Глеб не стал ждать, когда мужчина очухается — набросился на него, выбивая оружие и заваливая на диван. Ноги Егора в тяжелых ботинках мелькнули перед Владой, и она, прикрыв голову руками, отползла в сторону.
— Дай что-нибудь, чтобы связать его! — крикнул Глеб.
Она вскочила, заметалась по гостиной, затем забежала в ванную и схватила лежащий там галстук Бархатова.
— Лучше бы наручники, наверное… — пропищала, видя, как отбрыкивается их незваный гость.
Глеб скрутил Коломийцева, связав ему руки за спиной и сев на ноги.
— С вами не соскучишься, — выдохнул он.
— С нами? — Влада судорожно перевела дыхание. — Это… это Егор Коломийцев. Я его по приюту знала… Где мы со Стасей были… — она хотела было добавить еще что-то, но покачала головой и прикусила губу. Эпизоды прошлого промелькнули перед ней, словно на быстрой перемотке. Она попыталась вспомнить то, что думала и чувствовала тогда, но испытала лишь брезгливость. Действительно, все что было до сегодняшнего дня, являлось лишь жалкой пародией настоящих чувств. И как же легко можно было вляпаться, не разобравшись… Неужели Стася уже тогда знала о том, что представляет из себя Егор?!
— Глеб, — Владу затрясло, — я тебя люблю! Ты… ты просто не представляешь себе, как я тебя люблю!
— Я тоже тебя люблю! Вызывай скорую!
— 3-зачем?
— Кажется, ему совсем плохо, — Глеб склонился над мужчиной. Тот тяжело дышал, закатывая глаза. — Вызывай скорую, Влада. И полицию…
65
Матушкин гнал свой «субару», время от времени вытирая лоб и подбородок от пота — крупные капли стекали по лицу, заставляя его потеть еще сильнее и вздрагивать от неприятной щекотки.
«Чтоб ты сдох, гнида! Чтоб ты сдох…», — ничего другого на ум не приходило. Эти слова — единственное, что билось в голове заместителя Бархатова.
Схема, которую он придумал, которую так пестовал весь последний год, разбилась, словно тонкое стекло. А ведь Олег Иванович все предусмотрел, контролировал каждый вздох Бархатова, почти сроднился с ним… И надо же было такому случиться, что все сгорело синим пламенем, стоило только ввести в игру бабу! Все зло от них, думал он, и эта мысль стала второй за последний час.
После оглашения — приговора?! — Матушкин почувствовал, как почва уходит из-под ног самом что ни на есть нефигуральном смысле. Главный юрист Голышев смотрел на него так, что Олег Иванович моментально понял — сдаст. Не поможет, не прикроет. Вывернется, как и остальные… Возможно, стоило их поставить в известность о своих планах с самого начала, но тогда роль, которую сам себе отвел Матушкин, стала бы самой незначительной. А Олегу хотелось быть первым всегда и во всем. Разве не Бархатов заметил в нем это, и разве не он все время подначивал его быть вот таким — хладнокровным и циничным?
Олег Иванович заскрежетал зубами, вдавливая педаль газа.
За то время, пока они работали вместе, Олег изучил Бархатова. Его пристрастия, интересы — было не сложно разделять их. Ну вот только разве что спорт, все эти заплывы в бассейне и на реке Матушкину были не по кайфу. Но Бархатов и не настаивал, посмеивался, шутил, и довольно болезненно. Не понимал, что тем самым только усугубляет и разжигает в Олеге ненависть и злость.
Когда Кирилл вдруг стал странно себя вести, Олег сразу заметил это. Нет, для кого-то эти изменения совершенно не бросились в глаза, но Матушкин их не мог пропустить. Бархатов стал уставать — поначалу это выглядело вполне естественно, но вскоре стали заметны и внешние проявления этой усталости — нездоровая бледность, мрачное настроение. Бархатов становился въедливым и желчным в эти моменты, по сто раз перепроверял отчеты, заставлял допоздна просчитывать ходы. Однажды обмолвился, что головная боль совсем не дает спать, на что Матушкин заявил, что это время можно было бы потратить на девушку, которая бы вылечила его от постоянного стресса. Бархатов поморщился в ответ — его напрягали постоянные отношения.
Матушкин долго размышлял обо всем этом. На горизонте уже появилась эта московская фирма, которая предлагала Бархатову слияние. Тогда каждый тендер давался с трудом, и помогали в этом лишь связи Кирилла. Но Олег уже знал через него многих и считал, что Бархатов чересчур осторожничает, лишая себя и компанию прорыва и хороших дивидендов. Вот Матушкин бы совсем по-другому поступил, если бы… если бы…
Озарение пришло однажды утром после собственной бессонной ночи. Оставалось только правильно распределить собственные шаги. С того дня он стал тенью Бархатова, капля за каплей выжимая из него вещи, которые были для Кирилла не столь важными, чтобы придавать им значение, но ставшие основой для плана Матушкина. Он уже знал, какие женщины привлекают его начальника. И поиск такой не был долгим — Стасю Иволгину он заметил, когда был у Гордецкого, директора театра и его старинного приятеля.
