1
Дом Матвея встретил тишиной и беспорядком на кухне. Стулья сдвинуты, на полу – железная миска со следами крови. На столе – крошки, остатки колбасы и бумажки от конфет. Такого на кухне у Матвея никогда не бывало, и мое сердце болезненно екнуло. Вдруг хозяин этого уютного и безопасного дома до сих пор бегает по лесу в образе медведя? Вдруг представители Варты поймали его и посадили в клетку?
Хотя поймать Матвея, когда он медведь, очень непросто. Я вспомнила, как он прыгнул, точно громадный динозавр какой-то, на ведьму и в один присест откусил ей башку, и вздрогнула.
– Тут и живет Матвей? – спросила Снежанка, которая окончательно пришла в себя и теперь вертела головой, рассматривая уютную и просторную кухню моего друга. – А почему на полу миска с кровью?
– Чтобы ты спросила, дуреха, – промурлыкал вдруг Скарбник и показался в дверном проеме, ведущем в коридор. – Лучше помойте посуду, девочки, и вытрите со стола.
– Он говорит? – ахнула Снежанка.
– И без тебя догадаемся, лохматый, – ответила я. – Снежана, это хранитель дома. С ним надо повежливей, а то вышвырнет. Моем посуду, хотя что тут мыть? Одну миску?
Я быстренько убралась на кухне и включила чайник. Меня валило с ног от усталости, но я очень хотела, чтобы Матвей, вернувшись домой, увидел чистоту и порядок, почувствовал запах кофе и шоколада и успокоился. Тут его ждут. Ведьмака всегда будут ждать его друзья.
Но едва я сделала кофе себе и чай сестре – Снежанка не понимала кофе, ей он казался горьким и невкусным, – как к дому подъехала машина. Я обрадовалась, подумав, что это Марьян, я ждала своего парня и думала о нем. Тревога росла во мне, как пламя, что полыхало совсем недавно на автостоянке. Кофе не успокаивал, и чистые полы на кухне не радовали. Поэтому, услышав шум мотора и шорох шин по асфальту, я рванулась к двери, предвкушая встречу.
Но на пороге появилась высокая пожилая женщина в белой шляпке и белом костюме, посмотрела на нас – глаза голубые и грустные – и нервно выдохнула:
– Слава богу, вы живы, девочки!
Она обняла меня, порывисто, быстро, и тепло ее ладоней согрело мои замерзшие плечи. Только сейчас я подумала, что на улице этой ночью было прохладно и немного тепла совершенно не помешает. А пожилая пани обнимала сначала меня, после Снежанку и все приговаривала: «Слава богу, вы живы, девочки», словно никак не могла поверить собственным глазам.
Это и была моя бабушка, пани Святослава.
2
– Вы должны переехать ко мне. У меня вы будете в безопасности. Вам будет спокойно у меня, девочки, – говорила пани Святослава, не сводя с меня тревожного взгляда.
Она смотрела и смотрела, словно никак не могла запомнить черты моего лица. Словно я была удивительной картинкой, смысл которой ускользал от ее внимания.
– И я тоже? – пролепетала удивленная Снежана и почему-то попятилась, прихрамывая.
– И ты тоже. У вас должен быть нормальный дом. У всех должен быть нормальный безопасный дом, девочки, – говорила пани Святослава. У нее был довольно быстрый украинский с заметным польским акцентом, но я ее очень хорошо понимала.
– А мама? Что с моей мамой? – забеспокоилась сестра.
– Не знаю. Я действительно не знаю, детка. Но вряд ли ей позволят жить с вами. Вряд ли она сможет о вас заботиться.
– Но почему? Почему? – не унималась Снежанка.
– Потому что она мертва, – сухо и мрачно проговорили в дверях, и в кухню вошел Матвей.
Он был уставший, похудевший и поникший. Футболка порвана, под ухом – кровавая царапина, на руках – следы от укусов пауков, этакие здоровенные красные шишки, словно на моего друга накинулись громадные комары размером со слона.
