— Ну, что, Блэк? — спросил подошедший дикарь. — Господин Оливье тут, что ли?
Услыхав имя своего господина, собака опустила морду и начала усиленно нюхать под дверью, маша при этом хвостом.
— Значит, здесь, — убедился Виллиго. — Животное нашло след… Оно чувствует, что они здесь, и царапается в дверь.
Блэк глухо заворчал, как бы подтверждая мысль дикаря. Собака как бы негодовала на то, что дверь не отворяется.
— Конечно, они здесь и, вероятно, в плену, — сделал Черный Орел свой окончательный вывод. — Но чей же это дом?
Дикарь отошел в сторону и начал осматривать окрестность. Неподалеку виднелся собор, налево сквер принца Уэльского. Виллиго начал припоминать.
— Да, так и есть!.. Это…
И Черный Орел едва не вскрикнул.
Это был дом португальского консульства. Следовательно, Черный Орел был прав в своих подозрениях, которые старался внушить Дику. Белый шпион оказался предателем. Вероятно, Тидана и его друзья отправились к консулу в гости, а тот взял да и задержал их всех. Вместе с тем у Виллиго появилась надежда. Что-то подсказывало ему, что еще не поздно, что еще можно спасти друзей.
Виллиго чрезвычайно быстр соображал. Он сразу понял, что силой ничего не сделаешь, а ночью не поможет и хитрость. Днем можно было войти в дом белого человека и напасть на него со своими воинами, но следовало ли дожидаться дня? Теперь был еще только пятый час.
Он задумался, опустив голову на грудь. Через несколько минут он вновь ее поднял и бодро выпрямился.
В его голове созрел до дерзости смелый план, в котором отводилась, между прочим, роль и Джону Джильпингу.
Черный Орел оставил Виваго караулить подъезд консульства, а сам с остальными воинами побежал в гостиницу посоветоваться с англичанином. Блэка он побоялся оставить возле дома и взял с собой, привязав за веревку.
Оставив воинов на улице, Виллиго вошел в гостиницу один. Коридорный проводил его в павильон, занимаемый англичанином, который в это время сладко спал и видел во сне, будто он уже не просто Джильпинг, а лорд Воанго, английский премьер, и читает в палате написанную им тронную речь. Вот его приветствуют аплодисментами… Аплодисменты звучат так громко, что лорд Воанго просыпается… И что же? Оказывается, в дверь павильона изо всех сил стучит Виллиго.
— Отворите, Воанго!.. Да отворяйте же!
Джильпинг вскочил, весь встрепанный, и впустил нагарнука. Увидев, что дикарь один, он вскричал с глубокой, искренней грустью:
— Они погибли?
— Не знаю, но дело, по всей вероятности, очень плохо.
И Черный Орел наскоро познакомил Джильпинга с последними происшествиями. Окончив рассказ, он прибавил:
— Если Воанго поможет Черному Орлу, то наши друзья будут немедленно спасены!
— Я к твоим услугам, — отвечал англичанин.
— Хорошо. Черный Орел расскажет тебе одну историю, а ты соображай.
— Я слушаю.
— Два года тому назад Черный Орел был в Мельбурне, и вот что он видел: один скваттер заболел и, чувствуя приближение смерти, послал ночью за консулом своей страны, чтобы тот заверил его завещание.
— Очень возможно, — отвечал Джильпинг. — Консулы обязаны заверять все бумаги подданных своего государства.
— Хорошо, Воанго. Так скажи мне: всегда ли это так бывает?
— Обязательно. Если умирающий пригласит своего консула, то консул не в праве отказаться.
— Так пусть Воанго заболеет и позовет к себе португальского консула.
— Это для чего? — удивился Джильпинг, не отличавшийся быстротой соображения.
— Чтобы Черный Орел и его воины тем временем проникли в консульский дом и освободили пленников.
Джильпинг изумленно взглянул на дикаря. Считая Черного Орла человеком низшей расы, он никак не мог поверить, чтобы ему в голову могла прийти такая блестящая мысль.
— Неужели Воанго колеблется? — с тревогой спросил нагарнук.
— О нет, нисколько. Для наших друзей я на все готов!
— Спасибо тебе! Воанго теперь друг Виллиго, а это не часто бывает! — заметил дикарь и рассмеялся своему невинному каламбуру.
Воанго — болотная неуклюжая птица, служащая обычно добычей орла. Джон Джильпинг тоже рассмеялся, поскольку он не понял каламбура, иначе он бы, наверное, обиделся.
Черному Орлу пришла в голову мысль поистине гениальная, а в данных обстоятельствах, быть может, единственно верная. Как ни был хитер и лукав барон де Функаль, иначе мсье Люс, но и ему не могло бы прийти в голову, что для него расставят западню в самой многолюдной гостинице Мельбурна.
Оставалось только обсудить подробности этого плана. Самый лучший способ исполнения придумал опять-таки Черный Орел.
Португальский консул не имел понятия о Джильпинге, поэтому трудная задача завлечь дипломата в гостиницу выпала на долю англичанина.
