йоне Небесной равнины. То же самое можно сказать о некоторых других специальностях: горшечниках, жестянщиках, красильщиках.
Блейз поставила на место книгу, которую просматривала.
— А что будет, если девушка из дома гончаров выйдет замуж и войдет в семью красильщиков?
Я поежился. Вопрос казался достаточно невинным, но я ясно учуял кроющееся за ним неодобрение, а сама мысль о том, что Блейз позволяет себе осуждать нас, была неприятна.
— Специальность определяется домом, а не семьей. То же самое, кстати, происходит и с именем. Все, кто живет в этом доме, — Гилфитеры до тех пор, пока они в нем живут, независимо оттого, в каком доме родились. Обычно мужчины и женщины стараются найти себе супруга из дома той же специальности. Если же нет, то один из них должен переменить свои интересы. Исключений не бывает. В этом и заключалась одна из проблем Джастрии. Она родилась в доме изготовителей лака, но это ремесло она ненавидела. Когда мы поженились, она сказала, что станет акушеркой, только ей это совершенно не подходило. Она не желала учиться… она… она была бестактна с пациентками и в то же время не умела настоять на своем.
— И никакого выбора у нее не было?
— Выбор в таких случаях невелик: или мужчина переходит в дом жены, или они оба выбирают себе какое-то третье занятие. Только тут еще все зависит оттого, в каком доме окажется свободная комната. В одном доме никогда не живет больше Десяти человек.
— Но ведь наверняка можно построить новый дом.
— Мы этого не делаем.
Некоторое время Блейз задумчиво смотрела на меня.
— И, наверное, новых тарное вы не строите тоже.
Я покачал головой.
— На Небесной равнине и так уже пасется максимально возможное число селверов. Нельзя строить новые тарны: от этого пострадают все.
— Так вот почему ты дал своему брату разрешение завести ребенка… Вся эта система очень… жесткая. — Лицо Блейз оставалось бесстрастным, но скрыть свое неодобрение от моего носа она не могла.
— Ты можешь так считать, но учти вот еще что: никто из жителей Небесной равнины не страдает от голода, холода или одиночества. Никто и никогда. — Мои слова были всего лишь отражением общеизвестного факта, но я не мог не заметить, что они задели какую-то чувствительную струнку в душе Блейз. Она бросила на меня острый взгляд, словно хотела спросить: «Откуда ты знаешь?..» Вот тогда-то я и сообразил, что ее собственное детство, должно быть, было нищим и несчастным. Я поспешил добавить: — У нас на Небесной равнине почти не случается преступлений — ни убийств, ни воровства, — потому что никто не страдает от бедности или небрежения.
— Но и свободы у вас нет.
Я пожал плечами.
— А что более важно?
— Тебе следовало спросить об этом Джастрию.
Я почувствовал себя так, словно получил пощечину, и попятился. Блейз немедленно извинилась:
— Прости меня. Я сказала гадость. Я не хотела причинить тебе боль.
— Нет? А чего же ты тогда хотела?
— Высказать собственное мнение.
— Ну да, я заметил.
— Может быть, наш разговор помог бы тебе понять, что двигало Джастрией.
Я кивнул: возможно, Блейз говорила правду. Она была резкой, эта полукровка, но злонамеренной она мне не казалась. Я отвел глаза и стал без надобности перекладывать пестик, которым мы в ступке растирали травы.
— Я хотел бы кое о чем попросить вас с Флейм. Я предпочел бы, чтобы никто не знал, как в точности умерла Джастрия.
Чтобы никто не знал… о моем участии. Могли бы вы не упоминать?..
— Об этом и просить не нужно, — спокойно ответила Блейз.
Я покраснел. Почему-то, разговаривая с Блейз, я становился неуверенным в себе, как новорожденный детеныш селвера, пытающийся встать на ножки. Она меня подавляла.
— Как ты думаешь, долго ли нам будет безопасно оставаться здесь? — переменила тему Блейз.
Я бросил взгляд за дверь: Гэрровин перед домом разговаривал с группой наших соседей; на мой взгляд, там собралось по одному представителю от каждого дома.
— Похоже, дядюшка как раз рассказывает нашу печальную историю. Отец наверняка поделится с нами новостями за ужином. — Во мне снова проснулось раздражение. — Жаль, что вы не нашли лучшего способа разжиться деньгами, чем обыгрывать тех парней.
— Я тоже об этом жалею. В мои планы не входило раздражать феллиан.
— Разве ты не говорила, что вы добрались до Мекате на морском пони? Если вам требовались деньги, почему было не продать животное?
— Мы совершенно вымотались к тому моменту, когда добрались до мыса Кан. Мы просто рухнули на песок, а пони взял и уплыл. Поверь, то был не самый удачный день в моей жизни.
Я чуть не рассмеялся. Так приятно было узнать, что и эта женщина способна совершать глупые ошибки.
— Она винит меня, конечно, — сказала подошедшая к нам Флейм. — Что-то там насчет того, что тот, кто правит морским пони, не должен беспокоиться о нем на берегу: привязывать животное — дело пассажира. По крайней мере так она заявила, когда проклятая скотина исчезла в волнах. Правда, тогда было уже немножечко поздно… — Флейм ухмыльнулась, но тут же нахмурилась, вспомнив о чем-то. — Послушай-ка, Блейз, а почему Гэрровин заговорил о мяснике?