– Что значит – мертва? – переспросила Снежанка, и я вдруг поняла, что сама едва вникаю в слова от усталости.
Все казалось нереальным, странным, чужим. Словно черно-белые картинки в старом комиксе. Я, не переспрашивая, кинулась к другу и крепко обняла его, уткнувшись носом в грудь, в небольшую впадинку у плеча. Почувствовала запах пота и зверя – адскую смесь ароматов – и еще крепче прижала к себе Матвея, боясь, что он вдруг ускользнет из моих объятий.
– Слава богу, ты жив, – глупо повторила я слова своей бабушки и едва не разревелась.
– Я жив. Марьян тоже жив. Мы все живы. Кроме Луш, их ведьмы и вашей мамы. Она умерла. Ее никто не убивал, она умерла сама, едва дух, овладевший ее телом, улетел. Без души никто не может жить, – тихо проговорил Матвей и устало качнулся.
– Пошли, тебе надо отдохнуть. Просто сядь, и я сделаю тебе кофе. И поешь шоколада.
– Я хочу в душ. От меня воняет клятым медведем, – произнес Матвей и, стянув через голову разорванную футболку, кинул ее в мусор.
Я увидела длинные кровавые царапины на его торсе и ахнула.
– Что значит «без души»? – напомнила о себе Снежан-ка. – И как это умерла? Наша мама не могла умереть.
– Все однажды умирают. Некоторые раньше, некоторые позже. Не ахай, Мирослава, это просто царапины. Сначала я помоюсь. Успокой свою сестру, она же рыдает.
Снежанка действительно залилась слезами, покраснела, и я поняла, что истерика на пороге. Кинулась к ней, сунула в руки конфету и обняла, зашептав на ухо, что буду с ней, не оставлю ее и бояться ничего не надо.
– Мы будем всегда вместе, понимаешь?
– Она наша мама, – бормотала в ответ сестра.
На это у меня не было ответа. Потому что проливать слезы по матери я была не в силах. Не было даже грусти, лишь какая-то обреченная усталость и пустота. Возможно, мне надо было просто отдохнуть. Лечь и поспать. А может, услышать голос Марьяна и понять, что с ним тоже все в порядке.
Снежанка рыдала у меня на плече, пани Святослава поторапливала нас, приговаривая, что помыться можно и у нее дома. Но Матвей уже плескался в душе, и мы дождались, когда он выберется оттуда, чистый, взлохмаченный и невероятно бледный.
– Едем ко мне, прямо сейчас едем ко мне. Не надо никаких вещей, у меня в доме все есть. У меня все есть для вас, девчата, – приговаривала моя бабушка.
И мы наконец вышли из дома. Я придерживала хромающую сестру, Матвей закрывал за нами кухонную дверь и вешал на ручку какой-то новый странный оберег.
За воротами нас ждала белая «ауди» с водителем – пожилым усатым мужчиной в белой кепке. Водитель улыбнулся и, едва мы устроились на заднем сиденье, а пани Святослава – на переднем, весело сказал:
– Поехали, девчата.
И мы поехали.
3
Дом пани Святославы находился на самой окраине городка, с той стороны, где шоссе поворачивает на Тернополь. За кованым забором, окруженный яблонями и грушами, он словно плыл над зелеными кронами, как корабль по волнам. Красная крыша, белые трубы. И повсюду – розовые кусты. Вдоль дорожек, вдоль забора и даже вокруг стальных прутьев вились плети с розовыми и красными бутонами.
Едва мы приблизились к особняку по выложенной брусчаткой дорожке, как двери открылись. Нас встретила женщина в белом переднике.
«Прямо как в фильмах про старину», – подумала я, оглядывая белые двустворчатые двери.
– Это моя домохозяйка Марта, – представила женщину бабушка. – Она помогает готовить и убирать. Марта, это мои внучки и Матвей. Про Матвея ты знаешь, верно?
