Стася — нежный цветок с сильным стеблем, который пробивался сквозь ветер и засуху, навстречу солнцу. Кирилл хотел дать ей этот свет, поместить в оранжерею, чтобы она никогда больше не страдала и была окружена его заботой.
Матушкин Стасе не нравился. Нет, она не говорила об этом открыто, но Бархатов уже научился чувствовать ее настроение, хоть и не всегда понимал, чем оно обусловлено. По большому счету ему даже нравилось, что в присутствии его коллег, время от времени появлявшихся в квартире или в доме, Стася замирала, стараясь не привлекать к себе внимания, становилась почти невидимой. Но разве может такая красавица остаться незамеченной? Учитывая, как Бархатов наряжал ее, какие украшения дарил, и как относился к ней? Да, впервые он демонстрировал свои чувства на людях, бравировал ими, гордился. Впервые готов был во всеуслышание заявить о том, что он по-настоящему счастлив. Но она ускользала в эти моменты, словно не верила в то, что это происходит на самом деле. Глупая маленькая девочка…
Матушкин же, наоборот, не скрывал своего восхищения. Никогда раньше Кирилл не замечал за ним такой неприкрытой лести. Олег сыпал комплиментами, спрашивал разрешения преподнести Стасе цветы. В какой-то момент Кирилл даже разозлился и сказал об этом своему заместителю, чтобы тот перестал вести себя как конченый придурок. Но тот не прекратил выпячивать свою радость от того, что рядом с Бархатовым теперь такая женщина.
Кирилл даже как-то поделился с ним тем, что знал про Стасю — про детский дом и отсутствие семьи. Для него было очень важно, чтобы все вокруг поняли, что она принадлежит только ему. И любой, кто ее обидит, будет держать ответ перед ним.
И в противоположность Матушкину — Глеб…
Однажды Бархатов увидел, как Глеб и Стася разговаривают на улице перед домом. Стася стояла спиной, и он не видел ее лица. А Глеб смотрел на нее. И взгляд его при этом был какой-то странный. Кирилл не смог объяснить его тогда, но подумал, что этому парню доступно нечто такое, что ему, Бархатову, не дано. Он сразу же вышел и направился к ней, чтобы, как всегда, прижать к себе и отгородиться стеной от прочего мира.
Он заметил, как изменился Глеб с его появлением. Через мгновение, услышав смех Стаси, он улыбнулся, но как-то растерянно, словно до этого услышал что-то такое, что озадачило его. Но чем Стася могла удивить Глеба до такой степени?
Бархатов знал, что внутри у этого парня — стальной стержень. Бывают такие мужечеловеки, в которых не находишь изъянов. Но изъян-то был, разумеется. Кирилл сразу понял, что Глеб вряд ли когда-нибудь встанет во главе своей фирмы и будет ворочать многомиллионными средствами. Для этого нужна хитрость, а в его водителе ее не было. Бархатов выбрал его из нескольких претендентов, потому что тот произвел на него впечатление не только отличной физической подготовкой и массой полезных профессиональных качеств. Простое лицо, располагающая улыбка и жизненные принципы — именно это стало пропуском для Глеба.
Глеб был настолько прост и искренен в своем желании выполнять любую работу, чтобы помогать семье, что Бархатов даже не сразу в это поверил. Привык, что все вокруг безбожно врут, преувеличивая свои заслуги и значимость. Поэтому распорядился о повторной проверке. Он принял Глеба на работу и все ждал, когда тот начнет плакаться о брате-инвалиде, просить средства на его лечение. Но так и не дождался. И сам не предложил. Не потому, что не хотел — просто Глеб был из той породы людей, которые изначально будут пытаться все делать сами. И только тогда, когда жизнь прижмет их к стенке, когда захочется выть от бессилия, только тогда они признают свое поражение, чтобы попросить о помощи.
И Бархатов не торопил его. Со временем вдруг понял, что между ним и Глебом возникла теплота. Он настоял на том, чтобы тот пошел на заочное отделение университета. Один звонок — Бархатову это ничего не стоило, а к парню отнеслись внимательнее. Глеб успел сдать экзамены в свой недельный отпуск и радовался как ребенок. И Кирилл, поздравляя его на бегу, уже в машине подумал, что разделяет его радость как свою.
Все эти удивительные метаморфозы случились с ним только благодаря Стасе. Это она вдохнула в него свет, вытянула наружу глубоко сидевшее чувство сопричастности. Много лет Бархатов шел против мира и, наконец, повернулся к нему лицом. Но оказалось, что слишком поздно.
— Где ты?… — болезненно разомкнулись его губы.
Так же болезненно на пару миллиметров приоткрылись глаза. Боль так и осталась точечной, и сейчас Бархатов с удивлением понял, что болит его рука. Он не смог полностью повернуть голову, словно она была зажата тисками, поэтому немного скосил глаза. Его озадачило стеклянное широкое окно напротив. Яркий белый свет, идущий откуда-то сверху, пугал. Кириллу показалось, что стекло от центра пошло волной. Собравшись с силами, Бархатов сфокусировался на этой волне, и сознание тут же подарило ему ее образ.
Она смотрела на него, прильнув к стеклу и опираясь на раскрытые ладони. Огромные печальные глаза были полны слез.
— Стасенька моя… — хрипло произнес он, пытаясь подняться.
