— Здравствуй, Лёха-солдат, — ответил Калеб, но руку подавать не стал. — Пойдём, в столовой присядем, там сейчас пусто.
Мы прошли в сторону от площади, зашли в заведение со скромной вывеской «Столовая рабочего питания» и сели за деревянный стол. Других посетителей действительно нет, только на кухне чем-то гремят, и пахнет жареной картошкой.
— Ты всё вспомнил? — спросила Аннушка. — Когда я тебя привезла, ты своё имя с трудом…
— Как я могу сказать, всё или нет? У меня события не стыкуются друг с другом, но из-за провалов в памяти или из-за того, что я не особенно интересовался их причинами, кто знает? Ты пойми, я вспоминаю то, чего не было. Проклятая мелкая ведьма стёрла всю мою жизнь!
— Эй, это твоя дочь вообще-то, — покачала головой девушка, — и она тебя, говнюка, спасти пыталась. Как и я.
— Да ни черта бы мне не сделали! Попугали, забрали бы дисрупторов…
— Детей.
— Ой, я тебя умоляю. Они инструменты. Мы все были инструменты. Я был ценный инструмент, а теперь сломан и выброшен. Сломала меня она, а выбросила — ты. Знаешь, каково работать на маслодавилке и помнить, что был корректором первого ранга?
Я посмотрел ему в глаза — они не синие. Серые, с зеленцой. Обычные для рыжих.
— Да-да, — отметил он мой интерес. — Я больше не корректор. Точнее, никогда им не был. Не спрашивай, как это возможно, я сам не знаю. Чёртова мелкая ведьма.
— Твоя дочь.
— Тем обиднее. Мы, корректоры первого ранга, считали себя круче всех. Без обид, Аннушка, ты против меня была никто, а Грета и сейчас сделает с тобой всё, что захочет. Но дисрупторы — это настоящая чёртова магия. Они так вплетены в ткань Фрактала, что могут распускать её по ниточкам, чтобы просто зашнуровать кеды.
— Так почему же вам позволяли иметь детей? Тебя же не за то наказать хотели, что ты обрюхатил ту горянку, а за то, что скрыл это?
— Блин, я просто провтыкал момент! А потом зассал признаться.
— Дважды провтыкал? Ты, конечно, большой любитель потыкать был… Тут-то не обзавёлся ещё пассией?
— Всё моё обаяние было в синих глазах и ушло вместе с ними, — вздохнул Калеб. — Вторичная способность. Я умел нравиться, так же как ты умеешь…
— Заткнись, — резко оборвала его Аннушка.
— Извини, молчу. У всех свои секреты, — рыжий покосился на меня. — В общем, я сам не знаю, как так вышло. Тогда мне казалось, что я впервые в своей долгой жизни влюблён.
— В тётку, которую трахнул и забыл?
— Не забыл, а потерял. Хватит надо мной издеваться, я и так унижен дальше некуда. Ты ведь не мою личную жизнь обсуждать примчалась в такую даль. Спрашивай, что хотела, и проваливай. Не напоминай, о том, что не вернуть.
— Дисрупторы. Что это?
— Ты нашла у кого спросить. Я тебе кто, Мелех? Да и он, не факт, что знает точно. Дети корректоров. Или не только корректоров. Вряд ли это единственный путь, просто самый простой.
— Все дети корректоров?
— Нет, точно не все. Я потому и забил, надеялся, что пронесёт. Девчонка вообще никак не проявлялась. А потом раз — и стёрла меня нафиг, как рисунок ластиком.
— Все дисрупторы как она?
— Все разные. У каждого свой какой-то фокус, кто за что в детстве зацепился. Грета как-то проболталась, что если с младенчества сразу натаскивать, то можно направить способность. Мол, она свою отдрессировала как надо.
— Свою? У неё личный дисруптор? Женщина?
— Ещё какой личный, сама родила. Девчонка.
— Кто отец?
— Уж точно не я! — замахал руками Калеб. — У меня на эту суку не встал бы. Но кто-то из наших, точно. Она хвасталась, что Даша сильнее всех, потому что с обеих сторон взяла лучшее.
— У тебя были ещё дети? Раньше?
— Да. Пацан, вроде.
— Вроде?
— Я его не видел, случайно узнал. Плановая вязка.
— В смысле?
— В прямом. Трахнул, кого сказали. Несколько раз, пока не залетела. Я не против был, она ничего так. Да и ей понравилось. Отлично провели время, но больше не встречались.
— Имя-то хоть спросил, кобель призовой?
— Лоэль звали. А тебе зачем?
— Мало ли. Вдруг встречу? Посочувствую. И зачем Конгрегации дисрупторы, если они так опасны?
— Затем же, зачем все опасные штуки, — Калеб похлопал по дробовику, который, садясь, поставил у стола. — Чтобы использовать против других. Ещё вопросы будут? Например: «Как тебе живётся, Калеб? Не нужно ли тебе чем-то помочь, Калеб?»
— Плевать мне, как тебе живётся, — ответила Аннушка. — Если плохо, могу прекратить твои мучения. Нет жизни — нет проблем.
— Злая ты. Всегда была злая.
— Просто ты так и не смог меня трахнуть, на меня твоё обаяние не действовало. Всех девчонок в Школе поимел, а меня не вышло. Вот и «злая».
— Не всех, только красивых, — возразил Калеб. — Но с тобой мы остались друзьями.
— Друзьями? Знаешь, когда-то я была готова за тебя убить. Потом готова убить тебя. Теперь мне пофиг. Ответь на мои вопросы и вали дальше сельское хозяйство поднимать.
— Спрашивай, — вздохнул он.
— Почему ты можешь иметь детей?
