— Ну, его можно понять, — признал я. — Жить всем хочется. Скажи, дед, а другой кросс-локус тут есть?
— Там, на другой гора, — старик махнул ружьём в сторону, у меня аж ёкнуло с перепугу. — Я туда давно не ходи, туда плыть, я плыть не умей, а лодка нет. Раньше там мост виси, потом упади, чинить мужчина нет совсем, у меня рука один, у женщина рука из жопа расти.
— Мы сходим всё-таки глянем, ладно?
— Твоя ходи куда хоти, закава — свободный страна. Но смотри, чтобы женщина твоя не видел.
— Почему?
— Мужчина нет совсем, сильно хотят. Не отпусти тебя. Женщина много, ты один, тяжело тебе быть, я так думать. У тебе две женщина есть уже, но наши за тебя подраться, друг друга поубивай. Плохо быть!
— Да уж чего хорошего, — согласился я. — Ну да ничего, мы быстро, туда и обратно. Где там, говоришь, мост висел?
Моста действительно нет, но даже если бы был, то ничем нам не помог бы. Остатки наглядно выдают конструкцию из палок и верёвок, которая и в лучшие свои годы вряд ли являлась шедевром архитектуры. Женщина с козой — вот предел его пропускной способности. И то, обе должны быть худыми.
— Этот срез правда странный, или я просто мало видела? — спросила Крисса.
— На оба вопроса «да», — ответила Аннушка. — И ты мало видела, и срез необычный. Коллапс тут был очень давно, но всеобщей гибелью не завершился. То ли корректор вытащил фокус, то ли ещё что-то случилось, не знаю. Но потрепало его сильно — уровень моря резко вырос, и жизнь осталась только в самом высоком горном районе. Срез был, говорят, довольно развитым, но вся цивилизация осталась внизу, где и утопла, а выжили только горцы, суровые, но бестолковые. Вдобавок по какой-то причине стало рождаться очень мало мальчиков, диспропорция усугублялась тем, что они все были по горским понятиям воинами, то есть резали друг друга почём зря по поводу и без. Так бы все и сдохли, но срез оказался на удобном пересечении маршрутов — кросс-локусы, плюс репер, плюс Дорога. Торговля тут, правда, оказалась специфической — продавали женщин, которых тут переизбыток, покупали оружие и еду, но основной товар среза — наёмники. Те немногие мужчины, что всё-таки выживали в этом месте, считались безупречными воинами-телохранителями, верными и свирепыми, готовыми отдать жизнь за хозяина и при этом ровно в меру тупыми, чтобы не претендовать ни на что больше. Иметь своего личного горца было одно время очень престижно. Их заработок стал основой здешней крошечной экономики, а те немногие, кто доживал до конца службы, возвращались сюда. Набирали себе жён, сколько могли прокормить, делали им кучу детей, и тем как-то поддерживали популяцию.
— Но потом что-то пошло не так, — констатировал я, осматривая берег.
— Судя по всему — да. Я не следила за их историей, но, думаю, спад караванного движения для такого импортозависимого среза стал последней каплей. Они и так-то еле перебивались, а сейчас, похоже, совсем захирели. Что ты там высматриваешь?
— Тут была хорошая широкая дорога, — пояснил я. — Но она утонула, и мост повесили позже, уже над ней. Видишь, на той горе она продолжается? Тут всего-то метров семьдесят.
— Допустим. И что это нам даёт?
— Можно сделать понтонный мост. У нас есть военные ПМП, понтонно-мостовые парки. Подъезжает такая хреновина, разворачивает понтоны — и готово, хоть танки гони. Но вообще много вариантов, есть и гражданские. А ещё проще — паромчик пустить. Натянуть два стальных троса, и пусть катается, перевозит грузовики.
— Масштабно мыслишь, — задумчиво сказала Аннушка. — И где такое берут? Впрочем, можно Керта озадачить. Если у вас есть, то найдутся и те, кто вытащит в Альтерион, а оттуда уже порталом метнут куда скажешь, только плати. Но это адски дорого и не очень понятно зачем. Как верно заметила Бадман, логистика съест всю маржу.
— Ладно, — признал я, — не понимаю я в коммерции, но ты, наверное, права. На войне как-то не думаешь, сколько стоит переправа, которую, может быть, к вечеру уже разбомбят к чертям. Вряд ли мы отобьём затраты поставками картошки. Пойдём обратно, подумаем ещё.
— Эх, — вздохнула Крисса, — жаль. Я уже придумала, где барабан с тросом для парома закрепить…
— А приливы ты учла? — спросила Аннушка.
— А тут и приливы есть?
— Ну, разумеется, от них следы на берегу, не поняла?
— Не, откуда? Я ж моря не видела раньше. Тогда надо по-другому делать… А, да! Не надо уже. Всё равно жаль.
В деревне всё так же сидит на лавочке древний инвалид, держащий свою долгую засаду на неведомого мне мымбарука. Но сейчас рядом с ним хлопочет черноволосая женщина. Я поразился её жёсткому, как будто выбитому на потемневшей бронзе, лицу, гордой осанке и ненормальной худобе.
— Кажется, мы попались, — сказала с интересом Крисса, — и чо теперь?
Впрочем, горянка отнюдь не выказала желания немедля закрыть моей персоной дефицит мужчин среза Закава. Она зыркнула в нашу сторону чёрным выразительным глазом и подала старику миску с какой-то жидкой жёлтой кашей.
