— Нет-нет, пусть летит и делает операцию, — подытожил Глеб. Протянув руку, он пожал ладонь врача и зашагал на выход.
Влада же остановилась на полпути и, повернувшись, спросила:
— Это вы лечили Стасю, да?
Дмитрий Эдуардович вздохнул и мягко улыбнулся:
— Да. Сильная девочка — никакой истерики, представляете? А ведь у нее мечта рухнула…
50
Влада прислушалась к удаляющимся шагам Глебам и взялась за ручку приоткрытой двери:
— У вас что, даже мысли не возникло сообщить в полицию о случившемся? Ей же ногу прострелили! Разве вы не обязаны сотрудничать в таких случаях с правоохранительными органами?
Дмитрий Эдуардович хмыкнул и сгреб бумаги. Затем устало посмотрел на Владу:
— Что же вы сами не вызвали наряд сегодня ночью?
— Это другое… — не сдавалась Влада.
— Ваша сестра сказала, что произошел несчастный случай. Я несколько раз спрашивал ее, чтобы убедиться. По мне, так не стоит брать женщин ни на охоту, ни на рыбалку. Нечего им там делать.
Влада сжала зубы, почувствовав, как ее охватывает злость:
— Да вы с Бархатовым одного поля ягоды, как я посмотрю!
Дмитрий Эдуардович удивленно вскинул брови:
— Позвольте… О чем это вы?
— А если она боялась Бархатова? Он же был с ней в тот день, здесь, у вас? Разве могла она рассказать правду в его присутствии?
— Мне бесконечно жаль, что так случилось, поверьте. Я в курсе трагедии с вашей сестрой, которая произошла недавно. Кажется, ее еще не нашли?
Влада вздрогнула, обхватив себя руками. Но врач продолжал говорить, и слова его, будто теннисные мячи, четко и больно достигали своей цели:
— Что же вы сами не приехали к ней тогда, по-родственному? Уж если так настроены, то и решали бы этот вопрос вместе с ней. Я наблюдал ее несколько недель. Она приезжала сюда сначала каждый день, а затем два раза в неделю на процедуры. И выглядела при этом вполне адекватной, если вы об этом. Вот ваш Глеб ее и привозил, когда Кирилл Андреевич был занят. И зачем я вам вообще это рассказываю? — всплеснул он руками. — Вы же меня уже в женофобы, кажется, записали? На пару с Бархатовым. Мое дело — лечить. И лечить максимально хорошо. Если я позволяю себе кое-какие высказывания, то это уж, извините, личное.
— Я не хотела вас обидеть или задеть, — пошла на попятный Влада. — Просто все это так странно звучит и выглядит… Я ведь тоже могу подтвердить, что при мне Бархатов не принимал никаких таблеток. В его аптечке только самые простые вещи. Я даже запомнить название препарата, которое вы упомянули, не могу…
— А я и не говорил его названия. Это общая характеристика лекарственной группы. Используют для повышения давления у гипотоников.
— О… — Влада нахмурилась, вспоминая диагноз бабушки. — Гипертония — это ведь?…
— Это другое, — усмехнулся Дмитрий Эдуардович. — Но вы мыслите в правильном направлении. Самое страшное для врача, знаете что? Когда пациенты сами себе ставят диагнозы. Голова болит — давление. Идут в аптеку — дайте мне от головы. А то, что давление может быть разным при разных обстоятельствах… — он тяжело вздохнул. — Что я вам тут лекцию читаю? Надо было Бархатову читать в свое время. А теперь он лежит, как выброшенный на берег тюлень, и слюни пускает на подушку.
Влада ошарашенно смотрела на Дмитрия Эдуардовича, не в силах представить Кирилла Андреевича в таком состоянии.
— А потом он станет опять нормальным? — через силу спросила она.
— Нормальным? — Дмитрий Эдуардович присел на край стола и с интересом поглядел на Владу. — Покажите мне психически здорового человека, и я вам его вылечу. Это слова Карла Густава Юнга, слышали про такого?
Влада покачала головой и улыбнулась:
— Кажется, у вас на все есть ответ. И все же, — она на мгновение задумалась, подбирая слова. — Вы можете представить, чтобы Бархатов был жесток со Стасей? Что их отношения… ну, личные… могли бы отличаться оттого, что является нормой?
— Между двумя любящими людьми и возникают эти границы нормы. Только они сами могут их для себя провести.
— А в этом своем состоянии он мог бы сделать что-то такое, что ей бы не нравилось?
— Вероятно, да… — осторожно пожал плечами мужчина. — Если у вас что-то болит и болит так, что со временем вы перестаете воспринимать другую, безболезненную часть жизни, словно ее и не было, то начинаете срываться. Ваше сознание хочет избежать боли. Но это вам лучше бы психиатр объяснил. Я больше о благе телесном беспокоюсь, нежели о душевном.
— Я вот просто думаю, почему она, Стася, ничего вам не сказала? Ведь она видела, что с ним что-то не так…
Дмитрий Эдуардович пошевелил губами, а затем произнес:
— Я думаю, она из тех людей, которые любят безусловно, понимаете? Один раз и навсегда. В любых обстоятельствах. Я видел Кирилла — он очень изменился радом с ней. Лично мне было это приятно наблюдать. Бархатов жесткий человек, манипулятор, но в нем изначально заложено много доброты. А все остальное — наносное, навязанное этим миром. Стася, конечно, была еще очень юна, чтобы понять возможные причины его состояния. К тому же ей следовало позаботиться о себе. Я ведь понял, что она танцовщица сразу, как увидел. И потом мы говорили с ней об этом пару раз. О том, что иногда так случается, что мечта исчезает… И от этой боли есть только одно лекарство — новая мечта. Так сказать, схожая по объему и значимости. Но ведь это только на первый взгляд кажется, что это легко — найти новую мечту.
