух протестовать не решались. Что поделаешь – война, и всевозможные гражданские права отходят на второй план. Человек с оружием сейчас бог, царь и воинский начальник, так что приходилось терпеть. А уж оружия у незваных гостей было навалом.
И да, наивностью они не страдали. В свое время Хромов успел убедиться, что порядочность деревенских частенько распространяется только на односельчан, да и то не всегда. Что бы там ни говорили восторженные бородатые мальчики о том, что душа народа сохраняется именно в деревне, Сергей полагал, что она там, скорее, маринуется, а то и вовсе преет. И уже здесь с удивлением узнал, насколько его мнение совпадает с тем, которое имели бойцы постарше. Не молодежь, рожденная и выросшая в СССР, а жизнью битые и не первую войну прошедшие ветераны. Так вот, они к сельчанам относились весьма настороженно, и охрана в любой, даже самой лояльной вроде бы деревне выставлялась обязательно.
И все же они устали. Откровенно говоря, самого Хромова от того, чтобы наплевать на все и провалиться в сон, больше всего удерживал разговор с Мартыновым. Полковник немного оклемался, но то и дело встряхивал головой – от контузии звенело в ушах. Но речь его была вполне связной, и он активно рассказывал о своих злоключениях.
Как и предполагал Хромов, ничего особо эпического не произошло. Застали Мартынова врасплох, сработав крайне профессионально. Тех суперсолдат, что не так давно вынудили их отряд бросить насиженные места и сорваться в путь, не было, но и без них у немцев нашлись профи, знакомые с процедурой снятия часовых не понаслышке.
Скрытно подошли, внезапно ударили… В результате вместо организованного сопротивления получилось очаговое, с меньшей устойчивостью. Да и большие потери в первые минуты боя изрядно подпортили картину. В общем, трезво оценив ситуацию, Мартынов сразу понял, что ничего хорошего их не ждет. И, соответственно, попытался воспользоваться переданным устройством вызова.
Увы, никакой реакции не последовало. Почему? А черт его знает. Может, банально поломался, а воспользоваться другим не получилось. Хинштейн в тот момент уже горел в танке, Игнатьев работал из пулемета на другом конце села… В общем, не успел Мартынов ничего предпринять, разве что встретил врагов, как полагается. Завалил четверых, потом рядом бумкнула граната – и на том, в общем-то, все.
Уже находясь в плену и анализируя происшедшее, Мартынов пришел к тому же выводу, что и его командир разведки: столкнулись они с теми, кто преследовал Доватора, скорее всего, не случайно. Очень похоже, генерал и впрямь стряхнул с хвоста погоню, дав немцам сцепиться с группой Мартынова. После такого об активных действиях преследователям пришлось на некоторое время забыть – полковник и его люди сражались храбро и нанесли врагу немалый урон. В общем, то, что надо.
Кстати, сейчас Мартынов первым делом приказал Хромову даже не думать о том, чтобы устраивать Доватору «мстю». Хромов, к слову сказать, не сомневался, что при нужде сможет и с танка гусеницы скрутить так, что часовые даже не проснутся (никогда), и притащить охамевшего кавалериста прямо сюда в состоянии хорошей побитости. Что называется, и не таких потрошили. Однако Мартынов грозно рыкнул и объяснил, что с точки зрения профессионала Доватор поступил вполне разумно. Ведь их группа в глазах командира регулярной армии, сразу после того, как отказалась перейти под командование вышестоящего, а главное, имеющего соответствующие полномочия, генерала, незамедлительно переходит в ранг того, что в будущем назовут «незаконные вооруженные формирования». Учитывая, что партизаны вокруг отнюдь не всегда воюют за советскую власть, это разумно. А он, Мартынов, должен был предусмотреть подобное развитие событий, а не почивать на лаврах.
Впечатленный такой самокритикой, Хромов малость сбросил накал, хотя и остался при своем мнении. И, очевидно, дабы окончательно разбить его мировосприятие, полковник родил сентенцию с потугами на высокую философию. Мол, все они, и Мартынов с Хромовым, и тот же Доватор, сейчас в роли сантехников, очищающих русские земли от хлынувшей на них извне дряни. А быть сантехником и не измазаться в дерьме – это, простите, за гранью возможного.
Хромов был впечатлен, а потому решил отложить дебаты на более подходящее время. Откровенно говоря, на его решение в куда большей степени повлияла усталость – просто не было сил что-то доказывать, спорить… Отлежаться бы. А потому Хромов на скорую руку поел, не чувствуя вкуса, как поленья в топку закидал, и тут же, на подходящей лавке, уснул.