— Да ерунда! Просто выражение такое.
Однако Флейм гнула свое.
— Уж не хочешь ли ты сказать, что наняла тогда неумелого хирурга, известного тем, что режет своих пациентов насмерть?
— Нет, разве что ты желаешь услышать от меня именно это, — бесстрастно ответила Блейз.
Флейм открыла рот, потом закрыла его, пытаясь понять, что может означать этот загадочный ответ, и наконец сказала:
— Я смутно припоминаю, что тот хирург говорил что-то насчет ампутации руки у собственной жены.
— Ты тогда была в бреду.
Флейм продолжала хмуриться, пытаясь разобраться в своих воспоминаниях. Взгляд, который она бросила на Блейз, был полон подозрений. К счастью, как раз в этот момент матушка позвала нас к столу. Пока я ходил звать отца, Джеймвина и Гэрровина, она показала женщинам, куда садиться. Поскольку моя двоюродная сестра и ее муж отсутствовали, места было достаточно для всех.
Сначала за едой все шло спокойно. Матушка без всяких просьб поставила плошку с водой и насыпала каких-то семян для Руарта. Я гадал, не опозорится ли он, напачкав на столе, и все время искоса на него поглядывал, пока Блейз не бросила на меня выразительный взгляд. О небеса, каким образом эта женщина всегда умудрялась читать мои мысли?
— Вам повезло, — сказал отец, когда все тарелки были расставлены. — У нас сегодня мясо. Один из селверов Томвина вчера сдох, и тушу разделили между всеми домами тарна.
Блейз, которая поднесла было ко рту ложку похлебки, едва не подавилась, а Флейм поспешно отодвинула тарелку.
— Сдох от чего? — небрежно поинтересовалась Блейз.
— Ах, от старости, я думаю, — ответил отец. — Но вы не беспокойтесь: моя женушка хорошо умеет готовить мясо, чтобы оно не было жестким.
— Я думала, что вы все вегетарианцы, — невыразительным голосом сказала мне Блейз.
— Мы просто не убиваем ради того, чтобы получить пищу. Ну а если пища умирает сама собой, то не пропадать же ей.
На лице Блейз появилось странное выражение.
— Действительно… — пробормотала она. После этого наши гостьи в основном налегали на творог, салат и лепешки с маслом. Остальные ничего против не имели: мясо селвера — лакомство, которое нечасто нам перепадает.
Наконец, как я и ожидал, отец заговорил о событиях в Мекатехевене.
— Гэрро рассказал, что вас разыскивают феллиане, — обратился он к Блейз.
— Боюсь, что так, — кивнула она.
— Мы — представители всех домов, хочу я сказать — обсудили дело.
— Мы не хотим причинить неприятности вашему тарну.
— Ну, неприятности все равно будут — из-за участия моего сына. Тут теперь ничего не поделаешь. Выгораживать вас мы не станем — это решено. Но любви к феллианам мы не питаем, особенно после того, что они сделали с одной из нас. — Он имел в виду Джастрию, конечно. — Мы поможем вам выбраться… Вы уверены, что не хотите больше мяса?
— Нет, спасибо. Когда мы должны будем уехать?
— Ну, можно не торопиться, пока мы не получим предупреждения. Джейми приведет с пастбища несколько селверов, чтобы вам было на чем ехать, а моя жена и Тесс приготовят вам припасы в дорогу.
— Твердый сыр и лепешки, — сказала матушка. — Они долго не портятся.
— Вы очень добры к нам.
— Когда доберетесь до спуска к бухте Нида, — продолжал отец, — просто отпустите селверов. Они сами найдут дорогу обратно. Брать вам их с собой смысла нет.
— Ты упомянул о предупреждении… — сказала Блейз.
— Да. Мы всегда его получаем. Как только гвардейцы и жрецы-феллиане появятся на Небесной равнине, они отправятся прямиком в тарн Гар — они всегда так делают. Люди с побережья не знают, где находится тарн Вин, даже если им известно, что Кел отсюда. Пришельцы будут задавать вопросы в Гаре; там их задержат, а тем временем нам дадут знать. Люди с побережья приходят пешком, и им нужно будет нанять и селверов, и проводников… да и поторговаться придется. У вас будет много времени для того, чтобы скрыться. Только не рассчитывайте, что ради вас мы станем лгать. Мы сообщим стражникам, что вы были здесь, и скажем, куда вы направились, если они спросят. Да все равно нечего беспокоиться, что они вас поймают.
— Можешь не говорить мне, я и сама догадалась, — улыбнулась Блейз. — Проводники на Небесной равнине имеют прискорбную привычку сбиваться с дороги.
— Что-то вроде этого, — подмигнул ей отец. Блейз, к моему удивлению, явно ему нравилась, хотя обычно он не слишком жаловал тех, кто приходил с побережья. Отец отхлебнул теплого молока, глядя на меня поверх края кружки. Исходивший от него запах печали стал таким сильным, что я чуть не поперхнулся… но по крайней мере я оказался предупрежден о том, что меня ожидало. — И вот что, Кел… Есть еще кое-что… Мне очень жаль, мой мальчик, но тарн решил отправить тебя в изгнание.
Я почувствовал дурноту, но сказать мне было нечего.