1
Мирослава притягивала точно магнит. Иногда Матвей вдруг ловил себя на странном желании – смотреть и смотреть на эту темноглазую девчонку с губами, обведенными черным, с бешеными, слегка раскосыми глазами и крошечным камушком-сережкой в левой ноздре.
Вроде бы ничего такого особенного и выдающегося нет в облике Мирославы, но она глянет с легким прищуром, поднимет брови аккуратным домиком, и ее темная внутренняя сила выплеснется наружу мощнейшим потоком.
Конечно, она была холериком, эта Мирослава. Конечно, умела быстро принимать решения и ничего не боялась. И конечно же она была страшно независимой. Вот вроде бы приходит каждый вечер к Матвею голодная, взъерошенная и даже расстроенная. Одинокая, неприкаянная, отчаявшаяся. Но Матвей чувствовал себя рядом с ней так, словно это он не ел пару дней и не видел ни одного доброго лица. Ее тепло, энергия, уверенность в себе согревали и притягивали. И когда Матвей, повинуясь мощному порыву, вдруг прижался губами к ее прохладным и немного сухим губам, его пронзила дрожь.
Конечно же Мирослава не нуждалась в его поцелуях и не хотела близких отношений. Она отшатнулась от него, как от пылающего огня, мотнула головой и решительно выставила вперед ладони, запрещая придвигаться ближе. Словно между ними прочной стеной стояло их происхождение. Словно они были параллельными прямыми, которые никогда не пересекутся.
Матвей не обиделся, он догадывался, что так будет. Он чувствовал это расстояние между собой и девчонкой и отлично понимал, что не преодолеет его никогда. Они не будут вместе. Мирославе Новицкой нужен кто-то такой же сильный, как она. Такой же решительный и крепкий, как могучий дуб, растущий около дедовой хижины.
Жить рядом с Мирославой непросто, она задает темп, принимает решения и не спрашивает совета. И конечно же ботаник Богдан, с которым она все еще продолжает играть в детские игры, никак не годится ей в партнеры. Даже просто в друзья не годится. Сейчас Матвей знал о Мирославе гораздо больше, чем этот мальчик из параллельного класса, и видел ее гораздо чаще.
Ему Мирослава доверяла, к нему спешила почти каждый вечер, с ним делилась разочарованиями и надеждами. За него переживала, в конце концов.
Матвей больше не собирался лезть к ней с поцелуями, но знал, что будет постоянно думать об этой девчонке.
2
Конечно, Матвей не рассказал Мирославе, что, кроме старой дедовой тетради со списком убитых ведьм, есть еще одна тетрадь, толстенная и здоровенная, куда дед Стефан записывал все свои премудрости. Коричневая, истрепанная, в темных пятнах (наверное, кофе, думал Матвей), она хранилась в шкафу-купе, и содержимое ее никак не поддавалось расшифровке.
Текст был записан обычными буквами, латиницей, но слова не читались вовсе и казались бессмыслицей. Не один десяток ночей пролетел в бесконечных попытках раскрыть дедовы секреты. Матвей и подставлял цифры вместо букв, и пробовал перевести все это на польский, и даже переставлял местами некоторые буквы. Перелопатил весь интернет в поисках дешифратора – все напрасно.
А ведь главные секреты в ней, в этой тетради. Наверняка написано, как он убил ведьмачек. Ульяна и Орыся, две свинарки из села за мрачным лесом. Может, наведаться туда вместе с Мирославой?
Завтра у них должен быть пикник – Григорий Луша решил развеять обстановку и развлечь одиннадцатиклассников. И правильно, в такие теплые длинные вечера никто не усидит дома. Лучше уж под присмотром старших потусить у костра, послушать музыку, запечь мясо на углях и поболтать. Матвей не пошел бы на это мероприятие, все равно, скрытый оберегом, будет сидеть в стороне, точно неприкаянная тень, и ковырять палочкой землю. Но следовало присматривать за Миро-славой. Не стоило оставлять ее одну.