Едва ступив в просторный холл, я увидела собственный портрет. Он висел на стене над столиком с цветами. На фото мне было не больше трех лет – маленькая девочка, обнимающая белого большого медведя. Когда-то у меня была такая игрушка, и, помнится, я очень любила этого зверя. А рядом с моим портретом висела черно-белая фотография мальчика с темными глазами и темными волосами. Мальчик в матроске стоял около высокого стула, наклонив голову и нахмурив брови, словно ему не нравился фотограф.
И тут меня осенило.
– Это ведь мой отец? – спросила я, показывая на фото.
Первый раз в жизни я видела своего отца, пусть только на портрете, но все-таки.
– Да, это Любчик, – ответила бабушка. – Ему тут три годика, прямо как тебе на фотографии. Вы очень с ним похожи. Ты – просто вылитый Любомир.
Мне доводилось слышать о том, что я похожа на отца, но впервые в этих словах звучала не ненависть, а любовь. Мною гордились. Меня любили. Меня ждали.
Куда бы я ни ступила в этом большом и красивом доме, всюду натыкалась на свои фотографии. Казалось, что дом заполнен мною, заполнен полностью, совершенно и абсолютно, и моего появления тут ждали. Ждали с нетерпением.
Комната на втором этаже была выполнена в тонах, которые мне нравились. Белые стены, белые шторы, светлая мебель и редкие черные штрихи – плюшевые подушки на кровати, кованые держатели для полок. А на кровати сидел большой белый медведь, точно такой же, какой у меня был в детстве.
Плюшевая игрушка из далекого прошлого, но новенькая, мягкая, уютная.
– Ничего себе, – выдохнула я.
Матвей усмехнулся.
– Тебя тут ждали на самом деле. Тебя тут любят, – просто сказал он. – Ты ведь этого хотела, да? Желания исполняются.
– Дело не в комнате… – начала было я.
– Знаю. – Матвей положил ладонь мне на плечо. – Дело во всех нас. Мы все есть у тебя, а ты есть у нас. Дело именно в этом. И не важно, у меня дома или у твоей бабушки, – мы вместе, и мы нужны друг другу. Отдыхай, пока есть время. Пока не пришел Марьян.
Слова о Марьяне успокоили.
– Он придет? – спросила я.
– Куда он денется?
Матвей пожал плечами и ушел вниз.
Снежанке досталась комната с розовыми стенами и такой же, как у меня, светлой мебелью. Впрочем, во всем доме пани Святославы преобладали светлые тона, и даже дорожка на лестнице была светло-бежевая, почти белая.
Марта проворно накрыла на стол и предложила на выбор бутерброды, овсяную кашу или чай со сладостями. Конечно, я выбрала овсянку, и, конечно, Матвей и Снежанка пожелали шоколадных конфет. Впрочем, от бутербродов они тоже не отказались.
Какое-то время все молчали, но чуть позже, доев кашу, я спросила:
– Найдут ли мою подругу Кристину?
– Думаю, найдут, – решительно сказала пани Святослава.
– Я не видела ее там, в ангаре.
Снежанка перестала шуршать фантиками и тревожно глянула на меня.
– Кроме меня, там не было других девочек, – сказала она.
– Если первые две девочки, которых похитил Луша, остались живы, значит, и твоя подруга должна быть жива, – пояснила пани Святослава.
Меня удивило то, как хорошо она знает всю эту историю; ей даже было известно, что две первые девочки вернулись к своим родителям.
– Совет с этим разберется, – сказала бабушка, – и постарается сделать так, чтобы девушки пришли в себя, поскольку старая ведьма побеждена.
– Вы знаете историю Надии Совинской? – тихо спросил Матвей.
– Да. Ее многие знают в клане. В те времена, когда она жила в нашем городе, никому не было покоя. Она командовала всем городом. Вы сделали большое дело, раскрыв это колдовство. На следующем Совете я буду говорить о том, чтобы вас признали полноправными членами кланов Варты.