Тот взял ложку и принялся неохотно хлебать.
— Сыр нет, мясо нет, масло нет, — пожаловался он нам, — никакой вкус у этот каша.
Женщина что-то сказала ему на местном, он перевёл:
— Говорит, коза болей, молоко не давай. Скоро умирай, мало-мало мясо будь. Но сыр и масло больше не будь. Вы мост ходи-смотри?
— Нет там моста, — ответил я. — Да и тот, что был, мостом можно назвать только из жалости. Как тут контрабандисты ездили, не пойму…
Женщина что-то спросила у деда по-горски, тот ответил, они заспорили, показывая руками в разные стороны. Женщина ему за что-то выговаривает, старик оправдывается, но считает, что прав. Мимика у них очень выразительная, а речь экспрессивная. В конце концов горянка, не убедив предка, повернулась к нам и сказала:
— Дед совсем старый стать, голова глупый-пустой как горшок. Не хотеть вам про другой дорога к кросс-локус-дверь говори. Не понимай, что мы скоро умирай все. Дети нечем корми, женщин нечем корми, мужчина мало, все старый, дети не делай совсем. Дикий козлы на другой гора уходи, охота нет, домашний коза мымбарук съедай, остальные болей. Люди тоже болей, потому что мало еда. А этот старый хуррезавад в секрет-тайна играй! Все знай этот секрет, дурня глупый ты! Не будем с люди торговай, умирай без еда совсем!
— Эй, прохожий человек, — ничуть не смутившись сказал мне дед, — тебе третий жена не нужен? Худой и злой, дёшево отдам!
— Я этому дылде не жена! — возмутилась Крисса, но её никто не услышал.
— Вы люди торговай? Женщина-девочка покупай? Еда плати? — прямо и жёстко спросила у меня женщина, глядя чёрными глазами, выглядящими огромными на слишком худом лице. — Мужчина нанимай нет, мужчина не родись давно.
— Нет, — ответил я, — мы не покупаем людей.
— Тогда что вы делай тут?
— У нас слишком много еды, не знаем, куда деть, — брякнула внезапно Крисса.
Воцарилась звенящая тишина.
— Караван через кросс-локусы, без глойти? — сразу уловила главное Бадман, когда мы вернулись. — Слышала о таком, но не сталкивалась. Говоришь, тут есть?
— Да, — кивнул я, — недалеко, километров сорок. И большой, грузовик влезет. За ним нищий горный срез, но там есть следующий. Прямая дорога к нему непроезжая, местные показали объезд по горной дороге, выглядит страшновато, но машины пройдут. Он рабочий, я проверил. Выводит в незнакомые места, но, по опыту, в конце концов какой-то маршрут да построится. Теперь решение за вами.
— И какие будут условия? К нам не так давно Коммуна подъезжала с со своими портальными проводками, но мы их послали. И знаешь почему?
— Почему?
— Они захотели контрольный пакет.
— В смысле?
— Всё предприятие будет их, а мы будем водилы, грузчики и кладовщики на зарплате. По-другому им не интересно, вишь ты. Мы, конечно, уже не настоящие рейдеры, но за свободу стояли и стоять будем. Вот и послали. Они ушли, но обещали вернуться, когда мы дозреем. А вы что скажете? Своего проводника у нас нет, то есть будем зависеть от вас, вы будете держать нас за яйца, которых у меня тоже нет, но это вам не помешает, и мне это не нравится. Но я готова вас выслушать, прежде чем послать.
— Я, пожалуй, знаю, где найти проводника, — сказал я растерянно, — у меня есть знакомый в возрасте, которого достало сталкерить на консигнаторов, он будет не прочь поработать на караване. Работа спокойная, безопасная, регулярный график, можно семью завести…
— Тем более, в Закава куча незамужних баб, — фыркнула Аннушка.
— В общем, — резюмировал я, — если удастся разведать удобный маршрут, то двух-трёх проводников можно будет просто нанять. За деньги. Никакого контрольного пакета. Зарплату они захотят немалую, но это отобьётся.
— Выглядит слишком хорошо, — ответила Бадман. — Где подвох? В чём ваша выгода?
— Мы не коммерсанты, — призналась Аннушка. — О выгоде как-то даже не думали.
— А кто, блин?
— Я курьер, он солдат, эта мелочь просто так приблудилась.
— И что же вам надо?
— Нам нужны регулярные поставки продовольствия в определённую точку. Не бесплатно, по обычной оптовой цене. Вы просто были первые, о ком я вспомнила. Остальное само на кардан намоталось.
— И что, никаких условий?
— Есть одно, — подал голос я. — У вас за ближним кросс-локусом дети от голода умирают…
Мы были готовы заплатить, но Бадман сказала, что жратву и так девать некуда, пара грузовиков гуманитарки в залог будущего сотрудничества они себе позволить могут. Их пришлось провести мне, так что мы, к недовольству корректоров, задержались в срезе ещё на сутки. Горские тётки, возрастом от совсем юных девиц до морщинистых бабок, все, как одна, невозможно худые и глазастые, на удивление организованно, без суеты и споров разделили между семьями полученное продовольствие. Те, что помоложе, с интересом переглядывались с рейдерами. Горянки, пожалуй, симпатичные, а если их откормить, то и красивые станут, так что, может быть, решат проблему дефицита самцов в популяции.