На привал остановились возле придорожного магазина. Немного похож на тот, где мы познакомились, но гораздо больше и, как бы это сказать… свежее, что ли. Тут, похоже, от коллапса и года не прошло.
— Добыча, добыча! — восторженно завопили детишки и кинулись в недра торгового центра.
Там что-то посыпалось на пол, детские голоса принялись ожесточённо спорить, пытаясь разделить трофеи по справедливости, с учётом гендерного перевеса двух девочек над одним мальчиком. Я не прислушивался, но, судя по интонациям, шансов отстоять свои интересы у пацана немного.
— Туалет в конце зала! — крикнула им Аннушка.
— Пойдём, приготовим им еды, — это уже мне.
Оказалось, что у девушки тут перевалочная база. В подсобке стоят канистры с топливом, что очень радует, потому что бак уже скоро покажет дно; есть импровизированная кухонька с запасом питьевой воды и газовой плиткой.
— Следи за Донкой, — предупредила она. — Отдел с алкоголем налево от входа.
Вовремя сказала — ещё немного, и мы потеряли бы старушку, которую чуть удар не хватил от открывшегося изобилия. Она не успела стремительно накидаться только потому, что её парализовала широта выбора — на полках в винном сотни бутылок с незнакомыми красочными этикетками. Пока она тянулась двумя руками в десяти направлениях сразу, я успел деликатно подхватить её под локоток и извлечь из алкогольного рая, несмотря на бурные протесты.
— Потом, потом, — уговариваю я её, — не время сейчас. Прихвачу тебе бутылочку, выдам вечером за моральную стойкость.
Сари, Тана и Ремсат — так зовут синеглазых подкидышей — натащили из отдела игрушек кукол (Сари и Тана) и пистолетиков (Ремсат). Девочки вывалили добычу на пол, категорически заявили, что они забирают это с собой или остаются тут, и убежали в одёжный отдел, примерить платьица. Ремсату было велено охранять кукол, раз уж у него теперь есть пистолетики, а за подружками не подсматривать, иначе ему вдвоём глазки выгрызут. Он, впрочем, и не рвался — расставив на полке пустые банки, начал увлечённо расстреливать их пластмассовыми пульками из пружинного револьвера. Похоже, детско-игрушечная промышленность тут была на высоте, у нас я таких даже в дорогих столичных магазинах не видел.
Аннушка сварила кашу, заправила её мясом из консервов. Прибежавшие на запах Сари и Тана оказались наряжены в кружевные платья вырвиглазной расцветки и чуть не убили Ремсата, обнаружив, что их куклы пополнили ряд его мишеней. Но, в конце концов, все были накормлены, напоены чаем с печеньем и угомонились. Мы с Аннушкой под страдальческим трагичным взглядом Донки открыли по баночке тёплого пива и уселись на улице, вытащив на парковку два складных стула.
— Попробую объяснить, — сказала девушка, отхлёбывая, — про синие глаза. Но сразу предупреждаю, сама знаю мало. Беда в том, что много не знает никто, а те, кто знает, не спешат делиться.
— Я смотрю, тут чего ни коснись, всё так.
— Именно, солдат, — кивнула Аннушка. — Знание — сила, часто в буквальном смысле, поэтому если кто чего случайно узнал, то он не спешит рассказать об этом всему миру. Есть Библиотека, там адова прорва книг обо всём на свете, но это мало помогает, потому что, чтобы что-то в них найти, надо знать, что искать. И где. И как.
— «Правильно сформулированный вопрос содержит половину ответа», — процитировал я подслушанный где-то афоризм.
— В том-то и дело. А где её взять, эту половину? Есть учёные, которые посвятили жизнь загадкам Мультиверсума, но загадок больше, чем учёных, да и ответы они дают либо разные, либо непонятные, либо и то, и другое. Поэтому я тебе сейчас изложу несколько фактов, в которых все более-менее сходятся, а вот с объяснениями дело обстоит куда хуже.
— Внимательно слушаю, — отсалютовал я ей банкой.
* * *
Из рассказа Аннушки я сумел уяснить (не факт, что верно), приблизительно следующее.
Феномен синеглазых детей плотно связан с главной бедой Мультиверсума — коллапсами срезов. Одна из граней этой проблемы как раз в том, что никто, собственно, не понимает, почему они происходят. Практически ни одна выведенная закономерность не является абсолютной, из всех правил есть исключения, на каждый пример есть контрпример, на каждый довод — контрдовод, и потому у каждого учёного своё мнение. Чаще всего (но не всегда) коллапс происходит в технологически развитом густонаселённом срезе. Чаще всего (но не всегда) он принимает форму тотальной войны. Чаще всего (но не всегда) она ведётся всеми средствами массового поражения, доступными там, и приводит к массовому вымиранию населения. Это логично было бы списать на общую порочность человеческой природы — мне ли не знать, как люди любят воевать и как тяжело остановиться, начав? Воронка положительной обратной связи «не забудем, не простим» втягивает больше и больше людей, раскручивает мясорубку взаимного истребления до полного исчерпания ресурсов воюющих сторон, после чего их обычно (но не всегда) доедают стороны не воевавшие. Охотно верю, что, при наличии средств тотального поражения это приведёт к результату, наблюдаемому при коллапсе. У нас уже который год на грани мир качается. Однако не всё так просто. И вот тут-то мы подходим к феномену синеглазок.