— Ха! — засмеялся рыжий. — Так вот что тебе на самом деле интересно! Захотелось маленьких Аннушек? Брось, дурная затея! Под надзор Ареопага ты не пойдёшь, а без этого тебя либо грохнут, либо заберут ребёнка, либо сначала грохнут, а потом всё равно заберут. Ну, или тебя, как и меня, однажды пожрёт тобой же рождённый монстр.
— Не тебе давать советы, как мне жить, Калеб. Ты хреновая реклама самого себя. Просто ответь на вопрос.
— Я прошёл инициацию. Её проходят все корректоры первого ранга. Настоящие, а не такие, как Лиарна или Кван, которых наградили за тупость и старание, а также для отвода глаз.
— И много вас таких было?
— Я знаю только Грету, она была моей наставницей. Могла быть твоей, но ты отказалась. Про остальных мне не говорили, а я не спрашивал.
— И что даёт инициация?
— Переход на новый уровень. Корректоры — это личинки, которым не дали созреть в коконе и трансформироваться в бабочек, потому что решили, что кокон ценнее. Нас не спасли, а изуродовали, дорогая подружка. Ты вернула меня в мир, который чуть не погиб из-за меня. Теперь я для него не опасен, но знаешь, что я тебе скажу? Лучше бы он сдох! — Калеб сердито обвёл рукой вокруг. — Всё это не стоит того, что я получил бы, завершив коллапс. Инициация лишь суррогат, но она открыла такие возможности, что я стал понимать, чего лишился, став корректором. Этот мир должен был стать моим кормом, я бы поглотил его и стал настоящим, а теперь он медленно жрёт меня… Сраная метаирония, да?
— Ой, иди в жопу, — поморщилась Аннушка, — я не в первый раз слышу, что мы должны были сожрать свой мир и лопнуть с пережору, чтобы в дырки крылья вылезли. Но это полная хрень, Калеб. Корректоров мало, коллапсов много. И где все эти сверхсущества, которыми мы должны были стать? Что-то их не видно…
— Не знаю, — пожал плечами тот. — Говорят, попадают в какую-то ловушку, поставленную ещё Основателями, и исчезают. Поэтому Конгрегации приходится идти кружным путём. Создавать своих бабочек с нуля — инициировать окукливание, вынимать личинок, выбирать из них самых перспективных, подращивать, трансформировать…
— По-моему, — сказала Аннушка с отвращением, — в лучшем случае из вас вышли навозные мухи.
— Пока да, — не стал спорить Калеб, — но кто знает, что было бы дальше? Мои крылья только начинали резаться, знаешь ли. А потом подрезали уже их.
— Так что за инициация? Что там с тобой сделали?
— Не помню.
— Ты издеваешься? Не верю.
— Как хочешь. Но я, правда, не помню. То ли мне запретили вспоминать, то ли там было что-то, что мне очень хотелось забыть… Я помню всё, кроме самой процедуры. Но знаешь, что, подружка?
— Что?
— Я, как и ты, с тех пор больше не нуждался в Веществе. Может быть, тебе припомнить, что для этого сделали с тобой?
Глава 17
Два варианта
На привал остановились удачно — берег моря, пляж, отель. Отель пуст достаточно давно, чтобы утерять весь свой лоск, но видно, что место было недешёвое. Высший класс, для миллионеров. Позолота потускнела, паркет вздулся, стёкла грязные до непрозрачности, запах пыли и плесени. Но мрамор ступеней и дуб мебели чувствуют себя прекрасно. Как и крепкие напитки в баре.
— Вот этот вискарь выглядит многообещающе, — оценила Аннушка, покрутив в руках пыльную бутылку. — Этикетка лаконичная, ценник зверский. Что-то элитное, для вип-гостей. Ну-ка…
Он скрутила пробку, понюхала, отхлебнула прямо из горлышка.
— Вполне. Прихвачу вторую для коллекции, а эту выжрем сегодня. Составишь компанию?
— Всегда.
— Прихвати тогда стаканы, солдат. Такой вискарь достоин того, чтобы пить его не из кружек.
Море прохладное, но мы искупались. Аннушка, разумеется, голышом, и это, разумеется, ничего не значит. Она не стесняется своего тела, и ей плевать на мои переживания, которые, увы, не скроешь при купании. Но что же мне теперь, немытым ходить?
— Нет, солдат, сегодня тебе не светит, прости, — сказала она безжалостно. — Мне надо выпить и подумать. Если невмоготу, можешь подрочить, я отвернусь.
— Спасибо, — ответил я спокойно, — обойдусь пока.
— Ты пойми, — объяснила она, когда мы устроились в притащенных с веранды отеля шезлонгах. — Я не наказываю тебя за то, что ты Донку трахнул. Ведь ты так думаешь?
— Есть такое подозрение.
— Да, я тогда неожиданно сильно расстроилась, но уже всё нормально. Ты не виноват, ты отказывался, я тебя уговорила, и всё ещё думаю, что это было правильно. Десять лет твоей жизни того стоили. Полноценной молодой жизни, ты теперь несколько лет не будешь стареть, будешь здоров, на тебе всё будет заживать, как на собаке. Потом вернётся на круги своя, но тут уж ты сам отказался от шанса. Не жалеешь?
— Пока нет. Вот когда начну стареть, тогда…
— Так вот, я не потому тебе не даю, что от тебя ещё Донкой пахнет.
— Серьёзно?
— Нет, фигурально выражаясь. На самом деле, мне надо на что-то решиться, а я не могу. И это меня тоже бесит, не представляешь как. Всегда гордилась тем, какая я решительная, а тут сопли жую и страдаю, как школьница.