– Муж, – сказал пленный.
– Чей муж?
Сашка корчил из себя следователя, а Жанна думала, чем бы его «погладить», чтоб он лег рядом со связанным человеком. Она выкинула б обоих из салона и… Но услышав ответ пленника, Жанна повернулась к нему.
– Ее муж, – сказал Лев Кашуба.
– Вот как! – изумился Сашка и с торжеством вперился в Жанну своими маленькими глазками. – Значит, наш Вова заказал любимую Жанночку? Ай, как интересно…
– Он нанял меня присмотреть за женой, – сказал Кашуба. – Чтоб с ней ничего не случилось в его отсутствие.
Она не могла, ну, никак не могла себя сдержать, чтоб не вставить шпильку главному живодеру, то есть Алексашке:
– Что, думал, все такие же подлые, как ты?
Шпилька пролетела мимо ушей «живодера», его больше занимал пленник, который сказал:
– В нагрудном кармане удостоверение, посмотри.
Конечно, Сашка вынул из кармана куртки удостоверение, прочел и передал его Жанне…
– Стоп, ребятки! – Заваров поднял руки, когда охранники начали хором оправдываться. – Стоп.
Он не смотрел на двух молодых мужчин, пышущих здоровьем, ему не стоялось на месте, в его голосе чувствовались напряжение и недовольство, интонации были сухими. Всего-то! Алла ждала воплей с конвульсиями, подзаборную лексику и увольнений, то есть ждала заурядных приемов, какими пользуются распоясавшиеся работодатели. Она обманулась? Быть может, Гена при ней разыгрывает вежливость? Впрочем, ей не хотелось стать свидетельницей разноса по-русски.
– Нет, в моем доме, – продолжал Заваров в том же тоне, – имея охрану и оснащение, я не в безопасности? Объясните, как вы проглядели типа, который напугал мою дочь? Где вы были?
– Вот он, вот! – подскочил со стула симпатичный охранник интеллигентного вида, указывая на монитор. – Это запись…
Камера, по всей видимости, расположена высоко, ко всему прочему в этой части дворика темно, так что вместо человека по газону двигалась едва уловимая глазом тень. Пожалуй, заметить нарушителя спокойствия охранникам было сложно, если только не сидеть перед монитором, уткнув в него глаза.
– А нельзя улучшить видимость? – спросил Заваров.
– Максимальная, – разочаровал охранник. – Просто в этой части темно, камера одна, а он в черном…
– Покажи мне эту гнусную рожу, – спокойно сказал Заваров. – Увеличь там… не знаю! Я хочу видеть рожу.
– Рожа… это… она в маске… – растерялся охранник. – Ах ты сволочь! Вышел из зоны видимости!
– Отлично, – хмыкнул хозяин. – А почему вы этого не видели? Почему не забили тревогу? Или вы тут козла забивали?
– Мы вывели на монитор все зоны наблюдения, – смущенно сказал второй охранник, у которого была морда откормленного свирепого пса. – И покурить мы выходили. Простите, шеф, больше такого не повторится. Это недоразумение…
Гена и на сей раз не рассердился на нерадивых охранников, что просто поразило Аллу до глубины души.
– Ладно. Давайте так: продумайте, какие нужны дополнительные меры и предоставьте мне счет. Пойдемте, девушки.
По дороге в гостиную Заваров обнял за узкие и острые плечики притихшую дочь, шутливо пожурив:
– Ну-ну, что я вижу! Моя Майка все еще напугана? Не узнаю…
– Тебе хорошо говорить, – протянула дочь. На нее мистическая голова за окном подействовала реально, как удар тока, после которого долго отходят, если случайно остаются живыми. – Если б ты видел, как он на меня смотрел…
– Я его понимаю, ты же у меня красавица.
– Ой, перестань, папа! – дернув плечами, сбросила его руку Майка. – Он смотрел на меня не как на женщину, а как на… на… – И не нашла подходящего слова, заменила его двумя предложениями: – Он хотел причинить мне зло. Он хотел сделать мне больно.
– Это все твои подростковые фантазии…
Заваров предпринял вторую попытку обнять напуганную дочь, но тут Алла поймала его руку, а обратилась к падчерице:
– Боль? Тебе? Ты его знаешь?
– Нет, – сказала Майка. – Я никогда его не видела.
– Тогда почему он хотел причинить тебе зло и боль, Майя? Как ты сама думаешь?
– Девушки!.. – застонал Заваров, воздев очи к потолку. – Нашли о чем говорить! Товарищ выпил, залез к нам в надежде поживиться, ничего не нашел и решил попугать народ…
– Гена! – перебила мужа Алла. – Ты серьезно так считаешь? А плотный чулок на голову с заранее прорезанными дырками для глаз он нашел на дороге, да?
– То есть?
Заваров начал сердиться, до него не доходило, почему жена впала в беспокойство, как впадают в маразм старики. Но как женщина и мать Алла уловила между страшным убийством мальчика, друга Федьки с Майкой, и сегодняшним явлением в окне некую связь. Хотела бы она возложить ответственность на мужа (он всегда будет виноват, или она его плохо знает), только сейчас Гене предъявить нечего. Кто-то из его заклятых врагов мог открыть охоту на Майку из мести, но как быть с парнем по имени Гарик, мальчик не имел отношения к Заварову? Алла поделилась с мужем опасениями:
– Я думаю, он старательно готовился посетить твой дом, Гена, но что-то ему помешало. Возможно, то, что мы заметили его. И чулок он снял, когда смотрел в окно… а когда убегал, снова надел! Значит, знал расположение видеокамер. Знал, что попадет в объектив. Майя, отвечай, что вы натворили?
