ей, но Бархатов каждый раз морщился от одной мысли о наследниках. Он не был чадолюбив до зубовного скрежета. Быть может, он думал бы иначе, если бы у него были сестра, или брат, к которым бы он привязался, но этого не случилось.
И слава Богу — так ещё год назад говорил себе Бархатов, наблюдая из-за огромного окна своего офиса за мельтешащими внизу людьми. Слишком хлопотно…
В дверь постучали. Вслед за стуком раздалось робкое покашливание:
— Кирилл Андреевич?
Бархатов повернулся. Кивнув Матушкину, сел за стол, плеснул воды в стакан. Олег, аккуратно прикрыв за собой дверь, сел напротив и положил перед собой телефон. Бархатов молчал, давая заму возможность начать первому.
— Кирилл Андреевич, я по поводу тендера, — Матушкин отвёл глаза. — Тягаться с москвичами, знаете ли… Я тут посчитал, проверил всё — выхлоп-то копеечный, а вложений потребует много. Этот заводишко легче снести, чем модернизировать. Что вы, ей-Богу, зациклились на нём? Мало, что ли, других объектов?
Бархатов приподнялся над столом и сжал стакан. Тонкое стекло хрустнуло.
— Ты что это выдумал — учить меня?!
Матушкин выпрямился и замер, завороженный этой ледяной волной.
— Вы просили посчитать, я сделал… Я понимаю, что сейчас вам…
— Я не прошу твоих советов, — припечатал Бархатов.
Матушкин внимательно посмотрел на него.
— Хорошо. В этом случае можно попробовать такой вариант — продавить ситуацию с помощью мэра. Вы ведь… — он поискал слова, — будет лучше, если вы сами…
Бархатов с шумом втянул ноздрями воздух.
— Да, мне придётся сделать всё самому. Как и всегда. Перешли расчёты мне на почту. — Бархатов замер, уставившись в одну точку. — Вероника здесь?
Матушкин медленно кивнул. Его губы тронула еле заметная усмешка:
— Да, я вызвал ее.
— Тогда пусть зайдет, — велел Кирилл и отошёл к окну. Сердце его вдруг заколотилось, в голову полезли странные мысли, накрывая удушливой волной.
Как там говорят — клин клином вышибают? Вот и Стася вышибла его клином, прошлась по нему катком. Неужели он сам позволил ей сделать это? Как вообще это могло произойти?!
О появлении секретарши Кириллу возвестило дробное постукивание каблуков.
Бархатов медленно повернулся и пристально оглядел её. Сколько он уже не прикасался к этой красивой блондинке? Кирилл втянул носом запах её духов и поморщился. Слишком резкие, приторные, слащавые, как и глянцевый блеск на полных губах. Печальный, соболезнующий взгляд.
Правая бровь Бархатова дрогнула — что не так? Он всегда был добр по отношению к Веронике, если это не касалось работы. И всё же, кажется, он отпустил вожжи, если даже секретарша позволяет себе так явно демонстрировать жалость.
Бархатов потянул за узел галстука, освобождая горло.
— Запри дверь, — он снова оглядел фигуру Вероники. Кажется, она поправилась на несколько килограмм, и это явно делало её старше. Ну, не жить же он с ней собрался, в конце концов. Та, которая удовлетворяла его желания, теперь лежит окоченевшая на дне промёрзшей реки…
— Кирилл Андреевич, — произнесла Вероника, не двигаясь с места. Оглядев стол, она заметила треснутый стакан и лужу. — Мне очень жаль… Это так страшно…
Бархатов подошёл к ней и заправил выбившийся локон за ухо девушки. Сразу почувствовал, как она отстранилась — лёгкий взмах ресниц, еле заметное движение пальцев. Сбившееся дыхание натягивало ткань на её груди. Кирилл начал судорожно расстёгивать пуговки на белой блузке, стараясь как можно быстрее добраться до кружевного белья.
— Кирилл Андреевич, — Вероника вдруг резко положила ладонь на его руку и крепко сжала останавливая. — Вам плохо, я всё понимаю, но…
— В чём дело? — спросил Бархатов достаточно громко, чтобы секретарша буквально подскочила на месте.
— Кирилл… Андреевич, я замуж выхожу через месяц.
Брови Бархатова приподнялись от удивления.
— Ты?…
Прозвучало это в том же духе, что «И ты, Брут». Медленно опустив руку, смотрел на неё, ожидая продолжения.
— Я говорила тебе… вам… Подумала, что на свадьбу приглашать, наверное, не стоит… Я надеялась, что… ты поймёшь… — путанно произнесла Вероника, моментально покрывшись рваным румянцем. — Мы ребенка хотим завести.
Раньше Бархатову очень нравилась эта её способность даже в самые откровенные моменты краснеть, словно наивная девочка. Но Веронике до чистого ангела было так же далеко, как до Луны.
— Я не претендую на ни на тебя, ни на отцовство для твоего будущего ребёнка, — криво усмехнулся Кирилл. — У меня нервы на пределе. Мне просто нужна хорошая разрядка. — Он стащил галстук и бросил его на стол, попав в центр лужи. Попрощавшись с шёлковым творением за триста евро, он перевёл мрачный взгляд на секретаршу.
