— Я знаю, — ответила Алина. — Поэтому старалась говорить громко и разборчиво. Ещё раз приношу тебе извинения, теперь лично. Но я не считаю это манипуляцией. Твой многолетний страх серьёзных отношений почти преодолён упорством Лёхи, и завести ребёнка — логичный следующий шаг.
— Ты знаешь, что это невозможно!
— А ты знаешь, как это изменить. Или узнаешь, если сильно захочешь.
— Мой ребёнок будет дисруптором!
— Я склонна считать, что всё, что вам рассказывали о так называемых «дисрупторах», неправда или малая часть правды.
— Тебе хорошо рассуждать! А это будет мой ребёнок!
— Так же как Александра — мой. Родительство имеет свои минусы. Но плюсов больше.
Едем обратно молча. Аннушка мрачно сопит, что означает у неё процесс осмысления сложной и неприятной информации. В последнее время я слышу это сопение всё чаще, потому что жизнь нас не балует. На заднем сиденье невозмутимо валяется, задрав босые ноги на боковое стекло, Сашка, символизирующая условную победу Алины. Роботесса восстановлена в доверии, если и не полностью, то по большей части.
— Раз мы подруги, — вздыхает Аннушка, когда мы сидим у костра на привале, — мне придётся смириться с тем, что у неё есть свои интересы. И поверить на слово, что они учитывают мои. Тем более что я не очень-то понимаю, в чём теперь мои состоят. Столько всего навалилось…
— Ничего, разгребём как-то.
— Слушай, солдат… — она замолчала, собираясь с мыслями. — А ты правда хотел бы всего этого?
— Чего?
— Ну, детей, семьи, всего такого? Со мной, дурой бешеной?
— Конечно. Можем приступать. Сашку попросим отвернуться и заткнуть уши.
— Ой, иди к чёрту, я не об этом.
— Если ты делаешь мне предложение, то это немного неожиданно, но мой ответ «да». Кольцо дарить не обязательно, оно за спусковую скобу цепляется.
— Отвали, я чисто теоретически.
— Жаль. Но всё равно «да». Я готов быть с тобой, пока смерть (скорее всего, моя) не разлучит нас. У меня нет опыта с детьми, но я готов рискнуть. Можем пока на Сашке потренироваться.
— Это будет нерелевантный опыт, — спокойно сказала девочка. — Вряд ли ваши дети будут на меня похожи. Разве что внешне. Но вы можете меня покормить, я не против.
— Сама возьми, что хочешь, из сумки в кузове, — отмахнулась Аннушка.
— Не завидую вашим детям, — очень человечно фыркнула она, поднимаясь с земли, где сидела. — Они с таким подходом умрут с голоду. Или, — уточнила она, заглянув в сумку, — сопьются. Тут пять бутылок виски и три бутерброда.
Сашка достала бутылку, открутила пробку и отхлебнула.
— Эй, с ума сошла! — возмутилась Аннушка. — Детям вреден алкоголь!
— А взрослым? — Сашка отхлебнула ещё раз.
— И взрослым, — признал я. — Но есть нюансы. А ты ищешь еду не в той сумке. Та, что с продуктами, дальше.
— Какое странное ощущение, — девочка припала к бутылке, сделав несколько глотков, — я теряю контроль. И мне это нравится. Хотя должно пугать.
— Дай сюда, — я встал и отобрал бутылку. — У тебя масса тела маленькая.
— Но-но! Хочу и пью! — заупрямилась Сашка. — Я должна попробовать… Всякое. Так мама говорит. Мама Алина.
— Клянусь Ушедшими, у нас пьяный робот-подросток, — вздохнула Аннушка. — Ты всерьёз насчёт детей, солдат?
— Ещё как всерьёз. Просто у неё дурная наследственность. Я тоже накидался первый раз в тринадцать. Спёр у отца бутылку коньяка из бара, отпил половину и долил чаем.
— И что было? — заинтересовалась Сашка.
— Он меня выпорол. Так что тебе повезло, что я — не он.
— Нет, с тобой что было, пап?
— Сначала было очень весело, потом блевал, потом голова болела. Коньяк до сих пор не люблю.
— Ой, как мне странно… — Сашка захихикала и сползла спиной по борту машины. Села на землю, опершись на колесо.
— Как это может быть? — удивилась Аннушка. — Она же робот. У неё мозги электрические.
— Сами вы роботы, а мозгов у вас вовсе нет! — обиделась девочка.
— Ну вот, теперь она ещё и хамит, — прокомментировала моя подруга. — Если Алина хотела мне показать, что дети — это здорово, то пример неудачный.
— «Предки не догоняют», — кивнул я. — Нормальный подростковый дискурс. Сашка на вид мелковата для пубертатных выбрыков, но, может, у роботов это раньше начинается.
— Я. Не. Робот! — ответила Сашка, размеренно качая головой. — Я чёртова сраная личность, сука!
— И ругается, — констатировала Аннушка.
— И как знакомо! — заметил я.
— Ты хочешь сказать, что я плохо влияю на нашего… то есть Алинкиного, ребёнка?
— У неё трое родителей, и у всех характер не дай бог.
— Это очень обидно, между прочим! Когда называют роботом! — Сашка очень реалистично всхлипнула. — И семантически неверно! Я не алгоритмична! Я разумна! Я эмоциональна! Я ребёнок, в конце концов! Я…
Сашка прервала свою речь, встала на четвереньки и её бурно вырвало.
— Она правда спит? — спросила Аннушка, когда мы поехали дальше.