Приготовив обед и убравшись на кухне, Матвей вышел на улицу. Надо было придумать, что делать с обгоревшими столбиками веранды. Хорошо, хоть удалось вовремя остановить огонь.
Дерево пострадало гораздо больше веранды, половина его обгорела напрочь. Оставалось только срезать погибшие ветки и надеяться, что уцелевшие преодолеют все преграды и на следующую весну вновь покроются листвой.
Матвей обошел дерево, обернулся и вдруг уставился на землю. Кто-то обвел дом двумя кругами, если можно так сказать. На аккуратную брусчатку, которую выложил в свое время еще отец Матвея, насыпали кольцом множество белых крупинок. И земли.
Земля и соль? Ну конечно, дед же объяснял когда-то, что самая простая защита от ведьм – это соль и земля. Земля наверняка с кладбища. Но кто это сделал? Чьих рук работа? Может, Мирослава постаралась? Как жаль, что нет телефона и нельзя ей позвонить. И как странно, что он не услышал, когда сыпали землю и соль. Когда успели? Ночью, когда Матвей и Мирослава спали без задних ног?
Почему же он сам так глупо забыл об этом простом и надежном средстве?
Глава шестая. Мирослава
1
Григорий Луша выглядел великолепно. Легкая небритость, чуть отросшие темные волосы, хитрые зеленые глаза с прищуром и неизменная клетчатая рубашка.
Неудивительно, что девчонки крутились вокруг него как приклеенные, – Соломия то и дело что-то спрашивала, слегка наклонив голову и мило улыбаясь. Вика Молотова и Ирка Поверчучка тащили пакеты с хлебом и печеньем, мясо и сосиски нес наш неизменный Шрек, Кутянский Макс, и у меня уже текли слюнки при мысли о жареном мясе.
– Луша сегодня в ударе, – заметила моя подруга, Кристина Лукьянец.
Она всего пару дней назад приехала из Киева, где жили ее бабушка с дедушкой. Кристина собиралась поступать в киевский вуз, поэтому усиленно занималась на дополнительных курсах и здесь, в нашем маленьком городке, бывала редко, наездами. Но раньше она училась в нашем классе, и ее все знали, так что никто не возражал, когда Кристя решила принять участие в пикнике.
Звучала музыка – кто-то из парней притащил колонку. Девчонки смеялись, парни громко шутили. Луша выглядел довольным и сам то и дело отпускал веселые замечания.
– Почему нет твоего Богдана? – спросила Кристина, и я невольно оглянулась, бросив быстрый взгляд на бредущего где-то сзади Матвея.
И как можно выглядеть таким чучелом? Шея худая, уши торчат, рубашка мятая, штаны длинные и болтаются на талии, как у мальчика-пастушка, который напялил на себя папину одежду. На Матвея никто не обращал внимания, словно его и не было. Никто не перекинулся с ним даже парой слов, и я тоже не стала выделяться.
– Богдану некогда. У него поступление скоро. Сидит над уроками как проклятый, – пояснила я.
– Понимаю. Сама уже устала от всей информации, которую я каждый день пытаюсь запихнуть в собственную голову. Родители наседают, требуют, чтобы я обязательно поступила на бюджет. А в Киево-Могилянской – конкурс сумасшедший, и у меня всего ноль целых, два десятых процента шанса, если уж говорить начистоту.
– Поступишь, не переживай, ты же умная, – попробовала я ее утешить.
– Это ты умная, Мирка, забыла, как я всегда у тебя списывала? Это ты поступишь, а я, боюсь, попаду только на платное.
– Тоже неплохо.
– Мать будет весь год поминать мне, что я не поступила на бюджет.
– На то она и мать. Моя бы даже обрадовалась. Сказала бы – так тебе и надо, Мирка. Незачем тебе это образование, лучше постарайся хорошо выйти замуж. И поскорее, чтобы уже не маячила каждый день и не трепала нервы.