— Да… — согласилась с ним Влада. — Вы абсолютно правы… А что еще она…
— Вы спросите об этом Глеба, вашего, э… друга? Они со Стасей были в очень хороших отношениях. И то, что Бархатов доверял ему, для меня — самая главная характеристика.
Влада услышала шаги в коридоре и выглянула наружу. Молодая медсестра в кокетливой шапочке и с бейджиком на груди, постукивая каблучками, направлялась к кабинету Дмитрия Эдуардовича.
— Значит, они хорошо общались со Стасей… — задумчиво произнесла она еле слышно. — Спасибо вам, до свидания! — добавила громче, выходя из кабинета и пропуская медсестру.
— Всего доброго, — донеслось ей вслед.
Глеба она нашла внизу, у ресепшен. Он стоял, повернувшись лицом к лифту и нетерпеливо постукивал ногой. Увидев Владу, кинулся навстречу.
— Прости! Думал, ты идешь следом, зашел в лифт, а там люди. Сразу поехали, а тебя, оказывается, и нет… Решил, что ты на следующем приедешь. Но все равно волновался почему-то.
Влада внимательно посмотрела ему в глаза, отметив, что беспокойство его действительно не было наигранным. Но слова врача не давали ей покоя. Если Глеб и Стася были близки чисто по-человечески, то почему он так настойчиво это скрывает? Что плохого в дружбе? Если это, разумеется, не переходит какую-то грань… Но представить, что между Стасей и Глебом могло быть что-то большее, Владе мешал сам Глеб. То, как он смотрел на нее, как теплел его взгляд при этом, и как старался коснуться, — все это говорило об обратном. Нет, уверенно подумала она, Глеб бы не стал ей врать…
«Или не стал бы говорить всей правды…» — промелькнуло в голове.
— Пойдем? — предложила она, взяв Глеба под руку.
— Я позвонил Юлечке. Сказал, что мы приедем.
— Хорошо, — кивнула Влада. — А ты сказал ей, что собираешься оплатить операцию Бархатову?
Рука Глеба, лежащая поверх ее руки, дрогнула.
— Это же мое дело…
— А-а… — протянула Влада. — Просто совсем недавно ты говорил, что вам требуются деньги на лечение Гоши. Суммы, на мой взгляд, вполне соизмеримые. Но ты почему-то выбрал Кирилла Андреевича.
Глеб резко остановился. Она увидела в его глазах такую боль и смятение, что почти устыдилась своих слов.
— Прости. Наверное, я слишком резко выразилась. Но я действительно так думаю…
— Все не совсем так, как кажется. Я же не знал, что произойдет такая ситуация. Поверь, Бархатов встанет на ноги и вернет эти деньги. Я уже прикинул, если оформить кредит…
— Глеб, — остановила его Влада и взволнованно продолжила, — у Бархатова есть счета, фирма. Мне кажется, что ты зря не сказал Олегу Ивановичу о том, что Кирилл Андреевич болен. Он сможет разрешить эту ситуацию гораздо быстрее, чем ты.
Выражение лица Глеба изменилось — оно стало скрытным и даже мрачным.
— Я не верю никому.
— Но при этом хочешь все решать за всех? — Влада качнула головой и сунула руки в карманы. — Я надеюсь, ты расскажешь об этом Юле? Дело ведь касается, прежде всего, твоего брата. И она имеет право знать о том, что ты решил сделать. Ей-то ты доверяешь? — она отвернулась, чтобы скрыть выражение своего лица. — Ты же сам говорил, что надо доверять людям, Глеб…
51
Пока они ехали к дому Юлечки, Влада сидела, задумчиво глядя в окно. В салоне пахло цитрусом, и это сбивало с мыслей, возвращая к недавнему разговору и, прежде всего, к поцелую. Она чувствовала на себе взгляды Глеба, брошенные украдкой, но не спешила отвечать на них. Было бы лучше, если бы он заговорил первым. Но Глеб упорно молчал, хотя весь вид его просто кричал о том, какая буря сейчас происходит у него в душе.
Когда они оказались в знакомом уже дворе, Влада коротко вздохнула, настраиваясь на встречу. Возможно, она поторопилась со своим решением, и семья Глеба совсем не нуждается в ней. Но она отчетливо понимала, что ей просто необходимо окунуться во что-то значимое, светлое, доверительное. И лучшее, что она могла бы придумать, это время, проведенное с ребенком. Пусть даже с чужим и больным…
Сердце ее сжалось при мысли о Гоше, но Влада сделала еще один вздох полной грудью.
— Сейчас, я предупрежу, что мы уже здесь, — быстро сказал Глеб, набирая номер.
Влада вышла из машины и прошлась взад-вперед по заснеженной дорожке. Когда хлопнула дверь, она обернулась:
— Наверное, надо было что-нибудь купить.
Глеб подошел к ней и взял за руку:
— Я спрошу. Если что, сгоняю по-быстрому в магазин.
Они вошли в подъезд, и дверь одной из квартир сразу же открылась. Юлечка, в теплом домашнем платье и пышным кульком волос на макушке, выглядела немного растерянной.