Я покосился на заднее сиденье.
— Выглядит спящей. И перегар убедительный.
— И что это был, блин, за концерт?
— Ну, либо подростковый протест, либо операция прикрытия. Смотря насколько она притворялась. Но называть её роботом теперь действительно как-то неловко.
— То есть своей цели она добилась.
— Брось, ты так не думаешь.
— Я уже не знаю, что думать, — мрачно ответила Аннушка.
— Как сказала Алина, у тебя проблемы с доверием.
— Лучше иметь проблемы с доверием, чем со здоровьем. Меня не так давно пытались грохнуть, ты не забыл? И были до обидного близки к успеху. Рыжая баба чертовски похожая на мою лучшую подругу. И вот другая моя лучшая подруга подбрасывает мне непонятно что…
— Непонятно кого, — поправил я её.
— Ладно, пусть так. Но блин, какого чёрта! У меня есть причина для паранойи!
— Угу, — кивнул я. — Есть. И я даже могу её назвать. Если пообещаешь не обижаться.
— Я никогда не обижаюсь!
Моё молчание было достаточно красноречивым, чтобы она признала:
— Ну, почти никогда. На большинство людей мне слишком насрать, чтобы обидеться. Ладно, говори, что ты там выдумал.
— В этом-то и вопрос, — ответил я. — Ты злишься, обижаешься, не доверяешь и отталкиваешь, если боишься, что человек может стать тебе дорог. Тебе было плевать на Сашку, пока она не кинулась под падающую девчонку и чуть не погибла. А теперь ты на неё гонишь, потому что поняла, что она тебе не безразлична. Где-то я это уже видел…
— Отвали, солдат, с тобой было совсем другое.
— А как по мне, то же самое. Ты готова ничего не иметь, лишь бы ничего не терять.
— Вот дохрена все умные! — возмутилась она. — Всё про меня понимают! Одна я дура-дурой…
— Не злись, — сказал я примирительно.
— Я не… Что за!.. Держись! — Аннушка врезала по тормозам, меня швырнуло вперёд, и, повиснув на ремне безопасности, я увидел, как в тумане Дороги наши фары выхватили стоящий прямо на пути силуэт человека.
Пикап занесло, туман пропал, вспыхнуло солнце. Водительница завращала руль, ловя на дороге машину, и мы остановились.
— Ох, — донёсся тихий голос сзади. — Это то, что называется «похмелье»?
— Нет, Саш, это ты с сиденья сверзилась, — успокоил её я. — Подожди, сейчас помогу вылезти.
Я открыл дверь, вылез, откинул своё кресло вперёд и подал ей руку. Девочка, кряхтя, выкарабкалась, потирая рёбра.
— Пить хочется ужасно!
— А это как раз похмелье. На, попей, — я протянул ей бутылку воды, и она присосалась к горлышку.
— Уф, спасибо, — вернула минералку и выдохнула. — И простите. Мне стыдно.
— Ды прям, — фыркнула Аннушка.
— Мне бывает стыдно. Так же как грустно, весело, обидно и приятно. И больно, — она снова потрогала рёбра.
— Дай гляну, — сказал я.
Сашка послушно задрала рубаху, и я ощупал её спереди и с боков.
— Ой!
— Ничего, просто ушиб. Рёбра целы.
— Я прочная.
— Очень надеюсь. У нас довольно рискованный образ жизни.
— Мама предупреждала. Мама Алина.
— О чём ещё она предупреждала? — нейтральным тоном спросила Аннушка.
— Что ты, мама, сначала не будешь мне доверять. Что на папу всегда можно положиться. Что на тебя, мам, охотятся и могут в любой момент напасть, и я тогда должна… — Сашка внезапно замолчала.
— Должна что?
— Да, продолжай, ребёнок, мне тоже интересно, — сказал молодой женский голос у нас за спиной.
Глава 6Парк аттракционов
— Даша, — констатировала Аннушка, и я положил руку на кобуру.
Не знаю зачем, сама легла как-то.
— Привет, Аннушка. Давно хотела познакомиться поближе, но как-то всё недосуг. Вот, вспомнила. Только давай сразу договоримся — твой фокус с выкидыванием тех, кто тебе не нравится, на Изнанку на меня не подействует. Точнее, выкинуть ты выкинешь, но я сразу вернусь и буду злая.
— А сейчас ты, значит, добрая?
— Мама говорит, что я психопатка. Так что не угадаешь: сейчас добрая, а потом фигак — и нет.
— А папа что считает?
— Мама не говорит, кто был папой. Думаю, она откусила ему голову при спаривании, как самка богомола. — Даша весело и непринуждённо расхохоталась. — А что, очень в её духе! Ой, я не могу, видели бы вы свои лица! Перестаньте лапать оружие, оно вам не поможет, да я и не драться пришла. Захотела бы, выкинула вас с Дороги в кювет и добила. Но я не хочу. Пока.
— Тогда зачем пришла? — спросил я.
— Ты… — она посмотрела на меня, задумчиво хмурясь, и защёлкала пальцами, припоминая, — как там тебя…
— Лёха, — напомнил я.
— Во, точно, Лёха! Будем знакомы, Лёха, я Даша. А ты кто, малявка? — она повернулась к Александре.
— Я Саша.
— Даша и Саша. Боже, как банально! У твоих тоже никакой фантазии, да?
— Мне нравится, — сказала Сашка. — И они норм. Для взрослых.
— Имей в виду, Саша, такие, как мы, для таких, как они, — просто инструменты. Палки, которыми они тычут в задницу Мироздания.