Басню придумали необыкновенно простую: будто бы друг Джильпинга, португалец родом, собирался вернуться на родину, составив себе в Австралии огромное состояние, но на пути к дому заболел в Мельбурне и, чувствуя приближение смерти, пожелал написать завещание. С этой целью он и приглашает к себе своего консула, чтобы завещание вышло по всей форме и не подавало впоследствии повода для оспаривания. Все это предполагалось произнести перед сыщиком с подобающей интонацией и ловко разыгранным волнением в конце речи. Звание члена Лондонского Королевского общества, подтвержденное дипломом, должно было окончательно успокоить сыщика.
Остальное подразумевалось само собой: Виллиго со своими воинами, спрятавшись в соседней комнате, бросятся в решительную минуту на консула, свяжут его и затем ворвутся в консульский дом.
Тут Джильпинг вставил от себя замечание:
— Но ведь консул может взять с собой несколько человек провожатых! — сказал он.
— Тем лучше: меньше народа останется в консульстве! — возразил Виллиго.
— Но ведь тогда произойдет борьба…
— Не бойся, Воанго. Они и ахнуть не успеют, как мы их схватим и свяжем.
— Так для этого нужно, чтобы кто-нибудь лег в постель; иначе у них сейчас же явится подозрение.
— Правда твоя, Воанго. Хорошо, в постель лягу я. Как только он подойдет ко мне, я кинусь к нему и схвачу его за горло.
— Этого мало, Виллиго. Нужно, чтобы кто-нибудь сидел около больного, пока я хожу, и встретил нас. Я знаю, что за народ европейские сыщики: чуть, что не так — сейчас же заметят.
— Воанго опытный муж, он настоящий муж совета! — заметил Виллиго.
Почтенный Джильпинг заботился об этих предосторожностях просто потому, что желал сберечь отца для своего многочисленного потомства, супруга для миссис Джильпинг и будущего баронета для Соединенного Королевства.
Он позвонил. Вошел коридорный.
В то время в Австралии все коридорные при гостиницах были народ отпетый, отчаянный.
— Хочешь заработать за два часа сто долларов? — спросил коридорного англичанин.
— А что для этого нужно сделать?
— Покуда я хожу, побыть здесь с этим господином, ничему не удивляться, что бы ни пришлось тебе увидеть и услышать, отворить дверь, когда я вернусь, и быстро убраться вон.
— All right, sir (хорошо, сэр).
Джильпингу очень повезло: коридорный был человеком не безгрешным и боялся властей, как огня. С его стороны нельзя было опасаться доноса или даже просто разглашения.
— Вот тебе сто долларов.
Коридорный сунул деньги в карман, переменил во рту табачную жвачку и преважно развалился на диване.
— Так я ухожу! — сказал Джильпинг.
— Подожди, я сейчас впущу моих воинов! — возразил вождь.
Через несколько минут в комнату вошли пять нагарнуков. Они сбросили с себя плащи и остались в военных национальных костюмах. Коридорный, поглощенный оплевыванием табачной жвачки изо рта в таз, стоявший от него в нескольких шагах, не обратил на вошедших никакого внимания.
Джильпинг обменялся с Виллиго крепким рукопожатием. Торжественность минуты сблизила в этот момент двух людей, столь различных между собой по происхождению, воспитанию, взглядам и убеждениям.
Проходя по двору гостиницы, Джильпинг взял с собой рассыльного, которых держат при гостиницах специально для сопровождения путешественников и исполнения их поручений. Через четверть часа он уже был на месте. Не без сердечного трепета взялся он за бронзовый дверной молоток и стукнул им в доску. Он чувствовал, как сердце у него в груди то заиграет, то, наоборот, усиленно бьется. На первый стук не было ответа. Подождав немного, Джильпинг спохватился, что следует выказать нетерпение, иначе могут не поверить, что его послал умирающий. Он снова взялся за молоток и опять постучал, но на этот раз с гораздо большей настойчивостью.
В коридоре послышались торопливые шаги. Над дверью откинули слуховую форточку, в которой блеснул яркий свет, и чей-то резкий голос спросил:
— Кто тут?
— Джон Джильпинг, эсквайр, член Лондонского Королевского общества по отделению геологии, минералогии и ботаники.
— Что же вам угодно?
— Я желаю видеть господина португальского консула.
— Зачем он вам нужен в такой поздний час?
— Один из соотечественников умирает в «Восточной гостинице» и желает сделать завещание по всей форме. Состояние у него огромное, несколько миллионов.
— Подождите, я ему доложу! — сказал голос на этот раз гораздо мягче.
Прошло минут пять, показавшихся Джильпингу целой вечностью. Шаги послышались снова, и дверь осторожно отворилась. На пороге появился молодой человек, лет двадцати восьми, вполне одетый, несмотря на позднюю пору, и, быстро оглядев англичанина и его провожатого, сказал:
— Входите, сударь; консул согласен вас принять. Только он просит подождать, покуда он оденется.
Джильпинг хотел было отпустить рассыльного, но раздумал. Ему пришло в голову, что за ними обоими непременно будут тщательно следить, а непринужденные манеры рассыльного, который ничего не подозревал, должны были, произвести успокаивающее впечатление.
Ждать пришлось недолго, и впечатление, вероятно, было благоприятным, потому что вскоре вошел барон де Функал