… «Эх, Бархатов, Бархатов… Что же ты натворил…»
Опять этот раздражающе знакомый голос. Да, его спрашивали, как это случилось, но она просила, чтобы Он молчал.
«Не надо, Кирилл, никто не поймет».
Он ведь и сам ничего тогда не понял.
Охота была его страстью. Проверкой на прочность и быстроту реакций, осознанием власти над жизнью и смертью.
Господи, кого он обманывал?
Уговорить Стасю поехать с ним на утиную охоту было трудно. Но ему так хотелось, чтобы она разделила с ним это первобытное чувство, что он практически вынудил ее согласиться, ведь умение убеждать было одним из основных его достоинств. Без него он бы не стал тем, кем являлся вот уже долгое время.
Стася — внешне хрупкая, неземная, будто сотканная из шелковых нитей, на самом деле была необыкновенно горячей и стремительной в своих желаниях. Но за несколько недель до той поездки она изменилась. Все чаще и чаще он ловил на себе ее настороженный и задумчивый взгляд. На вопросы о том, любит ли она его, она неизменно отвечала — да. И в этом коротком слове было гораздо больше чувств, чем в льстивых излияниях женщин, бывших у него до этого.
Бархатов знал, что она ни за что не осталась бы с ним, если бы не любила. Вот только он уже не мог представить своей жизни без нее — она была нужна ему как воздух, как телесное доказательство необходимости его существования. Ему нравилось то, что происходило между ними — ее подчинение возбуждало его. Но в то же время он чувствовал, знал, что Стася видит эти границы и, уступая ему, верит, что эта жертва не будет напрасной. Кирилл же не считал возможным чем-то жертвовать даже ради нее. Не видел объективных причин — он мог дать ей все блага мира, приобщить к своему образу жизни, одарить и обласкать, наполнить ее жизнь своей страстью, лишь бы она стала такой, как он хотел.
Стася была достойна всего самого лучшего. И он был именно тем человеком — покровителем, благодетелем и мужем. Отцом, которого она не знала, первым и единственным любовником, демоном, вовлекшим ее в этот чувственный рай… или ад?
Разве он виноват в том, что от ее близости у него голову сносило напрочь? Разве это не есть истинное единение, о котором он даже не мечтал и в которое никогда не верил?
Об одном он только забыл — Стася состояла из плоти и крови. И охота доказала это. Но и тогда он не поверил. Больше того, когда хирург сказал, что нога заживет, и со временем дефект будет почти незаметен, Бархатов был рад тому, что с балетом ей придется расстаться. Какой балет, к чертям собачьим? Зачем?
Список пожеланий к ней был не так уж и длинен по большому счету, и Стасе не составляло труда ему соответствовать.
Кирилл зачем-то пообещал ей, что охота будет бескровной. Понадеялся, что она проникнется, что возбуждение, которое испытывает он от этого действа, захватит и ее.
В машине она смеялась и шутила. Несколько раз спросила, будет ли он пить. У нее просто пунктик какой-то образовался касательно алкоголя. И Бархатова это раздражало. Кирилл уже неоднократно объяснял ей, что он здоров и сам в состоянии позаботиться о себе. Конечно, им обоим в детстве пришлось столкнуться с ситуациями, где пьянство близких становилось угрозой для них. Но постоянно теперь твердить о том, что это вредно, и что пара бокалов шампанского — мировое зло? Бред.
Он велел Глебу остановить машину. Не хватало еще, чтобы тот стал свидетелем их перепалки. Вышел сам и вытащил Стасю. Лес был светлым, утреннее солнце уже начинало расцвечивать раннюю весеннюю зелень. Они пошли вглубь чащи, сопровождаемые птичьими трелями и стуком дятла. Стася вдруг оживилась, побежала, кружась вокруг стволов, пока они не оказались на небольшой лужайке. Повернулась и теперь смотрела на него своими кошачьими серо-зелеными глазами, в которых еще совсем недавно сверкали слезы.
— Кира… Кирилл, посмотри, какое чудо кругом! Давай просто погуляем здесь и вернемся домой? Пусть они сами там… — сказала Стася, имея в виду остальных участников охоты.
— Дурочка, — Бархатов подошел к ней, любуясь чертами ее лица и гладкой кожей, словно светящейся изнутри. — Я и так не поехал туда ночью. Это уже не охота, а променад какой-то.
— Вот и ехал бы… — вдруг ощетинилась она, и ее глаза снова стали мрачными, будто тень съела их ласковый свет.
Он скрипнул зубами. Хотел дотронуться до ее плеча, но Стася отступила, сцепив на груди руки в замок. «Нет, это неправильно, детка, прекращай…»
Он обхватил ее и приподнял над землей. Пронес несколько шагов и прижал спиной к стволу дерева. Обхватив ее лицо ладонями, стал целовать, прикусывая нежные губы. Желание накрыло его, как и всегда от ее близости. Обернулся и удовлетворенно заметил, что они ушли на достаточное расстояние от дороги.
Все что ей было нужно — это доказательство его любви. Женская натура такова, что чувственные наслаждения способны задвинуть подальше злость и плохое настроение. Уж Бархатову-то это было давно известно.