Внезапно что-то темное и огромное стало наваливаться на него сверху, погружая в какой-то кокон. Будто крышка накрывала гроб. И Бархатов с ужасом подумал, что не сможет теперь увидеть ее снова, если позволит себе сдаться.
59
— Дмитрий Эдуардович, как он? — спросила Влада, разглядывая через стекло лежащего Бархатова. Медсестра ставила ему капельницу, поправляла подушку, спрашивала о чем-то. Кирилл, с осунувшимся лицом и бледностью, пробивавшейся через загар, отвечал односложно, едва шевеля потрескавшимися губами.
— Главное, что он пришел в себя, — ответил Дмитрий Эдуардович и поправил очки. — Давление удалось стабилизировать — и это главный плюс. Коротко и по существу — я боялся, что Бархатов впадет в кому. Я бы и сейчас не стал сбрасывать со счетов эту вероятность. Сильное переохлаждение, как вы понимаете, тоже не добавляет очков. Но надеюсь, что сюрпризов больше не будет. Могу похвалить Бархатова за то, что он заботился о своей спортивной форме все это время. Сейчас это пошло ему на пользу. Ладно, будем наблюдать. — Он взглянул на Владу. — Как скоро появится ваш важный человек?
— С минуты на минуту! Я вызвалась поехать вперед, чтобы убедиться в том, что с Бархатовым все хорошо. И очень вам благодарна, что вы согласились на встречу. По телефону совершенно невозможно что-то узнать о здоровье пациента. Все так серьезно у вас, Но это и правильно! Не надо, чтобы некоторые знали о том, что происходит с Кириллом Андреевичем. Пусть он окрепнет… — она взглянула на врача в поисках понимания и поддержки.
Дмитрий Эдуардович пожевал губами:
— И поэтому вы настаиваете на его встрече с кем-то?
— Поверьте, это необходимо и крайне важно. Для самого Бархатова. Это… это его адвокат.
— Уж не завещание ли собрались писать? — спросил Дмитрий Эдуардович и тут же кивнул. — Что ж, дело нужное в определенном смысле. Не смотрите на меня так. Везде нужен порядок.
— Там уже у него понаписано всякого… — с горечью ответила Влада. — Уж лучше бы без всего этого… — она нахмурилась. — Когда вы думаете оперировать?
— Профессор Рябцев вылетает послезавтра. Анализы и консилиум — все будет организовано в его присутствии. Сделаем повторное МРТ. А сейчас Кириллу нужен покой и терапия.
— Да, я понимаю! — торопливо согласилась Влада. — Но дело касается Глеба и Бархатова… То есть…
В кармане ожил мобильный телефон. Она быстро ответила:
— Все в порядке! В сознании! — и тут же врачу, — приехал адвокат!
Дмитрий Эдуардович махнул рукой:
— Пусть поднимается ко мне в кабинет.
Он пошел по коридору к лифту, а Влада еще раз посмотрела через стекло на Бархатова. Вздохнув, она нервно потеребила пуговицы на белом халате и последовала за Дмитрием Эдуардовичем.
…Встреча с адвокатом произвела на Владу неизгладимое впечатление. Они не пошли к нему в квартиру, чтобы продолжить разговор. Все, что она хотела рассказать, было произнесено. И даже если собственные фразы казались ей путанными и чересчур эмоциональными, то он, видимо привыкший к такому вот изложению, лишь задавал уточняющие вопросы.
Фамилия его была Рысецкий. Вот так просто, без имени и отчества, ей было предложено называть его: «господин Рысецкий». Возможно, в другое время это бы вызвало у нее какую-то реакцию, но сейчас Владу волновало только благополучие и жизнь Глеба.
Адвокат наблюдал за тем, как она пыталась договориться по телефону с дежурной, чтобы узнать о состоянии Бархатова. А затем, взглянув на часы, сказал, что если Влада уложится за те несколько часов, которые еще есть в запасе, и предоставит ему доказательства того, что Кирилл Андреевич жив и находится в здравом уме, то он готов встретиться с ним. Рысецкий жил и работал в Москве и прилетал в их город только по приглашению людей, которые обращались исключительно к нему для решения своих дел. Влада поняла, что уровень этих клиентов очень высок, и при других обстоятельствах она бы никогда не пересеклась с этим человеком.
Что ж, как бы то ни было, решение оставалось за ней, и она со всей страстностью приняла его. Понеслась в клинику, требовательно заявила о желании встретиться с Дмитрием Эдуардовичем, решительно настроившись на что угодно, лишь бы добиться встречи. Дежурная выслушала ее совершенно спокойно и предложила стакан воды. По всей видимости правила, заведенные владельцем и главным врачом, были все-таки направлены на скорейшее разрешение вопросов, поэтому за те полчаса, которые Влада провела в ожидании врача, нервно расхаживая по приемному отделению, ей удалось кое-как заставить себя успокоиться.
…Она спустилась на первый этаж, и когда Рысецкий, уже в белом халате, появился в поле ее зрения, помахала ему. Они поднялись на лифте, не сказав друг другу ни слова. Адвокат был занят какими-то бумагами, которые держал в руках, периодический отвечал на сообщения, приходящие на его смартфон, и Влада каждый раз вздрагивала и смотрела на него, пытаясь считать хоть что-то по его лицу.