Ощущения на следующий день, когда он проснулся, были такие, словно его долго и с чувством били. Похоже, он как выключился, так и пролежал до самого утра, позы не меняя. Неудивительно, что все тело ныло. А надо было не геройствовать, а отбросить лень, сосредоточиться и перевернуться на другой бок, самокритично подумал он. До кучи, заболело горло, а голову будто сдавило железными обручами. Организм возмущался насилием над своей персоной и отчаянно бунтовал.
Вряд ли это была болезнь, скорее, подступило нервное истощение. Впрочем, это все гадание на кофейной гуще – врачей у них сейчас под рукой не имелось, да и толку от них. Все же медицина здешняя и в будущем – это две колоссальные разницы. А потому Хромов поступил, как подсказывали инстинкты: распотрошил НЗ, добыл паршивый немецкий эрзац-кофе, заварил его и плеснул туда малую толику коньяку. В конце концов, о ГИБДД здесь никто еще не слышал. После приема допинга внутрь он выбрался на улицу, окатился холодной водой, что вкупе с морозцем оказало бодрящее действие, и, немного придя в себя, занялся делами.
Судя по докладам часовых, расклады были не идеальными, но и далеко не критичными. Во-первых, хоть погода вроде и была летная, низкие тучи и тянущаяся по земле хмарь сильно ограничили возможности немецкой авиации. К тому же, несмотря на усталость, технику они успели замаскировать. Самолет над деревней пролетал один-единственный раз, и, судя по тому, что виражей не закладывал, ничего внимания летчика не привлекло. Да и вряд ли немцы вообще искали их так далеко от места боя. Они все же жуткие формалисты и чрезмерно опираются на ранее полученный опыт. Вот известно им, что любые, даже танковые и механизированные части Красной армии перемещаются со скоростью пехоты, и хоть ты наизнанку вывернись. И в голову им не приходит, что если у русских под рукой куча техники, они в мобильности вермахту не уступают, а то и превосходят.
Что же, это радовало. Немцы, конечно, не оставят безнаказанной такую наглость, как разгром крупного соединения и похищение группы офицеров, но вначале им придется восстановить командно-штабную вертикаль, получить новую технику, а главное, найти, куда же делись беглецы. Это у русских какой-нибудь молодой и талантливый командир, наплевав на субординацию и пользуясь тем, что вышестоящего начальства в пределах видимости не наблюдается, мог начать действовать на свой страх и риск. Немцы же, в особенности после жестокого урока, преподанного им Ильвесом, предпочтут дождаться указаний сверху. И – здравствуй, родной устав, который, разумеется, штука хорошая и нужная, но приводит к потере темпа. А значит, и у Хромова со товарищи было время отдохнуть и хоть немного прийти в себя.
Первым делом Сергей осмотрел технику, но его люди были слишком хорошо вышколены, чтобы пустить дело на самотек. Все проверено, заправлено, хоть сейчас заводи да езжай. И это радовало – люди не только усвоили, что от состояния транспорта часто зависит их жизнь, но и неплохо натаскались в обслуживании тех же грузовиков. Мелкие «косяки», разумеется, могут попадаться, но без них в реальной жизни никуда. В целом же все было в норме, а потому осмотр так и остался простым осмотром, без разносов и оргвыводов.
С ранеными дела обстояли хуже. За ночь никто не умер, но и путешествие в тряских кузовах для людей просто так не прошло. Им бы отлежаться, хотя бы недельку. И к ним врачей, которых взять было неоткуда – деревня слишком мала для организации в ней хотя бы простенького фельдшерского пункта, ресурсы советской власти в довоенный период отнюдь не безграничны. Оставалось надеяться на врожденную крепость организмов – те, кто слабей или чьи раны опаснее, давно умерли сами либо добиты немцами, не желающими возиться с «руссиш швайне». Так или иначе, изменить хоть что-то Сергей сейчас не мог, а потому ограничился получением информации о раскладах.
Ну а потом он, вместе с Мартыновым, занялся пленными. Полковник немного оклемался, хотя по-прежнему выглядел бледным и ходил с осторожностью. Да и голова у него, похоже, здорово болела. Хоть он и не жаловался, все равно было заметно. Ну да ничего, злее будет, подумал Хромов, приказав привести самого главного фрица. Ну, в самом деле, не фельдфебеля-шофера же допрашивать…
Первым приволокли того полковника, что получил по морде лица пистолетом. Выглядел истинный ариец шикарно. Рожа, во всяком случае, заплыла качественно. Немец после незапланированных приключений изрядно сдулся, хотя и пытался этого не показывать, демонстрируя окружающим несгибаемый тевтонский дух и презрение высшего существа по отношению к недочеловекам. Не слишком умное поведение в его ситуации, но каждый выбирает по себе. В конце концов, никто не мешал Хромову ответить немцу той же монетой, с чувством зарядив ему для начала кулаком в живот.