Матвей криво усмехнулся и покачал головой. Я знала почему: кланы не справились со своими обязанностями, и к ним больше не было никакого доверия. Но мы ничего не сказали вслух, потому что на разговоры уже не осталось сил. Нам был необходим отдых. Наевшись, я ушла на второй этаж. Там очень кстати был душ, а в моей комнате нашлось полотенце и банный халат. Выкупавшись, я завалилась на кровать и уснула, едва голова коснулась подушки.
4
Мне снилась кровь. Реки крови, разлитые у моих ног. Казалось, что с подошв конверсов капает кровь, сами кеды давно уже стали темно-красными и вязкая жидкость притягивает к полу, словно окрашенный в красное клей «Момент».
Снилось серьезное лицо Матвея с разными глазами, и я чувствовала его напряжение и ненависть.
Снилось бледное лицо Марьяна, покрытое кровавыми полосами, и чувство какой-то обреченности заставляло меня рыдать даже во сне, и я чувствовала слезы на щеках.
Разбудила меня сестра, растолкав как следует за плечи.
– Сколько можно стонать уже? Просыпайся. Если снится страшный сон, то лучше проснуться, – приговаривала она, пихая меня кулаками.
С трудом разлепив глаза, я уставилась на Снежанку.
– Который час? – Я еле говорила, так тяжело ворочался язык.
– Вечер. Уже больше шести. Ты проспала весь день, Матвей успел уйти к себе домой. Я принесла тебе сырники и сметану и еще – твой любимый кофе. Садись и поешь. А после ты мне все расскажешь. Абсолютно все, договорились?
– Кофе… – пробормотала я. – Сейчас очень нужен кофе. Хотя бы пару глоточков.
– Целая кружка. Пей и рассказывай.
И я принялась рассказывать. Медленно, неторопливо, поедая сырники и попивая кофе. Ничего не утаивая. Про старую церковную библиотеку. Про хижину деда Стефана. Про волшебные обереги и кланы Варты. Про ведьмачек, нападавших на нас. Про желания, записанные в Желанной. Когда добралась до сломанной ноги сестры, Снежанка охнула и обхватила себя за плечи, но промолчала.
Она молчала до самого конца моего рассказа, и глаза ее казались мне невероятно мудрыми и глубокими. А когда я закончила, заговорила моя сестра:
– Все началось с того, что мама взяла меня с собой. Сказала, что надо сходить в школу и поговорить с одним учителем. Так и сказала: «Просто поговорим с учителем». Я не спросила зачем. Подумала, что она нашла для меня репетитора и теперь придется всерьез учить уроки. Даже малость расстроилась. А мы пришли в школьную подсобку, в старые мастерские, где давно никто не занимается. И вот, – Снежанка вздохнула и еще крепче обняла себя за плечи, – и вот мы пришли, а он сидит там. Ваш классный, Григорий. Такой красивый и странный. Глаза у него как будто горели, знаешь? Как будто в них был огонь. Я не могу объяснить, но, пока он говорил, я смотрела и смотрела ему в глаза. Он зажег свечи, выключил свет, развел огонь в небольшой такой железной чашке и начал что-то бормотать. И все время смотрел на меня. И это было…
– Это было ужасно, – мрачно подсказала я.
– Меня словно сковало. Как будто кто-то держал за руки и ноги. А после он дал моей матери такой круглый медальончик и велел носить при себе. Сказал, что она получит все, что хочет, только медальон нельзя снимать. И тогда Богдан будет моим. Потом мать объяснила, что делала приворот на твоего парня, Богдана. Она нашла его брелок от ключей и решила сделать все, чтобы он стал моим парнем.
– Нормально так… – буркнула я.
– Ну, она сказала, что ты все равно его не любишь, что Богдан будет с тобой несчастлив, а каждый человек заслуживает счастья. И мне будет лучше с Богданом, а Богдану будет лучше со мной.
– Веские аргументы.