Коллапсы, в отличие от обычных человеческих усилий, направленных на истребление сородичей по виду, сопровождаются явлениями космологического характера. Это позволяет учёным утверждать, что они имеют некую сквозную, единую для всех срезов и внешнюю по отношению к ним причину. Первое — незадолго до коллапса происходит своего рода «капсуляция» мира. Туда больше нельзя попасть через кросс-локусы и реперы. По Дороге можно, но сложнее, чем обычно. Не всякий глойти потянет, а без резонаторов вообще почти никакой.
— Я как-то раз провела, — сказала Донка, — чуть головушка не лопнула. Пила потом две недели, не приходя в сознание. Видели бы вы, как выглядит снаружи коллапсирующий срез…
В общем, не то одновременно с этим, не то раньше, не то позже, в предколлапсном мире некий ребёнок обнаруживает, что глаза его посинели. Чаще всего (но не всегда) это подросток, то есть некто в возрасте тринадцать — семнадцать лет. Чаще всего (но не всегда) это подросток, переживший большую личную трагедию. Чаще всего (но не всегда) после этого коллапс переходит в конечную фазу, которая чаще всего (но не всегда) приводит к стремительному вымиранию населения. Чаще всего (но не всегда) сам синеглазик к факторам коллапса иммунен и погибает в самом конце. Чаще всего (но не всегда) его уничтожение приводит не к прекращению, а ускорению коллапса. Чаще всего (но не всегда) его изъятие из гибнувшего среза даёт тому шанс выжить.
Синеглазок как только не называют: «дитя боли», «фокус коллапса», «око бури», «ядро кристаллизации фрактала» и даже «личинка Хранителя». Последнее связано со стойким поверием, что, если такой ребёнок переживёт коллапс своего мира, то превратится в мистического метадемиурга — Хранителя.
— А разве это не так? — удивилась Донка. — Я сто раз слышала.
— Ни хрена, — зло ответила Аннушка, — уж поверь, я знаю точно. Хранители — это совсем другая история.
— Да ладно, — засомневалась глойти, — откуда ты можешь знать? Если синеглазика из среза не вытащили, то никак невозможно узнать, чем там дело кончилось. Может, он там созрел, как птенец в яйце, потом вылупился и улетел. Тут-то срез и открылся. А что, если, — она обвела рукой безлюдный пейзаж, — это пустая скорлупа вылупившегося Хранителя?
— Просто я встречалась с Хранителями, — мрачно ответила Аннушка. — Ими становятся совсем иначе.
— Ты встречалась с Хранителями? — Донка от такого заявления выпала в осадок, а я, вот, нет. Понятия не имею, кто это.
Что же касается синеглазок, то с ними всё ещё сложнее. Ими занимается некая Конгрегация — подразделение какой-то «Церкви Искупителя». Объяснять, кто все эти люди, Аннушка отказалась. При Конгрегации Школа Корректоров, в неё свозят изловленных синеглазок, обучают и отправляют спасать следующий срез. В силу своей природы они могут находить миры в коллапсе, проникать туда, наводиться на «око бури» и вытаскивать его оттуда, прекращая процесс. Работа опасная, а с учётом того, что большинство этих «корректоров» весьма молоды — смертельно опасная. Представьте себе, как один травмированный подросток пытается найти в гибнущем мире другого, не менее ушибленного — ну что тут может пойти не так, верно? В силу этого обстоятельства до зрелых лет корректоры доживают нечасто, взрослый корректор не уникум, но определённо редкий кадр.
Конгрегация утверждает, что только благодаря её деятельности Мультиверсум вымер ещё не весь, но Аннушка почему-то относится к этому утверждению крайне скептически. И вообще, кажется, сильно их всех не любит. Хотя признаёт, что для детей вариант не худший.
Дело в том, что синеглазки находятся в сложных отношениях с Мирозданием. Тот коллапс, который вокруг них не случился, никогда не оставит их до конца. Прежде всего, им нельзя возвращаться в родной мир — там всё сразу начнётся заново. Но и в других мирах без гарантий — коллапс к ним так и тянется. Если же их собрать в одном месте, то неприятностей точно не оберёшься. Школа Корректоров расположена в специальном защищённом срезе, большинство корректоров там живут всю свою жизнь, чаще всего не особенно долгую. А если нет, то выбирают срезы, где коллапс уже произошёл и терять нечего.
Есть и другие минусы в том, чтобы иметь синие глаза, но о них Аннушка рассказывать не пожелала, заявив, что и так до чёрта времени потратили. Плюсов же, с её слов, всего один, и тот сомнительный — опытный корректор, ухитрившийся протянуть в этом статусе достаточно лет, обретает уникальную свободу, позволяющую ему перемещаться по Мультиверсуму не будучи привязанным ни к каким артефактам или метаобъектам, включая кросс-локусы, реперы и пресловутую Дорогу. Просто пешком.
— Утомительно, — сказала Аннушка, — но иногда полезно.
— Так я не понял, — уточнил я, — выходит, ты всё-таки корректор?