Достав фотографию, Влада внимательно посмотрела на мужчин, изображенных на ней. Обвела каждое лицо пальцем, а затем сделала такое же круговое движение по периметру рамки и мысленно обозначила: «Глеб…»
Она умылась, разогрела борщ, села за стол лицом к гостиной и стала есть, не ощущая вкуса. Рассматривала мебель, переводя взгляд с одного предмета на другой и постоянно натыкаясь на недопитую бутылку виски. Затем вдруг вскочила и понеслась в прачечную. Просмотрела всю одежду, которая там висела, но ничего больше не нашла. Поднялась наверх, зашла в две другие комнаты. Непонятно, для чего они были устроены — в одной стоял лишь шкаф-сейф, в котором, по всей видимости, Бархатов держал оружие. Комнаты были пустыми, словно хозяин дома, проектируя его, думал прежде всего о том, чтобы увеличить объем, а не наполнение.
В спальне Влада попробовала открыть ящики рабочего стола, но они оказались заперты. Возможно, ключ находился где-то рядом, но что она могла в них найти? Доказательства? Смешно…
Ключей от гаража и гостевого дома у нее тоже не было. Но к этому вопросу она планировала вернуться позже, когда они с Глебом останутся одни.
Она не стала прятаться в своей комнате в ожидании Бархатова. Домработница из нее никакая по сути, поэтому, чтобы отвлечься и привести свои мысли в порядок, Влада взялась за готовку. Достала из холодильника три стаканчика йогурта, так любимого Стасей, и яйца. Нашла в шкафу запаянный пакет муки и сахар. Продукты покупались с какой-то регулярностью, но для чего и зачем — было непонятно, раз хозяева готовили крайне редко. Но даже этого минимума ей хватило, чтобы в памяти возник рецепт пирога, который частенько готовила бабушка. За неимением разрыхлителя погасила соду рисовым уксусом для суши — этого добра у Бархатова стояло аж две бутылки. Смешав все в глубоком салатнике вилкой, Влада отправила вязкое тесто в сковородку со съемной ручкой. Открыв духовку, присела перед ней, оглядывая нетронутые внутренности. На противне лежала бумажная памятка об эксплуатации — от одного ее вида у Влады все всколыхнулось внутри. Повертев ее в руках, она села прямо на пол и прижала листок к груди.
Пироги, снег, Новый год… — счастье состоит из таких вот мелочей, но как же сложно порой увидеть это…..
Она поставила пирог в духовку. Электрическая панель светилась голубоватым светом. Никакой гари и копоти — абсолютная стерильность и порядок. Влада огляделась и прислушалась, впервые не уловив знакомого переливчатого смеха.
— Только не уходи, пожалуйста… — прошептала Влада в эту тишину.
41
Бархатов
В салоне было тепло, еле слышно пахло цитрусовым освежителем, и из динамика лилась печальная джазовая мелодия. Глеб старался как можно ровнее вести машину, чтобы не потревожить Бархатова, и все-таки в какой-то момент пришлось резко вывернуть руль, чтобы не вписаться боком в какого-то ушлого нахала на колесах. Бархатов судорожно дернулся — кожаная папка упала с коленей на пол. Глеб посмотрел в зеркало заднего вида:
— Кирилл Андреевич, все хорошо?
— Да…
Бархатов провел ладонью по лицу, продавливая онемевшие мышцы и взглянул на часы. Каких-то двадцать минут в машине, а у него ощущение, словно он несколько часов провел в яме, где его засыпало рыхлой землей. Внезапно исчезли все звуки, и даже чувства перестали существовать, — лишь яркая точка пульсировала еще в районе сердца, но и ей оставалось гореть совсем недолго… Ни сон, ни явь — абсолютное безмолвие и отсутствие признаков внешнего мира. Ему даже показалось, что еще немного, и он увидит Ее, услышит Ее голос. Она снова будет с ним рядом — возьмет за руку и прильнет к его плечу, лаская своими волосами его шею. И ничто уже больше не разлучит их, и никто не встанет на пути.
Голос водителя вывел Бархатова из этого странного коматозного состояния, в котором ему было так хорошо.
— Тяжелый день? — не унимался Глеб, и Бархатов раздраженно заворочался, поднимая папку с резинового коврика.
Рядом с ним лежал фирменный пакет с ботинком. Пришлось взять его в шкафу секретарской. Вряд ли Вероника обратит внимание на пропажу одного из десятка картонных упаковок с яркими логотипами. А ему было необходимо скрыть от чужих глаз, то, что принадлежало только ему, и оградить себя от неприятных сочувствующих взглядов. Впрочем, было уже наплевать на все. Бархатов действовал автоматически, практически не отдавая себе отчета.
Так же автоматически он и среагировал на слова Матушкина у себя в кабинете. В голове словно петарда взорвалась после «выступления» Олега, но сейчас уже не чувствовал ничего — даже легкого раздражения.
— Это только моя вина! — вдруг громко сказал Глеб и, развернувшись, посмотрел на Бархатова. — Я должен был проверить ее машину. Каждый день проверять… Черт, — он отвернулся, вцепившись в руль.
— Разве я обвиняю тебя? — хрипло произнес Бархатов.
— Нет, но имеете полное право. Я просто не могу понять — как же так? Машина новая. Техобслуживание у дилера только через полгода… Я не понимаю…
— Экспертиза будет готова послезавтра. Сделают быстро и качественно, — устало ответил Бархатов и отвернулся к окну.
