Фролер денно и нощно помышлял о каком-нибудь таком деле; и каково бы ни было действительное положение чернокожего генерала, но с этого дня он нажил себе весьма опасного соглядатая.
IX
ПРОЙДЯ В СВОЮ КОМНАТУ, ОЛИВЬЕ ПОСПЕШНО переоделся, выпил немного коньяку для восстановления сил и, когда он вошел в комнату, где его ожидали друзья, никому бы и в голову не могло прийти, что с ним только что произошло несчастье.
В это время в отдаленном углу гостиной сидел чрезвычайно элегантный морской офицер, разглядывавший альбом. Он вошел без доклада, и его присутствие вносило некоторое стеснение, тем более, что он ни с кем не заговаривал и держался в стороне.
Предупрежденный о той бесцеремонности, с какой сюда явился этот моряк, Оливье прежде всего подошел к нему и спросил:
— Позвольте узнать, с кем имею честь говорить и чему я обязан честью вашего посещения в такое неурочное время!
— Боже мой, да я с вами согласен, что теперь несколько поздно, — заметил гость, — но я слышал, что вы только что приехали из Австралии, и так как я собираюсь поехать туда, то желал бы получить от вас некоторые сведения относительно этой страны!
Оливье стоял в нерешительности, не зная, как отнестись к словам своего гостя, когда тот вдруг разразился громким хохотом:
— Не будем продолжать эту комедию! Я — Люс! Видите, капитан, вы проиграли пари! — обратился он к Джонатану Спайерсу, который держал пари, что узнает его в каком угодно костюме.
— Да, честь вам и слава, господин Люс! — сказал капитан, — не подлежит сомнению, что при вашем таланте вы сумеете быть нам очень полезным!
Появление Люса в образе элегантного моряка являлось не просто шуткой, но и необходимостью в глазах сыщика, который для того, чтобы отвлечь подозрение шпионов Невидимых, каждый раз являлся к графу под видом какого-нибудь другого лица.
Оливье рассказал со всеми подробностями о трех произведенных на него покушениях; друзья решили, что отныне он никогда не будет выходить из дома один, а только в сопровождении канадца и его верного Воан-Ваха, которые вызвались служить ему телохранителями.
— Париж опаснее австралийского буша! — меланхолически заметил старый траппер.
— И скрываться здесь гораздо легче! — добавил Люс.
Бедный канадец чувствовал себя здесь совершенно выбитым из колеи; он сознавал, что он бесполезен в тяжелой борьбе с Невидимыми здесь, где сыщики и полицейские вполне заменяют ружье и револьвер; и старый траппер с нетерпением ждал, когда он очутится наконец среди русских широких степей, где снова почувствует себя вольной птицей полей и лесов.
— Итак, — проговорил Красный Капитан, — «человек в маске» здесь?
— Только он один мог задумать такое сложное покушение! — заметил Люс.
— Впрочем, — продолжал Оливье, — тот отрывок фразы, который я слышал под мостом, не оставляет никакого сомнения!
— Я не думаю, чтобы после вчерашней неудачи он еще долго оставался в Париже, — сказал Люс, — к тому же Верховный Совет, вероятно, горит нетерпением узнать от него все подробности событий, разыгравшихся в Австралии. С рассветом я предприму свой поход и вечером дам вам отчет о результатах моих наблюдений и поисков!
При этом Люс умолчал, что он решил проследить посланника Панамы, дона Хосе Коррассона, участие которого в злополучных приключениях графа казалось ему подозрительным.
Между тем разговор невольно коснулся черного генерала.
— Мне он показался совершенным джентльменом и вполне порядочным человеком! — заметил Оливье, — и я завтра же лично поеду к нему отблагодарить его за участие ко мне!
— Вы этого не сделаете, граф, — сказал Люс тоном, не допускающим возражений. Сыщик решил высказать свои подозрения собравшимся.
— А почему же нет? — спросил Оливье.
— Потому, что я считаю это опасным для вас, может быть, даже для вашей жизни!
— Я вас не понимаю!
— Этот господин не внушает мне никакого доверия!
— Как? Только потому, что он поспешил ко мне на помощь?
— На помощь к вам поспешил не он, а те два полицейских; генерал же явился уже тогда, когда вам не грозила ни малейшая опасность!
— Но он поспешил на мой зов!
— Это он вам сказал?
— Не только сказал, но и доказал, так как очутился подле меня почти одновременно с полицейскими!
