Кириленко покраснел, как рак. Историю он и вправду знал плохо, а с женским полом ему стабильно не везло. Ходить налево пытался раз за разом, но результат каждый раз не стоил затраченных усилий, что служило регулярным поводом для подначек товарищей. И, зная это, Сергей нанес coup de grace[21]:
– Не переживай, ходить налево – это норма. Женщина священна… А настоящие мужчины всегда ходят в святые места.
Дружный хохот прекрасно понявших подоплеку людей был ему наградой за проявленное остроумие. Кириленко стал даже не красным – пунцовым. Но, вместо того, чтобы спустить дело на тормозах, – ну, позубоскалят и забудут – вскочил и со свойственной молодости горячностью полез в бутылку:
– А ты кто такой, чтоб меня учить, а? Ты чего себе позволяешь?
Вот это было ошибкой. Конкретной. В любой сколоченной «на коленке» группе, неважно, партизанском отряде или обычной банде, формальные звания имеют не такой уж большой вес. Куда важнее заслуги и близость к вожаку, Сергей же сейчас превосходил танкиста и в том и в другом многократно. Но и спускать наезд с рук было нельзя. Принцип волчьей стаи – любой должен подтверждать свое место в иерархии, и потому реакция последовала незамедлительно:
– Слышь, удод, ты на меня шрифт не повышай. Затру, как магнитом.
Сленг будущего для Кириленко был незнаком, но смысл он понял и назад сдавать не собирался:
– Ты что, боец, совсем о дисциплине забыл?
– А ты у меня присягу принимал? Или давно за колючкой не сидел?
– Ах ты!.. – напоминание об унижении плена заставило Кириленко схватиться за кобуру. «Я думал, он умнее», успел подумать Сергей, удивительно хладнокровно наблюдая за происходящим. Впрочем, нервничать было не из-за чего. Сразу несколько рук схватили развоевавшегося лейтенанта за руки, дернули вниз и отобрали пистолет. И только после этого раздался спокойный, чуть брезгливый голос Мартынова:
– Отставить! Ишь, развоевались. Как будто вам немцев мало…
После этого он высказал очень много нелицеприятных слов о происходящем. Досталось обоим – одному за то, что скандал провоцирует, другому – за полное отсутствие мозгов. В общем, обоих отправили проветриться, тут же и наказание выписав. Кириленко – дежурным по лагерю неделю, Хромову – заниматься все теми же беженцами до тех пор, пока не придумают, что с ними делать. А это тот еще геморрой – и на довольствие ставить, и жалобы выслушать, и маскировкой озаботиться и еще куча мелочей, что, в свете тотального отсутствия дисциплины, превращало работу с ними в филиал вялотекущего ада.
Впрочем, с задачей Сергей, к собственному удивлению, справился. Правду говорят, что кадры решают все, а у него кадры имелись. И для начала «главкадр», в смысле Громов, прихватил за шкирку тех красноармейцев, что уже шли с беженцами. Ну а что? Обстановку они знают, понятие о дисциплине имеют и, что дальнейшая судьба их зависит от того, насколько они будут нужны командованию, тоже соображают. Ну а остальное проще. Так что в течение каких-то двух часов была осуществлена маскировка, выставлены караулы, показано, где можно гадить, а где нельзя, и весьма оригинально решен вопрос с жалобщиками. Просто объявили, что будут рассматриваться только заявления, поданные в письменной форме – и все! А если кто-то не знает языка, не имеет бумаги и принадлежностей для письма – так это исключительно его проблема. И большинство вопросов, явных, а чаще мнимых, сами собой потихоньку рассосутся.
Правда, как Сергею вечером по секрету поведал Востриков, нашлись лихие бабы, что направили стопы аж к Самому Главному, прорвались до Мартынова сквозь охрану и засыпали его претензиями уже на самого Хромова. Тот подумал немного – и вышел из положения, используя опыт младшего. Все претензии в письменном виде. Словом, отмахались.
Куда худшей оказалась проблема с продовольствием. Как только беженцы пришли в себя, то подавляющее большинство тут же решило, что их обязаны не только защищать, но и кормить-поить. При этом собственное же продовольствие может полежать в телегах. Нормальный для людей ход мысли, если только не учитывать, что по запасам группы Мартынова это било, как молотком по стеклу. А намек на то, что коров придется бросить, вызвал бурную истерику. В общем, Сергей в очередной раз убедился, что прав, не желая тащить их за собой. А толку-то…
Вечером он, окончательно вымотанный, сидел на полусгнившем бревне у костра и рассматривал найденную в одной из телег игрушку. Как оказалось, оружия у беженцев хватало. Не только те несчастные винтовки, что были у обезоруженных в первые секунды бойцов. Нашлось еще более тридцати стволов, большей частью, правда, охотничьих ружей, но попадались и вполне себе пристойные экземпляры винтовок, зачастую самых невероятных систем, и даже один автомат нашелся. Причем польский – Сергей даже не знал, что такие бывают. И пистолеты тоже нашлись. В препоганом состоянии, кстати, не особенно за ними следили. Впрочем, Сергей, прибарахлившийся сегодня в дополнение к уже имеющимся стволам реквизированным у погибшего офицера вальтером РР, не особенно ими заинтересовался. Главное, что он понял, вооружены эти люди были неплохо, вот только себя почему-то защищать не пожелали.