– Мне было страшно. Так страшно, что я не могла спать ночами. А ты стала где-то пропадать, приходила поздно или вообще не приходила. Но я не могла тебе ничего рассказать, просто язык не поворачивался. Тем более что я действительно стала встречаться с Богданом. Мы поцеловались с ним на первом же занятии по алгебре. Мать это придумала – зашла к бабушке Богдана и попросила, чтобы он позанимался со мной. И на первом же занятии он меня поцеловал. Это было классно, – призналась сестра.
– Потому что ты не целовалась больше ни с кем до Богдана, – догадалась я. – Это были твои первые в жизни поцелуи.
– Ага, – грустно согласилась сестра. – И вот, мы стали встречаться, и все было хорошо вроде как. У тебя был Матвей, такой классный, такой красавчик и весь из себя крутой, что меня даже не мучила совесть. Раз ты нашла себе нового парня, я вполне могла взять твоего старого.
– Нормальная такая логика…
– Ну, что поделать. Так вот случилось. А после выпускного вечером к нам заявился сам Луша. Просто пришел, выломал замок на двери, и мать стала странной. Какой-то бешеной. Раскачивалась на кухне около плиты и выла, как собака. А Луша схватил меня и уволок. Запихнул в машину и велел молчать, потому что, если я закричу, он убьет тебя.
– И ты молчала?
– А что мне было делать?
– О боже…
– А дальше был ангар. И он там… убил несколько черных собак и вылил их кровь в чашу… и…
Снежанка стала заикаться, затряслась вся, и я вскочила, обняла сестру и велела замолчать.
– Не надо рассказывать про эти ужасы. Я сама прекрасно все видела. Ну его на фиг. Теперь Луши нет, потому что Марьян отрубил ему голову…
– Ты… Ты любишь Марьяна? – тихо спросила сестра.
– А ты запала на Матвея, да? – в свою очередь уточнила я.
– Мне всегда нравились твои парни, – грустно вздохнула сестра.
– Матвей не так прост. Ты видела, кто он на самом деле.
– Тем больше он нравится.
– Смотри не влюбляйся в ведьмака.
– Но ты же влюбилась в Вартового.
– Влюбилась, – вздохнула я. – И очень хочу его увидеть.
– Так позвони. У тебя же есть его номер.
– Точно, у меня есть его номер!
Действительно, можно просто позвонить Марьяну, ведь он оставил свой номер на всякий случай. Я торопливо нашла его в контактах и нажала вызов. Гудки буквально взрывали мозг, и каждый казался невероятно длинным. Сестра смотрела на меня и понимающе улыбалась, а я бегала по комнате, крепко прижимая свой беленький «самсунг» к уху.
Наконец Марьян ответил.
– Привет. – Голос показался слишком тихим. – Я у твоего дома. Выходи в сад. Прямо сейчас.
Коротко и ясно. Я рванулась к шкафу, забитому разными девчачьими шмотками. Выудила первые попавшиеся шорты, натянула их, заправила белую футболку, зашнуровала кеды и кинулась вниз, коротко бросив, что Марьян пришел.
– Иди к нему. Иди к своему любимому, – проговорила вслед сестренка, но я уже не слушала.
5
Я увидела его сразу, едва выскочила из дома. Он ждал у ворот. Взгляд был долгий и грустный, словно Марьян не видел меня целую вечность и невероятно соскучился. Глаза казались совсем темными, волосы были убраны назад, на скуле – царапина. Я подбежала к нему, буквально подлетела, едва касаясь земли ногами, и обхватила за шею.
Он тоже меня обнял, крепко обнял и зарылся лицом в мои волосы, повторяя шепотом мое имя.
– Я ждала тебя, – проговорила я, не размыкая рук. – Я боялась за тебя.
– Я жив, все хорошо, – ответил Марьян и поморщился.
– Извини! Ты ранен? Извини. – Быстро отстранившись, я оглядела своего парня.