— А я все-таки продолжаю настаивать, граф, чтобы вы не ездили к дону Хосе Коррассону; вы еще не знаете коварства и всей силы ваших врагов. Неужели вы забыли, при каких условиях мы с вами познакомились? Помните, агент, избранный вашим отцом и Лораном, приехавший в Мельбурн для того, чтобы охранять вас и ваши интересы, человек, к которому вы питаете полное доверие, оказывается одним из членов Общества Невидимых! И после этого вы продолжаете еще быть доверчивым! Позвольте мне изложить вам факты так, как я их понимаю: «человек в маске» прибыл в Париж раньше вас и, зная, что вы должны приехать, заранее мастерски подготовил вам ловушку: двое из приверженцев следят за вами, третий вводит вас в заблуждение ложным маневром. Все прекрасно продумано. Но «человек в маске» предусмотрителен, он предвидит, что вы умеете плавать, и у него уже наготове лодка; он наносит вам удар веслом, чтобы быть уверенным в успехе. Но и этого еще мало: он предвидит, что вы и на этот раз можете остаться живы и добраться до берега, поэтому и там имеются наготове люди, вооруженные кинжалами. Но ведь и кинжал может промахнуться; на этот случай готовы экипаж и мнимый спаситель, который должен предложить свои услуги, чтобы довезти раненого до дома… При этом чем же собственно рискует этот услужливый человек? Ровно ничем! Полиция констатировала рану, имя и звание пострадавшего. Кому же может показаться странным, что вы умерли от нанесенной вам раны? А мнимый генерал дон Хосе Коррассон доставил бы труп в особняк Лорагю. Разве это не гениально придумано?!
— Вы заставляете меня содрогаться, милый Люс, — сказал, улыбаясь, молодой граф, — но не смотрите ли вы на все на свете как человек своей профессии? На таком же основании мне бы следовало подозревать и обоих полицейских!
— Да, если бы генерал спас вас помимо полицейских, как это сделали последние, спасшие вас от генерала; тогда и полицейские могли бы быть подосланными Невидимыми!
— У вас на все находится ответ!
В то время как Люс говорил, старый траппер слушал его, сочувственно кивая головой, что не ускользнуло от внимания сыщика, поспешившего воспользоваться этим союзником.
— Послушайте, граф, — продолжал он, — обратитесь хоть к мсье Лефошеру, своему лучшему испытанному другу; пусть он выскажет вам свое мнение относительно этого генерала!
— Оливье не поедет к этому генералу! — воскликнул канадец твердым голосом.
— Как, и вы, Дик, того же мнения?
— Господин Люс прав, мой друг! Я, конечно, не отрицаю, что этот господин может быть и весьма порядочным человеком, случайно подоспевшим к вам на помощь, но в том положении, в каком мы теперь находимся, вы должны никому и ничему не доверять!
— А если мы ошибаемся, то какого же мнения будет обо мне этот господин, посланник Панамы, с которым я легко могу встретиться в обществе?!
— Ну, а если мы не ошибаемся? — возразил Дик со свойственной ему настойчивостью, — и если вы не выйдете из дома этого господина?! Помните, как мы в доме консула в Мельбурне были заманены в западню, устроенную для нас самим господином Люсом?!
— Кроме того, — проговорил Люс, — вы, граф, вовсе не обязаны нанести ему визит непременно завтра, особенно ввиду вашей раны; вы можете сделать это и спустя некоторое время! Так дайте же мне два дня срока, и я берусь доказать вам, что я не ошибаюсь!
— Охотно, — сказал молодой граф, — делайте то, что вы считаете нужным!
В этот момент Лоран, не присутствовавший на совещании, вошел бледный, как смерть, и, дрожа всем телом, подал графу большой конверт с печатью Невидимых; такие конверты граф уже дважды получал при условиях, которых Лоран не мог никогда забыть.
— Кто принес это? — спросил Оливье.
— Не знаю! — ответил дрожащим голосом несчастный Лоран.
— Полно, Лоран, успокойся и объясни мне!
— Я ничего не знаю, какими судьбами это письмо попало к нам в дом; оно, как и те два, лежало на маленьком столике у вашей постели!
Граф взломал печать и прочел вслух:
Графу Оливье де Лорагю д'Антрэгу!
Привет! Да примет вас Бог в своем милосердии!
Мы, члени Общества Невидимых, делегаты Верховного Совета, уполномоченные выполнять его декреты, приговори и предписания, уведомляем графа Оливье Лорагю д'Антрэга, что приговором от 20 марта с. г., утвержденным Великим Невидимым, главой всех Невидимых, он приговорен к смерти. Приговор этот должен бить приведен в исполнение в течение трех суток с момента его объявления.
Передано в Париже, 28 марта… года, в особняке Лорагю, в два часа утра.
При чтении этой бумаги невольный трепет пробежал по телу присутствующих.
Не успели, однако, они прийти в себя, как Том, глухонемой негр Красного Капитана, прибыл из замка Тремуаль и вручил своему господину точно такой конверт, какой только что получил Оливье.
— Теперь и моя очередь, — проговорил Джонатан Спайерс.
Действительно, это был второй смертный приговор члену Общества Невидимых под номером триста тридцать третьим, Федору, за государственную измену, как гласил документ, что составляло единственную разницу между приговором Оливье и Спайерса, так как в первом не была указана вина. Зато срок приведения приговора в исполнение был назначен тот же.
Тяжелое молчание воцарилось в дружеском собрании, как вдруг раздался глухой, отдаленный голос, донесшийся точно эхо, который медленно и отчетливо произнес: «Да свершится над вами суд Божий!»