– Что, серьезно? – не поняла Кристина.
– Совершенно серьезно. Этому она учит Снежанку, так что моя сестренка не ломает себе голову над уроками. Нечего лишний раз зрение портить, как говорит моя мать.
– А знаешь, что-то в этом есть. Вот бы моя так говорила. Так что, Мирка, выходи замуж за Богдана и уезжай с ним в Польшу.
– Так не зовет. И я не хочу.
– Почему?
– Это скучно. Выйти замуж и варить борщ каждый день? Ну на фиг.
– А чего ты хочешь?
– Поступить и учиться. Это интересно, по крайней мере.
Сзади раздался громкий смех и возмущенный голос Соломии:
– Поверчук, перестань лопать печенье! Задница и так в штанах не помещается!
– На свою посмотри! – тут же ответила Ирка.
– Поверчучка не изменилась, – заметила Кристина. – Она встречается со Шреком?
– С чего ты взяла?
– Так он постоянно пялится на ее зад.
– Ну, возможно, у этих двоих что-то и получится. Если Ирка перестанет сохнуть по нашему классному.
– Ваш классный – невероятный. Я прям задумалась, не вернуться ли в эту школу. Как, говоришь, его зовут? Григорий? Классное имя.
– Да, с классным руководителем нам повезло. Он хороший парень и польский знает отлично. Преподает хорошо. И все девчонки по нему с ума сходят. Смотри, вот сейчас только мы с тобой идем отдельно, остальные окружили Лушу и смотрят ему в рот. Ирка разве что за рубашку его не хватает. Уже оттоптала все кеды Соломии.
– Интересно у вас, как я погляжу, – хмыкнула Кристя.
Мы с ней были чем-то похожи – у обеих черные волосы, черные джинсы и черные футболки. Только у меня была черная толстовка с капюшоном, а на Кристе – симпатичный джинсовый пиджачок. И я была сантиметра на три, наверное, выше подруги.
Вот такой веселой командой, под музыку, мы поднялись на гору, где рос негустой лесок. Не тот, где находилась хижина прадеда Стефана, а другой, у озера, сразу за городским парком. Место довольно удобное и людное. Черные камни образовывали там подобие пещеры, и под их сводом стояли скамейки, удобный деревянный столик и было готовое кострище, заботливо обложенное камушками.
Тут же развели огонь – Шрек сказал, что умеет это делать, и действительно сделал. Мальчишки притащили хвороста – сушняка в лесу хватало. Кто-то даже раздобыл небольшой сухой пенек, который горел долго и весело. После закопали в горячие угли куриные бедра, завернутые в фольгу, и картошку. Сосиски уже были пожарены и лежали огромной грудой в пластмассовой миске на столе. Там же стояли пакеты с печеньем и яблоками, бутылки с водой и колой, термосы с кофе и коробки с соком. Еды должно было хватить дня на два, по моим прикидкам. Ну, если Шрек и Поверчучка не станут слишком налегать.
Народ расслабился. Луша о чем-то весело беседовал с Соломией, девчонки бегали по кустам и смеялись. Из старших с нами был только дядя Шрека, довольно внушительный пучеглазый мужчина с широкими красными ладонями. Он работал на стройке и мало что понимал в подростковой тусовке, но за картошкой следил умело.
Потом мы устроились за столом и ели столько, что я удивлялась, как влезало в нас такое количество еды. Пластиковые стаканчики без конца наполнялись колой и водой, шуршали пакеты, в которых лежало печенье. Потрескивал костер, и звучала музыка из колонки.
Я на еду особо не налегала. Парочка сосисок, немного печенек и неизменный кофе. Матвей незаметно подсунул мне кулек со своим домашним печеньем, и я угостила Кристю.
– Ого, какое вкусное! Твоя мама пекла?
– Она только пироги с картошкой умеет печь. Нет, это мой знакомый. Угостил вот. Нравится?