На нем была черная футболка и черные джинсы. И никакого оружия. Никаких мечей на поясе, ножей или оберегов. Обычный парень в черной футболке.
Обычный парень с зелено-карими глазами.
– Я думал о тебе, – проговорил Марьян. – Я все время о тебе думал.
– Знаю…
– Ты не должна была видеть того, что видела. Мне надо было оставить тебя дома.
– Я бы не осталась, ты же знаешь. И я не жалею. Я должна быть с теми, кого люблю.
Марьян улыбнулся, но как-то грустно.
– Ты упряма, Мирослава. Но это в тебе и нравится больше всего. Маленькая, храбрая, упрямая девчонка. Я хочу, чтобы ты всегда оставалась такой. И хочу запомнить тебя именно такой.
– Что-то случилось? – вдруг осенило меня.
– Случилось. – Марьян поднял глаза и посмотрел куда-то вдаль, мимо меня. – Я теперь Жнец, ты же знаешь.
– И что?
– Жнец кланов не может иметь близких.
– Что, вообще никого?
– Не может иметь жену, детей или девушку. Он должен быть один, всегда один, чтобы честно и непредвзято выполнять свое предназначение. Таково проклятие кланов. Ничто не дается нам просто так, даром. Все имеет обратную сторону, понимаешь?
– Не понимаю.
– Чтобы быть Жнецом, мне придется пожертвовать своей девушкой. Мне придется отказаться от тебя.
– Да пошли они к черту, Марьян! – взорвалась я. – Пошли они к черту! Почему ты должен их слушать? Ты свободен! Ты Жнец! А если не хочешь, то не будь этим чертовым Жнецом! Поехали со мной в Старый город и будь просто свободным человеком!
– Я же говорил, что ты храбрая и отчаянная девчонка, – улыбнулся Марьян и покачал головой. – Если бы это было так просто. Но на самом деле – это как с Желанной. Никуда не деться от своих желаний, от своей мести, от своего прошлого. Они найдут тебя везде. И твое предназначение тоже найдет тебя везде.
– Но если ты Жнец, то можешь сам решать!
– Не все. Я могу решать, но не все.
– Слышать ничего не хочу. Ты всегда будешь моим, а я всегда буду твоей.
– Это опасно. Тем самым я подвергаю тебя страшной опасности. Я не могу так поступить.
– Что может быть хуже того, что твоя мать стала ведьмой и пыталась тебя убить? Марьян, чем еще можно меня напугать? Я уже всякого повидала. Я сама из кланов Варты. Думаешь, меня можно испугать какой-то возможной опасностью?
– Опасность вполне реальная.
– Плевать. Я не отпущу тебя.
И я схватила Марьяна за руку. Увидела знакомый шрам от собачьих зубов на запястье, новые длинные царапины и небольшую ранку с несколькими свежими швами. Сжала его пальцы – такие длинные и тонкие – и подняла глаза на своего парня.
Марьян смотрел на меня и улыбался:
– Ладно. Пусть будет так. Попробуем остаться вместе. Но никто не должен этого знать, даже твоя сестра, понимаешь? Это будет нашей тайной. Никаких встреч, никаких прогулок и поездок. Я сам напишу тебе в «Вайбер», когда мы сможем встретиться.
– Только не тяни.
– Не буду. Думаю, мы устроим нечто вроде тайного свидания уже на этой неделе.
– Тогда поцелуй меня, – совсем тихо проговорила я.
И Марьян поцеловал. Он обнял меня, и его прохладные, такие мягкие, такие невероятно классные губы прижались к моим, и розы вокруг запахли оглушительно и ярко, и небо поднялось огромным, бескрайним куполом, и мир дрогнул и рассыпался на миллион маленьких розовых лепестков.
– Это ты – моя Желанная, Мирослава. Ты любимая и желанная и всегда ею будешь, – прошептал мне на ухо Марьян. – Ты должна это знать. Любимая желанная девушка.
Мы целовались в розовом саду моей бабушки и чувствовали себя невероятно счастливыми.