Один из немцев в кузове жестами приказал пленным сдвинуться подальше к кабине. Те исполнили приказание. Немец морщил нос, указывая на пленных, и что-то недовольно говорил своему товарищу. Тот поглядел в их сторону и согласно кивнул.
– Не нравится, что воняет от нас, – шепнул Терцеву сержант.
– Да уж, выглядим как последние бичи, – тихонько проговорил Терцев, проводя ладонями по обритой голове.
Нормально они не мылись уже полгода. Хорошо хоть на прежнем месте пленных остригли ручной машинкой. В кармане капитан прятал осколок зеленого бутылочного стекла, найденного на дороге. Им они регулярно скоблили щетину на щеках. Про то, чтобы постирать одежду, не приходилось и говорить…
Ехали долго. Терцев по дороге прикидывал направления, повороты и скорость движения, пытаясь сообразить, куда их перемещают по отношению к Сувалкам. По его расчетам выходило, что ехали они сначала на юг, потом резко повернули на запад. Как удалось разглядеть сквозь щели в тенте, один довольно большой город проехали, не останавливаясь в нем. От бывших предвоенных границ в этих местах между Польшей и Германией сейчас не осталось и следов. Уже во второй половине дня грузовик притормозил на окраине какого-то населенного пункта. Конвоиры выпрыгнули за борт. Жестами приказали пленным следовать за ними. Когда те выбрались на землю, указали им место у глухого дощатого забора. Танкисты опустились на траву с краю пыльной обочины. Подъехала легковушка. Показывая на наручные часы, что-то сказал своим солдатам артиллерийский офицер сквозь опущенное стекло. Легковушка укатила, а солдаты, достав свои пайки, устроились обедать около грузовика. Приглядывая за пленными, свесив ноги в канаву, на обочине уселся невдалеке солдат с автоматом…
– Пожрать не дадут? – с надеждой тихо спросил Цапа.
Ветлугин посмотрел на жующих вдалеке немцев, сглотнул слюну и молча отвернулся в другую сторону.
– Интересно, куда нас везут? – не успокаивался Васька, теперь уже глядя на Терцева.
Капитан пока что только пожал плечами. Они огляделись по сторонам. Чистая, ухоженная улица с высокими деревянными заборами поднималась вверх и скрывалась за поворотом. Пригревало июльское солнышко. Терцев прислонился к забору и прикрыл глаза…
– Пани, пани! – вернул его из дремоты голос Ветлугина.
Капитан открыл глаза. Напротив них через дорогу стояла девушка в цветном платье и босоножках, надетых на белые носочки. Это было так неожиданно и удивительно, что Терцеву в первый момент показалось, будто он еще спит. Капитан тряхнул головой и протер глаза. Девушка, однако, никуда не исчезла. В руках у нее была плетеная корзинка, из которой торчали закупоренные свернутыми газетами горлышки стеклянных бутылок с молоком.
– Пани, млеко, – просительно проговорил Ветлугин.
Цапа рядом с ним, затаив дыхание, замер без движения, гипнотизируя взглядом корзину.
Девушка испуганно посмотрела на немца с автоматом и осторожно потянула из корзинки бутылку. Конвоир демонстративно повернул голову в другую сторону. Девушка быстро поставила на песок у обочины бутылку и сделала шаг назад. Немец снова посмотрел в их сторону и опять отвернулся.
Бутылка моментально перекочевала в руки Ветлугина:
– Спасибо, пани.
Терцев в упор глянул на девушку. Быстро спросил, почти беззвучно, одними губами:
– Город? Мисто?
Девушка бросила взгляд на немца. Тот продолжал смотреть в другую сторону. Произнесла тихонько:
– Элк.
Не говоря ни слова, Терцев молча указал пальцем в ту сторону, откуда они приехали.
– Августов, – последовал ответ.
Капитан перевел палец в направлении их предстоящего движения.
– Арис. То Ожиш.
Конвоир развернулся в их сторону.
– Дзенькую, пани! – подняв в руке бутылку с молоком, громко сказал Ветлугин.
Терцев благодарственно моргнул глазами и сделал девушке знак уходить. Она поспешила прочь.
– Weg! – бросил окрик охранник, впрочем, скорее для порядка.
Девушка благополучно скрылась за поворотом улицы. Бутылку у них не отобрали. Пустив ее по кругу, пленные быстро выпили молоко.
На место прибыли уже поздно вечером. Когда один из охранников откидывал полог тента и что-то говорил встречавшему их солдату, Терцев успел заметить полосатый шлагбаум, будку часового и отрезок обнесенного колючей проволокой периметра.
«Какой-то новый лагерь?» – мелькнуло у капитана в голове.
После того места, где они так удачно раздобыли молоко, больше остановок не было. Логично было предположить, что приехали именно в Ожиш или его окрестности. По прикидкам Терцева, в общей сложности отмотали от Сувалок по дорогам больше сотни километров.
Вопреки ожиданиям, их поместили не в барак, а всех троих заперли в каком-то чулане. Заводили через большие и высокие ворота высокого то ли пакгауза, то ли ангара, насколько можно было разобраться в темноте. Грохнула за спинами тяжелая металлическая дверь. Провернулся снаружи несколько раз ключ в замке. Огляделись – чулан был каменный, под потолком маленькое окошко с решеткой. Ветлугин с ходу заскочил на кучу ветоши в углу, попробовал рукой прутья решетки. Они были стальные. Соскочил обратно на пол.
Шаря глазами по помещению, Цапа проронил свое обычное, ни к кому даже не обращаясь и не прекращая осмотра:
– Жрать-то дадут?..
Капитан с сержантом переглянулись и усмехнулись.
– Кто спит, тот обедает, – процитировал Терцев фразу, вычитанную в детстве из зарубежных приключенческих романов.