Заинтересовавший его образец выглядел в чем-то даже экзотичнее автомата. Изделие польских оружейников носило вкусное имя «Морс» и ничем хорошим, кроме него, не выделялось. Вполне рядовой образец. Облюбованная Сергеем модель, правда, тоже вроде бы обычная – вот только не здесь, а где-то далеко за океаном. Здоровенная, оснащенная скобой Генри дура знаменитого американского сорок пятого калибра[22] с полустершейся надписью Marlin. Этот самый марлин со своим брутальным дизайном и почти артиллерийским жерлом неплохо смотрелся бы в седельной сумке какого-нибудь ковбоя. Ну, или в руках Терминатора из второй серии – там, помнится, было что-то похожее, только более компактное. Но каким ветром его занесло сюда, оставалось лишь гадать. И – неухоженное. Впрочем, похоже, достойным и вдумчивым присмотром за оружием местные крестьяне-беженцы себя вообще не утруждали.
Тем не менее, когда Сергей, с техникой держащийся на короткой ноге, да еще и консультируемый Громовым, кладезью военной информации, перебрал и смазал карабин, оружие оказалось вполне работоспособным, жирно клацало затвором и заставляло шарахаться случайно проходящих мимо зевак. Надо сказать, пушка ему нравилась. Пожалуй, когда он будет возвращаться, стоит взять ее с собой. И «светку». И маузер. И оба вальтера… Блин, и танк уж, до кучи. Вот ведь маньяк-оружейник проснулся, нет бы о вечном подумать, о золоте, к примеру… Только где ж его взять-то?
Хрустнула ветка за спиной. Сергей прикрыл глаза – идиот, сидел в незаметно подползающем сумраке лицом к огню, сейчас и не увидишь ничего, ослепленный пламенем. Несколько секунд придется на слух полагаться – а рука уже легла на кобуру…
– Молодец, рефлексы, необходимые для выживания, приобретаешь, я вижу.
– Не подкрадывайся больше, Александр Павлович, душевно прошу. У меня что-то сегодня нервы уже ни к черту, мог и пальнуть сгоряча.
– Понял, учту, – насмешки в голосе Мартынова, как ни странно, не было. – Покажешь трофей?
– Держи.
Мартынов присел рядом, поерзал, устраиваясь поудобнее, и принялся с интересом рассматривать марлина. Щелкнул для пробы скобой, хмыкнул:
– Да уж… Жаль, патронов к такой экзотике не найдешь.
– Шестнадцать штук есть. Четыре магазина.
– Этого не хватит даже для того, чтобы научиться толком из него стрелять. Впрочем, не бросать же. Мне уже жаловались, что ты ограбил честного пейзанина, ценную вещь присвоил…
– Да и хрен с ними, пускай жалуются, – безразлично ответил Хромов. – Не только у него изъял, кстати.
– А не только он и жаловался. В письменной форме причем. Даже бумагу где-то раздобыли… И грамотея, что по-русски умеет писать без ошибок, нашли. Кстати, автомат я уже посмотрел. Интересная вещь, их и выпустили всего с полсотни штук. У тебя шанс на линкор нарваться и то предпочтительнее выглядел.
– Хочешь – забери себе, – так же безразлично отозвался Сергей.
– И заберу. Вот только я с тобой не о том поговорить хочу.
– А о чем? Чтоб людей не дразнил?
– Именно. Ты пойми, мне вполне хватит сил отстричь башку тому идиоту, что осмелится на тебя наехать…
– Я и сам ему голову состригу, если что.
– Знаю. Но! Сейчас нам не нужны конфликты внутри отряда. От слова «ващще», понимаешь? И я, и остальные знают: ты – это ты. Разведка, командир лучшего танка… Самые опасные задания выполняешь. За тобой идут, не задумываясь. Кстати, в разведку даже конкурс образовался, чем твой зам беззастенчиво пользуется. Храбр, умен, безжалостен – это все о тебе, репутацию создал, молодец. Тебя, кстати, уже человеком без нервов называют… Хотя я тебя назвал бы отморозком.
– Нервы у меня как раз есть. Впрочем, никогда не думал, что так быстро стану… тем, кем стал.
– А ты еще никем не стал, – усмехнулся Мартынов. – Как был сопливым мальчишкой, дорвавшимся до стреляющих игрушек, так и остался. Разве что нервы крепкие и соображаешь быстро, но это не столько твоя заслуга, сколько твоего спорта. Ладно, неважно. Ты – это ты, Кириленко же пока – никто, расклады все понимают. Но и публично унижать человека… Сейчас твою выходку, да и твои нестандартные фразы спишут на бой, усталость и остаточную контузию. Но больше так не делай, пожалуйста.
– Обещаю, – мрачно ответил Сергей. Ему и впрямь было стыдно. – Но если он или кто другой начнет первый – извини, Александр Павлович, отвечу. Не собираюсь я оправдываться перед инвалидом за то, что у меня ноги на месте.
– Ну, вот и ладушки, – отозвался Мартынов, вставая, и хлопнул парня по плечу. – А автомат я у тебя все же реквизирую…
А я вам говорил, я вас предупреждал… Именно эти мысли вертелись в голове Сергея два часа спустя, когда он, сидя за рычагами танка (а нечего прохлаждаться, раз уж на утренние подвиги сил хватило, придется работать, а там уж Игнатьев сменит, и можно будет покемарить), вел свою машину по дороге. «Тридцатьчетверка» обиженно ревела, ей не нравилось тащиться по дороге черепашьим темпом, но что-то изменить не получалось – табор, который к ним все же прилепился, двигался едва-ед