Собственно, девочек Гордецкого он и сам частенько пользовал, благо, в этой среде подобные вещи считались абсолютно нормальными. Но Стася, холодная и неприступная, была не в его вкусе. А вот для Кирилла Бархатова могла бы стать лакомым кусочком. Не было в ней интереса к подобного рода отношениям, но попробовать стоило… Во время очередных посиделок Олег пожаловался Гордецкому, что Бархатов совсем сник, и ему крайне необходимо взбодриться. Глядишь, и директору обломится от этого — ведь если Бархатов возьмется за реконструкцию театра, то часть средств, выделенных государством, осядет в их карманах. Кто же сможет переплюнуть компанию Бархатова в областном тендере?
Гордецкий, мужик понимающий, сразу же согласился. На следующий день он пригласил Стасю для разговора в присутствии Матушкина. И им не пришлось долго рассусоливать, чтобы дать понять этой девочке, что им от нее нужно. Олегу этот разговор доставил особенное удовольствие — видеть, как она сжимается перед ними, как ее глаза наполняются сначала надеждой, а затем болью. Ей хотелось танцевать главные роли. Эта дурочка действительно считала, что сможет быть кем-то. Но в этой жизни ничего не бывает просто так. Матушкин назвал сумму — ничтожно малую, но она согласилась. А когда назвал фамилию Бархатова, вдруг вздрогнула и покраснела. Еще бы, такой породистый жеребец! Девке так повезло, что тут уж как ни назови, а сделка должна была выгореть. И стараться особо не надо — увлеки его до звона в яйцах и покажи ему небо в алмазах!
Матушкин заплатил ей и заставил написать расписку. Так, на всякий случай, чтобы девка не спрыгнула с крючка и сделала то, что нужно.
А потом она позвонила ему и сказала, что Бархатов ведет себя странно. Как будто он и сам этого не знал. Советовалась с Олегом, как поступить, потому что Кирилл ее не слушал, хоть и выглядел уже по-другому — стал чаще улыбаться и меньше засиживаться в офисе. Любовь животворящая, мать ети… Матушкин хохотал тогда до слез, выговаривая Стасе: «Бачили очи, шо выбирали. Теперь жрите, хоть повылазьте…»
И сама того не ведая, Стася натолкнула Олега на одну мысль — ляпнула что-то про скачки давления. Мол, то спит, как убитый, то успокоиться не может… Заботливая подстилка!
Матушкин убедил ее, что Бархатов здоров, как бык, а сам при первом же удобном случае добавил Кириллу один препарат, который остался еще от матери. Чем черт не шутит, подумалось ему. И вот тут он попал в десяточку! Бархатов впал в прострацию на несколько часов, благо, они находились тогда у Гордецкого. А на следующий день не помнил ровным счетом ничего!
Препарата было достаточно, чтобы «выключать» Бархатова время от времени и наблюдать за тем, что происходит. А происходило много чего… Следы этого Стася демонстрировала на собственном теле.
«А как ты думала, детка? За все надо платить…»
Олег Иванович уже видел, как пестрят заголовки газет: «Кирилл Бархатов — психически больной», «Владелец крупнейшей строительной компании сошел с ума». Все шло по плану…
Пока Бархатов не сделал ход конем. Вернее, не спустил все коню под хвост…
«Что б ты сдох, падла! Как и твоя девка!»
Из-за нее все растянулось так надолго. Вообразила себя ангелом-хранителем! Следила за тем, что Бархатов ест и пьет, вилась вечно вокруг него. Он даже на охоту ее притащил! Но там-то Олег ткнул ее носом и в ее продажность, и в расписку! Показал этой шкуре, где ее место.
Хорошо, додумался, что можно добавлять лекарство в спиртное. Стася не пила, а потому связывала перепады его настроения только с этим. Возможно, если бы Кирилл прислушался к ней, то план Матушкина не сработал бы. Но Бархатов всегда все делал по-своему.
Никто не должен был знать о том, что придумал Матушкин. Никто и не знал… Но эта новая девка, Влада, одной лишь фразой заставила его задохнуться от страха быть раскрытым. Никто вокруг не принял ее слова как нечто важное. Всех интересовало только то, что будет дальше с фирмой…
«Откуда она узнала?! Как поняла?!»
Матушкин ругал себя последними словами за то, что не забрал оставшиеся бутылки из дома Бархатова. Но как бы это выглядело со стороны? Опозориться перед теми, кто был с ним, он позволить себе не мог.
Сейчас главным было обезопасить себя. А уж как оно дольше сложится, посмотрим, размышлял Матушкин. В ушах гулко колотило, перед глазами стояли только коробки с виски, в крышках которых были отверстия, сделанные тонкой иглой…
Олег Иванович в нетерпении остановился перед шлагбаумом и, когда тот поднялся, помчался к дому Бархатова по заснеженной дороге.
Ворота были открыты. Машина охранника стояла на том же самом месте.
Матушкин выскочил из автомобиля и кинулся в дом, не замечая ничего вокруг. В ушах уже грохотало от близости спасения. Ворвавшись внутрь, он не сразу понял, что изменилось. Но где-то в подсознании возник звук, который был ему знаком.
Олег Иванович медленно вошел в гостиную и тут же подумал: «Сирена… полицейская сирена!»
66
Сквозь легкий туман перед глазами Влада наблюдала за тем, что происходило вокруг нее. Большой красивый дом Бархатова сейчас напоминал вокзал — по нему бродили люди в форме, снимали отпечатки, пачкая поверхности черным порошком, громко разговаривали, постоянно выходили на улицу курить, оставляя влажные следы на паркете. Казалось, они совсем не чувствовали себя здесь гостями. Собственно, чему удивляться — так уж заведено, что таких гостей приглашают только в экстренных случаях.