— Весь внимание.
— Внимание держи на дороге, потому что я в этом срезе первый раз, и тут может быть что угодно. То есть вообще всё, я не преувеличиваю.
— Я слежу, а ты рассказывай, мне интересно.
— Не знаю, зачем я тебе это говорю, — вздохнула она, — обычно я с такими вопросами просто распосылаю подальше… В общем, солдат, дело в том, что возраст это… Ну, как бы фикция. Не спеши возражать, я серьёзно. Возраст — это не то, что случается с нами. Это то, что случается с нашим телом. Накопление опыта — не возрастной процесс. Возрастной — все эти отмирания клеточек, вымывания кальция, падение гормонального фона и прочие обидные штуки, которые проделывает над нами наша тушка. Если этой старой бестолочи дать то, что она хочет… — Аннушка ткнула пальцем назад, в сопящую там Донку, — она станет ровно той же дурочкой, что была в двадцать. Не старухой в молодом теле, а именно той самой молодой ебанашкой, которой была, когда мы познакомились. Да, знающей больше маршрутов, рецептов коктейлей, постельных поз и средств контрацепции, но и только. Мы куда больше завязаны на тело, чем нам хочется думать. Мы и есть оно, солдат.
— То есть я ещё более безногий, чем мне кажется?
— Типа того. А ещё мне ровно те же двадцать пять, на которые я выгляжу. Да, звучит самонадеянно, но это чёртов реальный факт. Я видела много всякого говна, но мы воспринимаем мир тушкой и реагируем на него тушкой. Эта реакция и есть мы. Всё остальное просто информация и опыт.
— Разве не они влияют на жизненные выборы?
— Они влияют на то, из чего ты выбираешь, а не на то, как ты это делаешь. Я знаю больше способов развлечься в постели, чем в свои двадцать, но кто там со мной оказывается и почему, для меня до сих пор бывает сюрпризом.
— Например, я?
— Например, ты. Это, знаешь ли, не то, что я могла предположить, найдя тебя спящим в куче мусора. Так, ты что, не видишь, дорога поворачивает? Хороший был прямик, но он кончился. Погнали!
Мир моргнул, машина прыгнула, туман упал.
* * *
Следующую свёртку я увидел уже почти уверенно, повернул плавно, выскочил на приморское шоссе вдоль берега, слегка замусоренное, но вполне проезжее.
— Тормозни, — сказала Аннушка. — Искупаться хочу.
— Не опасно? Неизвестный мир…
— Всё опасно, что ж теперь дома сидеть? Забей, солдат, ты просто ещё не понял.
— Чего не понял?
— Когда идёшь незнакомым маршрутом, каждый переход — как сыграть в русскую рулетку. Что в новом срезе? Мороз? Радиация? Танк навстречу? Святые Хранители, а полиция? Не везде, знаешь ли, все передохли. Проведёшь остаток жизни в дурдоме, рассказывая врачам про Дорогу и Мультиверсум…
— И как же ты жива до сих пор?
— Как ты там это называл? Чуйка? Вот, она. У всех бродяг она есть, ты не уникум. Срабатывает не на все сто, но те, у кого не сработала, нам об этом уже не расскажут. Так что хватит рассуждать, вон съезд на пляж, рули туда.
Море оказалось тёплым, песок мягким, мы расстелили одеяло, и, накупавшись, занялись сексом, а потом уснули в тени машины.
Разбудила нас Донка, вылезшая из машины и потащившаяся нога за ногу к кустикам.
— Ты стонал во сне, солдат, — недовольно сказала Аннушка. — Опять сны?
— Угу, — внезапно разбуженный, я помню сон очень отчётливо. И не испытываю от этого никакого удовольствия.
— Война?
— И да… И… не знаю. Что-то большее, пожалуй. Это не воспоминания о войне, понимаешь?
— Не понимаю.
— Вот и я не понимаю. Это как бы… Её ожидание, что ли. Снятся разные места, но везде одно и то же — низкое, тяжёлое, тревожное небо и ощущение, что вот-вот начнётся. Вокруг люди, иногда знакомые, иногда нет, иногда вроде бы во сне я их знаю, но, проснувшись, не могу сообразить, кто это. Я говорю им: «Люди, сейчас тут будет жопа, надо валить!» — а они или кивают, но продолжают делать свои дела, или пытаются меня успокоить: «Да ладно, Лёха, фигня…» А я знаю, что беда рядом, что время уходит…
— Может, это чуйка твоя пытается до тебя достучаться?
— Надеюсь, что нет… — вздохнул я. — Потому что во сне я сначала дёргаюсь, всех тормошу, собираю вещи, а потом… Потом понимаю, что бежать некуда.
— Божечки, морюшко! — восхитилась вернувшаяся из кустов глойти. — А можно Доночка тоже искупнётся? Только вы не смотрите, а то я старенькая и страшненькая.
Она разулась и пошла к линии прибоя, на ходу избавляясь от одежды. Мы честно отвернулись.
— Выпить же у вас нету, конечно? — спросила бабуся, вернувшись. — А если есть, вы мне не дадите?
— Нету, — строго сказала Аннушка, — и не дадим.
— Плывёт по морю, глядь, ладья, в ладье той нету… ничего, — грустно напела себе под нос глойти. — Пожрать тогда хотя бы дайте. Я же со вчера не жрамши. Я старенькая, мне вредно. Гастрит обострится.
— Я взял из ресторана комплексные обеды на всех, — сказал я, — только разогреть. В багажнике сумка-термос и плитка газовая. Можем и пожрать, чего нет.
