— Нам пришлось бы употребить силу.
— В таком случае пусть будет, как вы желаете! — сказал Оливье.
Но в тот момент, когда ему собирались завязать глаза, он вдруг вырвался из рук окружавших его людей и, подойдя к столу, за которым заседал таинственный ареопаг, громким и уверенным голосом произнес, обращаясь к председательствующему:
— Полковник Иванович, мы еще с вами увидимся и поговорим!
— Я — не полковник Иванович! — возразил совершенно спокойным и ровным голосом тот, к кому были обращены эти слова.
— Так сбросьте маску! — крикнул Оливье.
— Я не властен в своих поступках, но чтобы ты не мог усомниться в правдивости моих слов, я испрошу разрешения открыть перед тобой мое лицо.
С этими словами председательствующий поднялся со своего кресла; остальные последовали его примеру и, собравшись в кучку, некоторое время довольно оживленно совещались между собой. Затем все заняли свои прежние места.
— Граф Лорагю д'Антрэг, дайте мне слово дворянина в том, что никогда, нигде, ни при каких обстоятельствах, даже и ради спасения вашей жизни, не признаете меня в случае, если мы с вами когда-нибудь встретимся!
— Что вы понимаете под этим? Что, встречаясь с вами вне этих четырех стен и зная, что вы принадлежите к преследующему меня тайному обществу, я должен, в силу данного слова, отказаться от справедливой мести по отношению к вам?
— Нет, я только требую от вас, чтобы вы ни перед кем не выказывали, что знаете меня; что касается вашей мести, то я ее не боюсь, и вы вольны поступать, как вам угодно!
В последних словах говорившего слышалось столько пренебрежения, что кровь бросилась в голову молодому графу.
— Даю вам слово выполнить то, что вы требуете. Но со своей стороны объявляю, что если действительно, как вы говорите, мой брак не состоится, я ставлю на карту против вас и все свое состояние, все свои силы и все свое мужество! До последнего моего издыхания у меня не будет иной задачи в жизни, иной цели, как только месть!
Резкий злобный смех был ответом на слова Оливье, после чего неизвестный председатель медленно приподнял свою маску, и глазам молодого графа представилось старчески бледное лицо, обрамленное густой, серебристой, как иней бородой. Оливье д'Антрэг жадно впился глазами в это лицо, наполовину скрытое чересчур густой бородой, стараясь запечатлеть в своей памяти его черты. Но в этом лице не было ничего характерного, ничего выражающего недюжинную силу, ум или энергию; оно скорее напоминало собой восковую маску, обрамленную театральной окладистой бородой, нечто, скорее напоминавшее «ряженого», чем живого человека в его естественном виде.
Но прежде, чем молодой граф успел взвесить и сопоставить все эти впечатления, неизвестный уже снова надел маску, лампа погасла, и вся зала вместе с присутствующими погрузилась во мрак.
На графа снова надели повязку, затем подняли на воздух и понесли. Вероятно, в повязке заключалось что-нибудь наркотическое, потому что молодой человек снова впал в забытье, а когда проснулся, то уже было около двенадцати часов ночи.
— Это был сон, кошмар! — уверял себя Лорагю.
Однако мелочи и подробности всего происшедшего убеждали его в противном. Прежде всего граф вскочил с дивана и исследовал ту стену, которая казалась ему раздвинувшейся этой ночью, но не обнаружил ни малейшего признака какого бы то ни было механизма.
— Да, наконец, соседний дом принадлежит князю Барятинскому, этому блестящему джентльмену, — думал граф. — Во всяком случае мошенники и шантажисты не могут заседать у него в доме.
Эта мысль показалась ему до того дикой, что он улыбнулся и в конце концов приписал все происшедшее галлюцинации, вызванной странной запиской, которую он нашел на своем столе в спальне.
Позвав Лорана, Оливье приказал разбудить себя в девять часов, так как он должен был рано явиться во французское посольство и оттуда вместе с посланником, предложившим ему заменить отсутствующего отца во время брачной церемонии, отправиться прямо в церковь.
После ухода Лорана граф разделся и лег спать. Спустя несколько часов легкий стук в дверь разбудил его.
— Кто там? — спросил Оливье.
— Это я, Лоран! Сейчас прибыл нарочный от французского посла; вас просят немедленно прибыть туда!
В одну минуту молодой человек оделся, вскочил в экипаж и помчался к своему начальнику. Тот встретил его словами:
— Будьте тверды, мой юный друг, я имею сообщить вам нечто чрезвычайно важное, иначе я не стал бы беспокоить вас в такое неурочное время!
— Я на все готов, г-н посланник, говорите, я слушаю!..
— Так вот, сегодня ночью князь Васильчиков, ваш будущий тесть, был увезен в Сибирь, а его дочь, ваша невеста, отправлена в монастырь!
— В Сибирь… в монастырь! — пробормотал молодой граф, после некоторого молчания и готов был уже сообщить о странном предостережении, полученном им в таинственной записке, но удержался, подумав, что это может оказаться пагубным для него и для его близких а потому, умолчав обо всем, что его смущало в данный момент, молодой человек, собравшись с силами и подавив свое волнение, обратился к своему начальнику с просьбой сообщить ему причины случившегося, если только они ему известны.