Цапа посмотрел на капитана совсем с расстроенным видом. Вспомнив встречу в Элке, Терцев поинтересовался у Ветлугина:
– А как ты угадал, что та девушка полька?
Насколько Терцев помнил географию, после Сувалок их везли и высадили уже на территории Восточной Пруссии.
Ветлугин улыбнулся с довольным видом:
– Так ведь красивая. Значит, точно славянка.
Сержант поддел локтем Ваську:
– Красивая была девушка? А, Цапа?
– Пожрать бы для начала, – шмыгнул носом минометчик. И закончил вполне резонно: – После этого можно и о девушках поговорить.
Танкисты тихонько хохотнули. Ветлугин с улыбкой развел руками:
– Молодец! Возразить нечего!
– Арис, Арис, – снова с серьезным видом произнес Терцев вслух название городка, в окрестностях которого они, по всей видимости, оказались. – И он же, получается, Ожиш.
– Арис – немецкое название. Ожиш – польское, – неожиданно блеснул знаниями Цаплин. – Эти земли сотни лет кочевали по разным государствам. Тут поляков и немцев вперемежку.
Танкисты уважительно покачали головами. Минометчик уверенно закончил:
– Арис, он же Ожиш, был в Германии. А Сувалки и Августов – в России. Это когда еще все нормально было.
– Это когда же все нормально было? – прищурившись, поинтересовался Ветлугин.
– До 1914 года, – без запинки отвечал Васька.
– Где тебя так учили? – быстро спросил Терцев.
– В школе.
– И где такая школа?
– Город Локоть, – снова потер нос Цаплин. – Брянские мы.
И, чуть смутившись, пояснил:
– Я вот только школу закончил. Потом опять наши пришли и меня в армию забрали.
– Погоди, это ты так при немцах учился? – переглянулись танкисты.
– Да, но только не совсем, – принялся объяснять Цаплин. – К нам немцы в наших краях особо не лезли. Мы там сами управлялись. Но учили интересно. И жили хорошо.
– Давайте спать! – резко оборвал разговор Терцев.
Свалили на пол ветошь, бросили на них шинели и ватник. Проспали до самого утра. Так хорошо они не отдыхали, пожалуй, много месяцев.
Дверь снова громыхнула часов в шесть. Снаружи уже давно рассвело. Под конвоем их вывели во двор. За спиной было здание ангара, в котором располагался каменный чулан. На дворе стояло несколько грузовиков, половина явно неисправных – на приколе. Им разрешили умыться водой из шланга, длинной змеей тянувшегося из соседних ворот. Надо полагать, там находилась автомобильная мойка. Жестом показав, что у них минута, конвоир включил воду. Быстро скинув верхнюю одежду, с наслаждением окатили друг друга из шланга. Благо на летнем солнышке их видавшее виды истрепанное обмундирование сохло почти моментально. Затем охранники уселись рядом с забором завтракать. Когда пленным бросили краюху хлеба, Цапа, прижимая ее к груди и не веря свалившемуся на него счастью, пролепетал:
– Да это ж курорт…
– Интересно, в чем подвох? – отломил себе корку Ветлугин.
– Скоро узнаем, – поглядел на товарищей Терцев.
Их определили работать в мастерской. За ними пришел однорукий немец-старик с длинными бисмарковскими усами, одетый в рабочую куртку и берет. Он немного говорил по-русски. Назвался главным механиком. Имени его танкисты не разобрали и не запомнили. Зато позже, по шутливым разговорам охранников между собой, скорее догадались, чем поняли, что за стариком прочно закрепилось здесь прозвище Гец. Терцев усмехнулся: о подобном персонаже – рыцаре с железной рукой – из эпохи позднего германского Средневековья, кажется, он тоже когда-то читал. Правда, никакого протеза у старика не было и в помине. Зато он заведовал всеми видами работ в ангаре, так или иначе неизменно связанными с металлом. Отсюда, видимо, и прозвище.
Началась ежедневная работа. Они прибирались внутри ангара, таскали ящики с какими-то использованными запчастями, выкатывали наружу и грузили в машины бочки с отработанным маслом. Разгружали новые запасные части и горюче-смазочные материалы. Ангар был разделен на несколько больших секций. Поначалу они трудились в ремзоне для грузовиков. Машины пригоняли в нее своим ходом и буксировали на прицепах. Осуществляли как текущий ремонт, так и восстановительные работы после боевых действий. По углам ангара стояли во множестве двери, крылья, капоты со следами пулевых отверстий. Грудами были сложены изрешеченные осколками доски, снятые с бортов. Из военнопленных были только они втроем. Остальные рабочие происходили из местных – поляки. Видимо, гражданские. Почти все возрастные, лет за сорок. Явно квалифицированные слесари и механики. Их приводили утром через КПП и так же строем уводили по завершении рабочей смены. Находясь как-то вечером во дворе, Терцев заметил, что, пройдя шлагбаум, дальше поляки расходились без конвоя. Можно было предположить, что они вольнонаемные. Заправлял всем однорукий немец – Гец. У него было несколько помощников-немцев, таких же пожилых, как и он сам. Эти производили впечатление опытных практиков-производственников с инженерным образованием. Внутри за ними всеми присматривали двое солдат с винтовками. Пленных никуда с территории не выпускали. На ночь запирали в каменном чулане. Кормили похлебкой и хлебом. Скуднее, чем на лесозаготовках, зато регулярно. Снаружи периметр был обнесен колючей проволокой. Вдалеке маячили по всем углам вышки с пулеметчиками. Обычная картина, к которой пленные уже успели привыкнуть. Со двора они успели заметить одну особенность – снаружи вдоль рядов колючки были выкопаны большие рвы, похожие на противотанковые, а местами з