– Мы? – подняла плечи Майка. – Ничего…
– Не лги! – рявкнула Алла, идя к ней.
– Только не ссорьтесь, не люблю… – вставил Заваров, однако жена его перебила, она просто ошалела:
– Гена! Неужели не понимаешь, что это не безобидная выходка? Я поехала к сыну…
– Что?! – взревел молодожен. – Ты же была у него сегодня.
– Прости, Гена, у меня душа не на месте.
– Тетя Алла, я с вами!.. – сорвалась за ней Майка.
– А ты сиди до…
Заварову не удалось закончить, некому было приказывать, ибо женщины выбежали из гостиной. Алла как была в халате до пят и шлепанцах на босую ногу, так и села в машину, сиротливо стоявшую у гаража, Майка плюхнулась рядом на пассажирское сиденье. У выезда Алла посигналила длинными гудками, вскоре ворота расползлись в стороны, управляемые охраной изнутри дома, и машина вырвалась на свободу.
Практически пустые улицы напоминали заброшенный город. Обеспокоенная мать неслась на всех парах, превышая дозволенную скорость, нервно тормозила на перекрестках, когда загорался красный свет, от трения панически визжали колеса, а Майка невольно зажмуривалась. На очередном перекрестке девчонка пылко произнесла, ударив себя в тощенькую грудь кулачком:
– Клянусь, тетя Алла, мы никому не делали плохо.
– Не верю, – бросила мачеха, сжимая руль.
Собственно, ей по должности полагается не верить падчерице, однако, помимо статуса плохой тетки, есть материнское чутье. Оно не бывает ни плохим, ни хорошим, оно – чутье, которое предсказывает: темный саван… черный саван…
– Но это же правда! – запищала малявка. – Спросите у Феди!
– Спрошу, обязательно спрошу.
Когда дверь квартиры открылась и показался сын Федька в одних трусах и жующий, босоногий и такой родной, что прошибла слеза умиления. Алла обняла свое ненаглядное чадо, не находя слов от радости. А парень удивился, выразил это, правда, скупо:
– Маня?.. Майка?.. А чего это вы?..
18
Эдгар быстро привык к новым условиям, тем более что по сравнению с лачугой в китайской деревушке они царские. У него были деньги снять в Китае городскую квартиру со всеми удобствами, а он предпочел абсолютную аскезу, как советовал Виталий. И ему нравилось. Вернувшись из Китая, Эдгар оценил блага цивилизации, иметь их совсем неплохо, но возвращаться в городской муравейник не планировал.
Несколько иначе обстояли дела с Ниной. Возродившаяся из небытия подруга беспокоила Эдгара, не давая той полноты чувств, на которую он вправе был рассчитывать, потому что сам готов отдать ей всего себя и все, что имел. При исключительной похожести это была Нина, которую он знал плохо, точнее, вовсе не знал. Что она выкинет через час, минуту, секунду – Эдгар не взялся бы предугадать, отсюда он находился в постоянном напряжении. Поэтому спал чутко и беспокойно, постоянно ожидая со стороны Нины какой-нибудь бомбы.
Этим утром он проснулся, когда в окна стыдливо заглянул рассвет и растянулся во времени, в общем, день неохотно вступал в свои права. Эдгар понял, что теперь ему не уснуть, отбросил одеяло и хотел встать, чтобы начать новый день с медитации и гимнастики, как привык в Китае. Он был уверен: Нина спит, но стоило ему сесть на постели, она положила руку на его плечо, он резко оглянулся.
– Ты пугаешь меня резкими движениями, – потянулась Нина.
На испуганную она не походила ни с какого бока, а вот Эдгар ловил себя на мысли, что… боится ее. Любит, хочет и боится. Ничего ей не сказал он, а встал, умылся, оделся. Гимнастику она все равно не даст сделать, лучше отложить ее на потом, Эдгар занялся завтраком. Сварить манную кашу и нарезать колбасу с сыром нетрудно, Нина даже этого не хотела делать, впрочем, он и не заставлял ее. Она приплелась на веранду в шерстяной кофте, надетой поверх его пижамы, устроилась на стуле, взяла яблоко.
– Кофе? – предложил Эдгар.
– Давай.
Яблоко и кофе не совсем сочетаемые продукты, но кому как нравится, Нина сегодня предпочитала яблоко запивать кофейком, а завтра она, получив чашку и яблоко, выкинет все за окно. Она не расчесалась, спутанные волосы ниспадали на лоб, лицо, плечи, небрежно и не туго завязанные лентой. Наверное, со стороны она выглядела неряхой, но Эдгар видел в ней полуребенка-полуженщину. В быту побеждал ребенок, ничего не умеющий и не понимающий, в отношениях и в постели – женщина с присущим ей изощренным коварством.
– Почему ты не знакомишь меня с друзьями? – неожиданно спросила Нина.
Разумеется, она должна была когда-то задать этот вопрос, а Эдгар не придумал удобоваримого ответа, посему промямлил:
– Понимаешь… понимаешь…
– Не понимаю. Потому что ты не говоришь, что я должна понять.