— Вы же не думаете, что это подстроил кто-то специально? — Глеб снова посмотрел в зеркало, чтобы поймать взгляд Бархатова. Но тот все так же бездумно продолжал смотреть в окно, и по его лицу гуляли лишь тени от светофоров и фонарей вдоль обочины.
Глеб замолчал, и остаток пути они больше не проронили ни слова. Лишь около дома, когда Глеб первым вышел из машины и подошел к пассажирской двери, Бархатов вдруг вздохнул и как-то странно улыбнулся. Глебу не понравилась эта улыбка.
— Ты должен кое-что сделать для меня, Глеб.
— Конечно, Кирилл Андреевич, все, что хотите.
Бархатов раскрыл папку и достал плотный пухлый конверт.
— Здесь написан адрес. Поедешь рано утром — в четыре. К половине пятого передашь из рук в руки. Если тебя попросят, то отвезешь человека в аэропорт.
Глеб кивнул.
— Выспись хорошенько. Отключи телефон. Я звонить не буду — мне главное, чтобы ты сделал то, о чем я тебя прошу.
— А когда я передам, то… Мне когда отчитаться? Если придется ехать в аэропорт, то я не смогу отвезти вас в офис. Может, я тогда по факту отзвонюсь? И закажу вам машину в охранном агентстве?
Бархатов усмехнулся:
— В этом нет необходимости. Я решу все сам, не беспокойся. Это, — Кирилл ткнул пальцем в конверт, — важнее. Поезжай сейчас домой.
— А… — Глеб бросил взгляд в сторону дома.
— Иди, иди, — махнул рукой Бархатов.
Глебу ничего не оставалось, как выполнить приказ.
Бархатов стоял и смотрел на то, как Глеб садится в машину, как разворачивается, как затем исчезают в темноте габаритные огни. Он не стал открывать ворота, прошел через калитку, открыв ее ключом. Обошел дом и направился к реке, утопая в снегу почти по щиколотки. Холод моментально просочился сквозь дорогую кожу ботинок, заполз под ткань брюк, пробираясь выше. Бархатов остановился на полпути и поежился. В тусклом свете фонарей он не различал даже своего дыхания. Кирилл обернулся, посмотрел на освещенные окна первого этажа и вздрогнул.
Одно лишь болезненное мгновение счастья укололо его в сердце, в следующий момент разбив его на тысячи осколков. Он увидел в окне ту, которая была ему нужна. Но это видение было столь мимолетно и исчезло так быстро, что Бархатов всхлипнул, словно обиженный ребенок, которого поманили сладкой конфетой и тут же спрятали ее. Обида была такой реальной и всеобъемлющей, что ему захотелось упасть прямо в снег и замерзнуть здесь, посреди пустого белоснежного поля, где они со Стасей планировали летом сделать теннисный корт. Но эта была бы слишком глупая смерть, не достойная Кирилла Бархатова. Зачем портить реноме подобной выходкой?
Кирилл вернулся и вошел в дом. Гостиная была залита приглушенным светом. Но даже он сейчас резал глаза. Пахло чем-то приятным, давно забытым, щемяще-сладким. Бархатов поморщился, но, скорее, от неожиданности.
— Добрый вечер, Кирилл Андреевич, — девушка стояла посреди комнаты и смотрела прямо на него.
— Добрый вечер, — хрипло произнес он. — Похоже, вы совсем освоились, — хмыкнул он, снимая пальто.
Она не ответила. Лишь пожала плечами, как бы признавая его правоту.
— Нравится вам здесь? — зачем-то спросил Бархатов.
— Не особо, — ответила она, продолжая изучать его.
— Вот и мне… не особо… — Бархатов бросил папку на тумбочку, но пакет оставил в руках.
— Я пирог испекла, будете? — предложила девушка.
— Буду. Спасибо, э… — Бархатов поморщился, вспоминая ее имя.
— Влада, — подсказала она, вздохнув.
— Вы простите меня, Влада, я не хотел вас обидеть, — Бархатов направился к лестнице. — Я сейчас спущусь. — Он поднялся и, не включая свет, дошел до спальни.
Оказавшись в привычном пространстве, замер, вдыхая знакомый запах. Поставил пакет на кровать, сел рядом с ним, потом упал навзничь и закрыл глаза. Сердце его гулко ухало в груди, пальцы сжимали покрывало. От его движения где-то сбоку зашуршало платье. Бархатов попытался расслабиться, чтобы вернуть утраченные в машине ощущения, но ему это никак не удавалось. Он внутренне звал Ее, сглатывая вязкую слюну, но Она не приходила. Задрожали ресницы и застучало в висках, с каждой секундой все громче и громче. Бархатову уже казалось, что он различает звук молота, и во рту вдруг явственно почувствовался привкус железа. Кирилл набрал в грудь побольше воздуха и задержал дыхание. Стук немного затих, но боль медленно стала опускаться на глаза, а затем сковала затылок. Он перевернулся на бок, и только потом поднялся. Стянул с себя пиджак, бросил его на кровать. Спустившись, на первый этаж, Бархатов остановился и прикрыл глаза рукой, ощутив новый приступ.
— Присаживайтесь, Кирилл Андреевич, — Влада выдвинула стул, приглашая его. — Вам нужно поесть, если вы вдруг захотите немного выпить.
— Да, — согласился Бархатов. — Выпить мне не помешает. Чертовски трудный был день…