Он расстегнул молнию на ее куртке и сразу же просунул руки под тонкую хлопковую футболку. Стася задергалась, отталкивая его. Кирилл увидел прямо перед собой ее распахнутые глаза.
— Кирилл, пожалуйста… — еле слышно прошептала она, покраснев до самых корней волос. — Вдруг кто-нибудь…
— Кто? — усмехнулся Бархатов. Он знал, что Глеб не пойдет на их поиски просто потому, что внутри у этого парня находится своеобразная чуйка. Нет никакой опасности, есть только желание доказать свою власть над ситуацией. Пусть Стася считает, что он не поехал с ночевкой ради нее, ей совсем не надо знать рабочих моментов, которыми он занят все время.
Против его напора она была бессильна, и вот уже через несколько минут Стася таяла в его объятиях, прижимаясь щекой к дереву. Он видел тонкое кружево трусиков, лежащее поверх спущенных до края берцев брюк, и плавный переход от узких бедер к еще более узкой талии, которую мог обхватить пальцами рук. Податливая и непокорная — его девочка, о которой он знал все. Он не хотел детей и внимательно следил за ее циклом, чтобы избежать сюрпризов. Следовало, конечно, прибегнуть к более проверенным средствам, но Бархатову так не хотелось, чтобы она травила себя всякой химией… И так хотелось именно этого, жаркого и настоящего. Этот день был «чистым», он проверил по календарю, который она вела.
Стася не смотрела на него, пока одевалась. Прерывисто дышала, облизывая пересохшие губы. И всю оставшуюся дорогу молчала, разглядывая лес за окном.
Двумя часами позже, когда они уже были в лагере, Бархатов увлеченно занимался подготовкой к охоте. Натянул вейдерсы и бродники, проверил засидки, спрятанные под слоем веток, зарядил ружье. Краем глаза следил за Стасей, велев находиться рядом с основным шалашом. От реки тянуло свежестью, и на рябой глади находилось уже около десяти подсадок. Матушкин поигрывал манком в руках, и Бархатов видел, как все возбуждены в ожидании стаи.
Они распределились вдоль берега, заняв свои позиции. Первого селезня Кирилл снес точным выстрелом, когда тот стремительно пролетел метрах в пятидесяти от берега, сделав резкий подлет к подсадке.
Многие думают, что утки, как и другие пернатые, глупы. Но это не так. В период гона единственное, что мешает им распознать ловушку, это желание найти пару. Но обнаружив подмену, они довольно быстро соображают и стараются предупредить остальных.
Кирилл чувствовал необыкновенный подъем. Он и так уже был в отличном настроении — небольшое приключение в лесу приятно щекотало нервы. Именно такая разрядка и была ему нужна. Но хотелось большего.
Выстрелы звучали то тут, то там, но все они были направлены в сторону реки. Бархатов вылез из засидки и направился к шалашу. Стася сидела на пеньке, прижав ладони к ушам и уперев локти в колени.
— Пойдем! — он схватил ее за запястье одной рукой, а второй перехватил ружье.
Стася замотала головой, по ее лицу расползлась зеленоватая бледность. Бархатов потащил ее к реке, и уже на месте вдруг вскинул ружье и снова выстрелил. Расправив крылья, подбитая птица несколько секунд фланировала над водой, а затем, перевернувшись в воздухе несколько раз, камнем упала вниз.
— Ты должна попробовать! — глаза Бархатова горели. Он поставил Стасю перед собой и заставил взять ружье. Обхватив ее руки своими руками, вскинул оружие вверх и стал водить им, прицеливаясь. Зажав тонкий пальчик Стаси на спусковом крючке, он навис над ней, выставив ногу вперед, чтобы она не могла пошевелиться.
— Нет! — Стася попыталась вырваться, забилась у его груди. Затем перехватила ствол и попыталась выдернуть его из рук Бархатова.
Он был так поглощен слежением за новой жертвой, что выходка Стаси застала его врасплох. Это было даже сложно назвать борьбой — Стася вырывалась, шипела, словно дикая кошка, била его по лицу, выкрикивая:
— Я больше не могу! Я не хочу! Ты совсем не слышишь меня?! Что с тобой происходит? Ты превращаешься в зверя! Лучше убей меня!
В следующий момент раздался выстрел. Она вскрикнула и осела в его руках.
…Бархатов застонал. По телу пробежала судорога, неестественно выгнув его спину. Что-то тонко зазвенело, и он провалился в пугающую черную бездну.
49
…Ее сон был оранжевого цвета. Он начался с легкого солнечного луча, который коснулся щеки, а затем вспыхнул теплыми искрами и разбежался по воздуху. Эти точки вдруг стали увеличиваться в размерах, и в итоге превратились в круглые оранжево-красные апельсины. Она протянула руку к ближайшему из них, а он внезапно взорвался сочной мякотью, и дивный запах заставил ее сначала улыбнуться, а потом рассмеяться от ощущения полного счастья…
Влада открыла глаза, и ее губы еще хранили эту улыбку. Но апельсиновый запах не исчез. Она глубоко вздохнула и увидела прямо перед собой лежащие на бумажной салфетке фруктовые дольки. За окном находилось здание больницы.
— Проснулась? — спросил Глеб и сгреб кожуру со своих коленей в целлофановый пакет.