По лицу Вероники текли слёзы. Нос её распухал прямо на глазах, и две мокрые полоски расчертили идеальный до этого макияж на щеках. Вероника сглотнула, всхлипнув, и через силу стала опускаться на колени перед Бархатовым, держась за его локоть. Кирилл ещё помнил, как были грациозны и плавны её движения раньше. Не такие, как у Стаси, конечно… Вероника никогда не любила Бархатова, но он ей нравился. И Кирилл знал это. Он видел интерес в её глазах с самого первого дня знакомства в его офисе. Их сближение произошло так же быстро, как он выпивал первую чашку кофе по утрам. Молодая, толковая баба, которая знает, чего хочет.
Бархатов был успешен и хорош собой. Любая женщина задерживала свой взгляд на его лице и фигуре, замирала от звука его голоса и дрожала от случайного прикосновения. Вот только Бархатов старался ни к кому не прикасаться даже случайно. Он был достаточно брезглив и бережлив по отношению к себе, и именно это влияло на выбор его окружения. Вероника не была глупой, и тем более, ветреной. Бархатов знал, что она ни с кем не спала и не встречалась, пока находилась в отношениях с ним. Собственно, в каких отношениях — договорённости.
— Ты же сам сказал… Что она… она для тебя… — Вероника вцепилась в его ремень и почти повисла на нём, не закончив предложения.
Бархатов смотрел на неё сверху вниз — на то, как она пытается одеревеневшими пальцами расстегнуть этот чертов ремень, как её светлая макушка подрагивает от еле сдерживаемых рыданий. Он отодрал от себя её руки и прорычал:
— Умойся. Не хватало ещё, чтобы тебя увидели с таким лицом. — Затем Кирилл вернулся за стол и тяжело опустился в кресло.
— И-извините, — прошептала Вероника, но Бархатов уже не видел её лица.
— Убери здесь всё. И… забудем про это недоразумение.
Вероника засуетилась, промокая разлитую воду бумажными салфетками:
— Звонил Гордецкий, — она высморкалась. — Опять спрашивал, что ты… вы решили по поводу реконструкции. Напоминал про обещание.
Кирилл потёр левую ладонь — верный признак прибыли. Странно так реагировать на слова о Гордецком — что можно взять с этого придурка и его вертепа, то бишь, театра. Бархатов покачал головой — зря он так… Стасю он нашёл именно там.
— Что ему передать? — робко вставила Вероника.
— Ты его любишь? — вдруг глухо спросил Бархатов.
— К-кого? — не поняла секретарша.
— Того — за кого замуж выходишь.
— Он очень хороший, — снова покраснела Вероника. — Мне с ним спокойно…
— Дура ты…
— Ага, — быстро согласилась она. Губы ее опять страдальчески задергались. — Кирилл, мне очень жаль…
— Ладно, иди. Забудь всё, — поморщился Бархатов.
— Спасибо, Кирилл… Андреевич, — Вероника приложила руки с осколками стакана к груди и попятилась к выходу. — И вообще, спасибо за всё! За клинику, за маму… Сама бы я не смогла, это такие деньги… Спасибо…
Когда дверь за ней закрылась, Бархатов нахмурился. Ах да, конечно, мать Вероники с каким-то заболеванием — он даже не углублялся в эту тему. Пансионат, уход, сиделка…
— Какого чёрта? — хрипло произнёс он и сжал голову в тисках собственных рук.
10
Воскресенье. Влада
Выходной день прошёл словно в тумане. Перед глазами Влады постоянно возникала картинка из ресторана, Бархатов и Стася. Внутри зародилось какое-то новое чувство, замешанное на злости и сожалении. Его горечь разъедала, изводила, лишала сил. Ко всему прочему добавилось першение в горле и головокружение. В субботний вечер она промёрзла и снаружи, и внутри.
Никакие слова и мысли не способны были успокоить её. Хотелось выть от осознания собственной никчёмности. На что она надеялась? Что Бархатов выберет её? Нет, нет и нет!!! Но не Стасю же… Чёртова Стася…
Почему ты бегаешь от меня? — Стася поймала её у двери в туалет.
Влада огляделась и напряглась, оставшись с ней наедине.
— Я не бегаю. Уроков много.
— А… — усмехнулась Стася. — А я думала, боишься, что побью.
У Влады перехватило дыхание, что не осталось незамеченным. Стася скривила губы:
— Ладно, я всё поняла. Подарок хоть понравился? Быстро нашла?
Влада сунула руку в карман и нащупала цепочку.
— Да… Я тебе ее верну.
— Вернёшь? — удивилась Иволгина. — Не надо, носи! — Она развернулась и зашагала по коридору прочь.
Забор заварили. Вечером, когда Влада находилась в комнате, её соседки бурно обсуждали последние события. Влада лежала на кровати, вперившись глазами в книгу, не в силах прочитать ни единого слова. Она прислушивалась к разговору девочек, но сама помалкивала. Стасе досталось от старших ребят. Про Владу не было сказано ни слова. Иволгину она видела потом с синяком на скуле, но та продолжала хохмить и заниматься своей балетной гимнастикой во дворе каждое утро. Авторитет Стаси не упал, ее будто бы даже поддерживали. Стася вела себя как ни в чём не бывало и с Владой — здоровалась коротким «привет!» и проходила мимо.
Так продолжалось некоторое время. Недели через три после случившегося Стася заглянула к ней в комнату и попросила черную водолазку на выступление. Влада, разумеется, дала.
Она знала, что Стася будет танцевать перед всеми на сцене. Репетиции, которые проходили в актовом зале, привлекали внимание не только преподавателей, но и воспитанников. На концерт должны были приехать спонсоры и люди из попечительского совета.