— Говорят разное, — ответил посланник, — но докопаться до истины очень трудно. Будьте только осторожны, Бога ради, не допускайте какой-нибудь опрометчивости. Если позволите дать вам добрый совет, то уезжайте скорее отсюда. Я охотно дам вам отпуск, и вы можете немедленно выехать в Париж.
— Я подумаю о вашем любезном предложении и, быть может, воспользуюсь им!
— Да, но у вас нет времени на размышление; вам необходимо сегодня же покинуть Петербург и через двадцать четыре часа переехать границу!
— Так значит, это приказание, а не совет? Ваше превосходительство настаивает на моем немедленном отъезде?
— Да, мой друг, для вашего же блага, и если хотите, я скажу вам, что сам получил предписание от высших властей выдать вам немедленно ваши бумага, хотя мне достоверно известно, что в высших сферах к вам по-прежнему очень расположены. Опасаются только какого-нибудь необдуманного поступка с вашей стороны под влиянием постигших вас огорчений, поступка, который мог бы иметь самые пагубные для вас и для ваших друзей последствия. Поезжайте с Богом и верьте мне: ваше отсутствие и время больше сделают для осуществления ваших планов, чем все, что вы могли бы предпринять в настоящее время.
— Да, но уехать так, не повидав ее, не услыхав от нее ни единого слова утешения, не проникнув в эту ужасную тайну…
— Что же делать?! Отданы строжайшие предписания; вы никаким образом не можете видеть ее!
— Ладно, я покорюсь! Когда я должен выехать из Петербурга?
— Через два часа!
— Но это невозможно: я не успею собраться!
— Оставьте в том виде, как есть, и дом, и штат прислуги, словом, все, как будто вы уезжаете на самое короткое время. Я твердо уверен, что ваше отсутствие не будет продолжительным!
— Будем надеяться! — со вздохом сказал граф, стараясь подавить свое горе и отчаяние, — теперь позвольте мне откланяться!
С этими словами он простился со своим начальником и поехал домой.
— Пусть так, — мысленно решил он, садясь в карету, — я уеду, но вернусь свободный… и тогда!..
Возвратясь к себе, Оливье позвал Лорана и сказал ему:
— Лоран, неожиданные обстоятельства вынуждают меня отсрочить мою свадьбу на некоторое время. Через два часа мы уезжаем в Париж по делам службы. Я не беру ничего из своих вещей, кроме самого необходимого; позаботься, чтобы к назначенному времени все было готово!
Верный слуга, привыкший к такого рода неожиданностям, хотя и озадаченный внезапной отсрочкой предстоящего брака, без возражений принялся за сборы в дорогу.
Оливье д'Антрэг прошел в свою спальню, чтобы захватить с собой те предметы, которыми он особенно дорожил и которые не хотел оставить, и остановился, как вкопанный: на камине лежал точно такой же конверт, как накануне на ночном столике. Схватив этот конверт, он дрожащей рукой разорвал его и прочел содержание записки:
Помни, что через три месяца один из наших явится к тебе за ответом в Париж.
В первый момент молодой граф вынужден был прислониться к камину, чтобы не упасть: до того сильно было его потрясение, но вскоре он овладел собой.
— О, я знал, что то не был сон! Я в этом был уверен! — сказал он. — Но как могли эти люди унести меня из спальни без малейшего сопротивления с моей стороны?
Тут ему вдруг вспомнился стакан сахарной воды с флердоранжем, выпитый им перед тем, как он задремал. Недолго думая, он подошел к столику и, захватив из стоявшей на нем вазочки часть сахара и флакон с флердоранжем, сунул их в свой чемодан, а также взял немного воды из графина, которую он отлил в небольшой пузырек, решив в Париже, на свободе, сделать анализ всех этих веществ. Затем он стал торопить Лорана, спеша покинуть эти места, где в течение одной ночи разбиты были все его надежды на счастье. Он собирал самые необходимые свои документы, бумаги и кое-какие сувениры, особенно дорогие ему, когда Лоран уведомил его о приходе какого-то незнакомого человека, настоятельно желавшего видеть графа.
Каково же было удивление молодого графа, когда он узнал в этом человеке доверенного слугу князя Васильчикова.
— Что такое случилось у вас, Сергей? — спросил он вне себя от волнения. — Быть может, ты сумеешь объяснить мне это? Я ничего не знаю, ничего не понимаю!
— Мы также ничего не знаем, ваше сиятельство, — ответил пришедший. — Сегодня ночью княжна призвала мою жену и сказала ей, чего она требует от меня. Она поручила мне передать вам вот это кольцо, подобное тем, какие носят восточные властители. Княжна просила также передать следующие слова: «Пусть граф д'Антрэг продолжает верить в меня и не дает воли своему отчаянию. Если ровно через два года, в это самое время и в этот самый день, он не свидится вновь со мной, то пусть надавит на камень в этом перстне, и тогда он узнает, чего я жду от его преданности и от его любви ко мне!» Вот и все, что мне было поручено передать вам, граф! Бедная княжна не имела даже пяти минут в своем распоряжении, когда ей было доставлено приказание немедленно отправиться в монастырь; ей даже не дали времени проститься с отцом.