— Это я Алинке подсказала идею, — похвасталась Аннушка, когда я достал из сумки герметично упакованные в толстую фольгу порции. — Подсмотрела в одном срезе. В ресторане всё равно остаётся еда, почему бы её не продавать тем, кто уезжает? Им хлопот меньше, и Терминалу прибыль. Прижилось, как видишь.
Я поставил на синее пламя конфорки первую упаковку, оторвав вакуумный клапан. Вскоре из отверстия засвистел пар, я передал порцию Донке, как самой голодной. Она, шипя и обжигаясь, вскрыла, принялась есть. Картошка, котлета, ничего необычного. Ну, кроме того, что продукты для этой еды проехали несколько миров до Терминала, своих-то там нет. Пока. Теперь у них будет сельхозобщина, глядишь, через несколько лет свою картошечку вырастят. С мясом, конечно, не так быстро, но тоже осилят рано или поздно. Алина продуманная, организует.
— Чайку? — предложил я, когда все поели.
— А водочки точно нет? — уточнила Донка. Посмотрев на наши начисто лишённые сочувствия лица, вздохнула и сказала: — Давайте ваш чай, ладно.
Я поставил чайник на огонь. Насколько всё же удобнее на машине путешествовать! Особенно, если нога одна. Вообще-то машина у меня была. Даже несколько. Старенький китайский седанчик на родине — чисто за покупками и в гараж. Ржавый, подмятый, но более-менее на ходу. При моих смешных пробегах ничего лучше не требовалось. За воротами моего личного кросс-локуса поселилась основная машинка — нечто вроде внедорожного полноприводного квадроцикла, тихоходного, но весьма проходимого, а главное, малогабаритного. Это позволяло протаскивать через проходы, в которые обычный автомобиль не пролез бы. Я нашёл его в пустом срезе и сразу полюбил — за безотказность, надёжность и низкий расход топлива. Квадрик был гибридный — малообъёмный дизелёк крутил генератор, в каждом колесе по ступичному электромотору, балансировал расход не то аккумулятор, не то суперконденсатор. Он выглядел невскрываемым, и я туда не лазил. Много миров на нём проехал, жалко машинку. Ну да ничего, я помню срез, где его нашёл, там ещё есть. Вернусь домой, схожу туда. Если вернусь, конечно. Далеко меня в это раз унесло, да и вообще… Сны эти…
— Эй, что с тобой солдат? — спросила встревоженно Аннушка. — Ты чего застыл с кружкой?
В этот момент я осознал, что накатывающее на меня странное ощущение, как будто я опять в тревожном сне, это моя проснувшаяся чуйка.
— Надо валить, — сказал я решительно. — Какая-то фигня будет.
Надо отдать Аннушке должное — она не стала переспрашивать, сомневаться или спорить. Моментально похватала с песка вещи, покидала их в багажник, прямо поверх канистр с бензином, захлопнула. Если бы не Донка, мы бы успели, но малахольная бабуля убрела вдоль берега, собирая какие-то ракушки, и пока мы её ловили и запихивали в машину, отпущенное нам время вышло.
Чуйка взвыла сиреной, машина рванула по пляжу, перепрыгнула невысокий бордюр, заюзила по наметённому на шоссе песку, выровнялась, полетела вперёд, но перейти мы не успели — впереди возник угловатый, непривычных очертаний автомобиль. Не то MRAP, не то лёгкая колёсная БМД — но что-то очевидно военно-специальное на больших зубастых колёсах. И, кажется, с пулемётом.
— Да откуда вы высрались опять! — завопила Аннушка возмущённо.
Я рефлекторно вдарил по тормозам, хотя дистанция уже не оставляла шанса. От встречного ДТП нас спасло то, что водитель той машины тоже явно не ожидал увидеть несущийся на него внедорожник, начал тормозить и отворачивать. На песке его занесло, он заскользил боком, слетел с дороги и, поднимая волны пыли, остановился на пляже. Я тут же перенёс ногу с тормоза на газ, снова набрал скорость и через десяток секунд мы оказались на Дороге.
— Что это было, блин? — спросил я, прислушиваясь к чуйке. Она уже не орала дурниной, но и не успокоилась до конца, намекая, что ситуация ещё не разрешилась.
— Да чтоб я знала, мать их! — ответила Аннушка зло. — Но бак на Чёрте мне прострелили именно они.
— Вот просто так, ни с чего, взяли и прострелили?
— Нет, сука, не просто так. Очень, сука, специально. Не в смысле бак, а в смысле прострелили. Так-то они, может быть, башку мне хотели прострелить, но попали, куда попали. Там весь задний борт в дырочку, ну, ты видел. И нет, они не объяснили, чем я им так не глянулась. Догнали на прямике и вмазали из пулемёта. Я тут же на Дорогу, конечно. Вот мне ещё не хватало воевать. На всех придурков Мультиверсума никаких патронов не хватит. Думала, случайные рейдеры какие-нибудь. Но нет, выхожу с Дороги на следующий прямик — они уже тут как тут. Выскочили за мной и рванули вдогонку. Второй-то раз я их, конечно, не подпустила, втопила, что было дури, оторвалась. Потом скорость сбросила, ушла на новый зигзаг — глядь, опять они! Мой Чёрт быстрее их коробки на колёсах, но они оказались упорными, гнали меня зигзагов пять ещё, еле оторвалась. Есть у меня пара мест с сюрпризами, как раз на такой случай. Так-то я не за тобой ехала, вообще-то, — призналась она, — просто рядом оказалась. Дай, думаю, подхвачу человечка, раз такая оказия. А тут хоба — бензик, оказывается, вытек весь. Так мы и встретились.