– А ну-ка, ну-ка. Что за новый знакомый? То-то ты так равнодушно говорила про Богдана. У тебя новый парень? Точно, и потому ты так отводишь глаза сейчас и сжимаешь губы. Я же знаю, когда ты врешь!
– Нет никакого нового парня. Вот клянусь, Кристя, – отбивалась я.
Моя подруга не верила и все твердила, что я похожа на влюбленную, и потому такая скрытная и молчаливая.
– Ладно, не хочешь, не говори, – засмеялась Кристина. – Пойду поищу подходящие кустики. Ты со мной?
– Пока не хочу.
– Ну сиди. Я скоро.
И Кристя зашагала в сторону высоких кустов. Больше я ее не видела в тот день.
2
Когда Кристя не появилась спустя полчаса, меня охватило легкое беспокойство, но я продолжала сидеть. Возможно, подруга заболталась с кем-то из одноклассников. Или заблудилась слегка. Может, вообще цветочки собирает. Но вдруг поляну перекрыл дикий визг, и мы повскакивали со своих мест как ошпаренные.
– Я видела там, в кустах! Это привидение! Это старые мертвые монахини! – верещала Поверчучка.
– Какие монахини? – не понял Луша, поднимаясь от костра. Он пытался еще раз развести огонь и поджарить оставшиеся сосиски.
– Я видела! Они напали на меня, они поцарапали меня! – орала Ирка, и ее лицо, покрытое слезами и длинными кровавыми царапинами, внушало ужас.
Остальные девчонки тоже принялись орать что-то непонятное, Луша вскочил и кинулся в кусты, где лазила Поверчучка. Я последовала за ним, потому что беспокойство, охватившее меня, запылало пожарче, чем наш костерок.
– Ты что тут делаешь? – не понял Григорий, уставившись на меня, когда мы вдвоем оказались в гуще высоченного кустарника.
– Ищу Кристину, свою подругу, которая приехала ко мне в гости, – пояснила я.
– Давно она исчезла?
– Да уже около часа ее не видно.
Следом за нами ломился Шрек, еще дальше шел его дядя и наши мальчишки, поэтому я не боялась, хотя поганое предчувствие заливало меня, как сбежавшее молоко – плиту. Я чувствовала нечто жуткое, оно было так близко, что сердце сжималось.
Ведьма выскочила внезапно, прямо как черт из табакерки. Она кинулась на меня, но Луша быстро нагнулся, схватил камень и швырнул в гадину. Черная ведьма заверещала, завыла, ее пустой, огромный черный рот открылся, глаза засверкали, а руки потянулись ко мне – черные кошмарные руки с длинными загнутыми ногтями.
И тут появился Матвей. Видимо, нашел где-то палку, какую нужно, потому что врезал ведьме от души прямо по башке, с такой силой, что едва не раскроил злобной твари череп. Ведьма пошатнулась, и Матвей тут же кинул в нее кладбищенской землей. Этого оказалось достаточно, чтобы гадина исчезла.
Матвей сразу спрятался за деревом, но Луша его заметил. Глянул, нахмурившись, после повернулся ко мне.
– Ты цела? – быстро спросил он.
– Да.
– Тогда пошли отсюда.
– А Кристина?
– Так зови ее, что молчишь?
Дальше мы потратили еще пару часов на поиски Кристины. Мы орали как сумасшедшие, мы вызвали подкрепление – приехали какие-то люди, темные и быстрые, и принялись искать по всему лесу. Приехали братья Вивчары – этих двух я узнала сразу и предпочла убраться подальше от Марьяна и Михаила. Не хватало еще их подозрительных расспросов.
– Пошли отсюда, – сказал Матвей.
– Я должна найти Кристину! – закричала я ему в лицо.
– Ты ее не найдешь. Ее уже похитили. Пошли, мы не поможем так, сейчас. У меня есть кое-какие мысли. Идем.
И мы быстро зашагали вниз, в городок, держась за руки. Страх все еще клокотал внутри меня, и я ни за что не выпустила бы руку Матвея.