Даша распахивает курточку стоящей с непонимающим лицом женщины, расстёгивает на ней блузку, большая грудь выпадает наружу.
— Куда ты лифчик дела, дура? — ругается девушка. — А, чёрт с тобой, так застегну. Да стой, не дёргайся, корова! Вот, совсем другое дело. Нет, стой, сейчас юбку поверну!
Она, не расстёгивая, проворачивает юбку на бёдрах женщины, теперь та одета нормально.
— Вот так-то лучше, — кивает удовлетворённо Даша. — А то чучело-чучелом. Что тупишь? Давай, сюда вот пиши: «Лёха, Аннушка и Сашка, гости Дарьи-Разрушительницы! Супер-VIP-обслуживание, бесплатный бар». Ох, тебя хрен дождёшься, дай сюда!
Девушка ложится животом стойку, свешиваясь головой вниз, чем-то гремит там, возвращается с ключом на кольце, к которому прицеплен массивный, отлитый из лёгкого сплава брелок в виде медали с головой енота. Такой же круг с енотьей головой на стене за стойкой, видимо, это символ отеля.
— Еноты сдохли, — сказала, заметив мой взгляд, Даша. — В клетках были, никто из тупоголовиков не сообразил выпустить. Жаль, они мне нравились. Я, можно сказать, из-за них на это место и залипла. Но парк и сам по себе ничего так. Я на колесе обозрения иногда по полдня катаюсь — наберу жратвы, выпивки и сижу, любуюсь видом, когда погода хорошая.
— А в туалет как же? — спросила Сашка.
— А через борт. Тупицам плевать, а нормальных тут нет. Дашка — жопа в небесах! — девушка внезапно заржала каким-то чрезмерным, истеричным смехом и долго не могла остановиться, складываясь от хохота пополам, заливаясь слезами и подвывая: — Жопа… В небесах…
Аннушка посмотрела на меня с тревогой, я пожал плечами. Без понятия, что в таких случаях делать. Пощёчину влепить? По спине постучать? Воды предложить? Впрочем, вскоре Дашу отпустило, и он только икает обессиленно, сев на не очень чистый пол.
— Вот… — ик, — ключ, — ик, — номер на третьем этаже, прям напротив, — ик, — лестницы. В лифт, — ик, — не лезьте, он не работает. Я, — ик, — попозже подойду.
Номер пыльноват, но в остальном чистый. На кровати никто не спал, в ванной нераспечатанные флакончики шампуней и гелей, чистые полотенца, в баре бутылочки с напитками, в шкафу халаты и тапочки. Я проверил — из крана идёт вода. Сначала холодная, но потом немного прогрелась.
— Нам всем стоит помыться, — сказал я. — Саш, иди первой.
— Да, пап, — она закрыла за собой дверь в ванную, зашумела вода.
— Вы так мило ворковали по дороге, — мрачно сказала мне Аннушка. — Прям папочка-папочка и доченька-доченька. Я чуть слезу от умиления не пустила.
— Она сказала, что Даша важна и с ней лучше дружить, чем воевать.
— Тоже мне новость. Я и сама сообразила, потому сюда и поехала. Теперь я хотя бы знаю, где она свила гнездо.
— Девчонка сумасшедшая.
— Да, больная на всю башку. Но если её растила Грета, я не удивляюсь. Честно говоря, её стоило бы убить. Это, наверное, было бы даже гуманно, как усыпить больное животное. Но у меня рука не поднимается.
— У меня тоже, — признался я. — Нет, если она нападёт, например, на тебя или Сашку — то да, а так — не хочется.
— Очень странный срез тут.
— В каком смысле?
— Постколлапсник, свежий, нефинализированный, но какой-то… Выжатый, что ли? Сама пока не разобралась.
Сашка вышла из ванной в чистой майке и трусиках, сказала:
— Вода почти остыла, но мыться можно, фен не работает и бьётся током.
И завалилась на кровать.
— Кто первый? — спросил я Аннушку.
— Да как хочешь, — ответила она.
— Можете идти вдвоём и заниматься этим вашим сексом, — сказала девочка, доставая из рюкзака мелефитскую книгу. — Если включить воду посильнее, то я ничего не услышу. Наверное.
— Вот же… — сказала с досадой Аннушка. — Да и плевать, пошли!
И мы пошли.
Бассейн в отеле действительно есть, и даже относительно чистый. Даша прыгнула туда первой, за ней степенно зашла Сашка.
— Лёха, Аннушка, идите к нам, — позвала девушка, — я сюда ещё не нассала, клянусь!
— Спасибо, — отказался я, — мы тут пока посидим, изучим меню.
Вокруг бассейна ресторанные столики, мы заняли один из них.
— Да без толку, эти тупорыльцы всё равно готовят какую-то хрень. И продуктов нормальных почти не осталось. Я же говорила, сервис говно. Номера толком не убирают, я когда один засру, просто переезжаю в следующий. Я, конечно, когда заселялась, рассчитывала на условия получше, но мне и так нравится. До коллапса тут было вообще роскошно, дорогой загончик для богатеньких детишек. Мне прям загорелось тут пожить. Сашка, ты мультики любишь?
— Да, — ответила Саша, вылезая из бассейна. — А ещё я бы поела.
— Сейчас распоряжусь, — кивнула Даша. — Эй, тупни, тащите жрать сюда! Бегом-бегом! — заорала она во весь голос. — Сейчас, мозги прогреются, и они что-то соорудят там на кухне. Обычно выходит съедобно, но на вкус… Впрочем, еда есть еда. Да, мультики! Я тут впервые их увидела! Тут был кинозал, где мульты крутили весь день, без перерыва. Он и сейчас есть, но я не смогла запустить проектор, а местные слишком отупели.
— Так ты тут бывала до коллапса? — спросил я.
— Ага. Но давно, мне как ей было, — Даша показала на вытирающуюся после бассейна Сашку. — Мамка меня закинула и уехала. Я думала, попала в рай. Мультики, сладости, аниматоры, офигенный номер, парк аттракционов, хоть обкатайся! А потом оказалось, что мамка не оплатила счёт. А тут с этим жёстко, меня хвать — и в тюрягу для малолеток. Там реально жесть была. Сколько всего потом насмотрелась, но кошмары мне снятся про неё.
— И зачем Грета так поступила? — спросила Аннушка.
— Да чёрт её знает. Мамка никогда не объясняла. Думаю, обычное для неё упражнение, типа как контрастный душ. Для закалки характера. Сначала мне было хорошо, как никогда в жизни, а потом так же плохо.
— А потом что? — спросил я.
— Сбежала оттуда, конечно. Изнанку я ещё не умела, но сбежала так. Задушила охранника майкой, пока он пялился на мою грудь и дрочил сквозь решётку, вытащила ключи и свалила. Меня неделю гоняли по лесам с полицией и собаками, но потом вернулась мамка, сказала, что я бездарь и бестолочь, потому что возилась так долго, но всё-таки забрала из среза. Я настолько запарилась прятаться, что была ей даже рада. Да где там наш обед, эй?
Пожилая женщина в грязном фартуке вкатила столик на колёсиках. На нём тарелки, кастрюли и нечто вроде чайника.
— Ну, хотя бы горячее, — вздохнула Даша. — Как-то она припёрла мне суп, который забыла сварить. Просто накрошила всякой фигни в холодную воду и подала.
— Не боишься желудочных инфекций? — спросил я, рассматривая не очень чистую посуду.
— Не, у меня брюхо крепкое. Да и готовит не так чтобы совсем плохо, это настоящая здешняя повариха, она спинным мозгом помнит, что куда класть. Продукты, правда, не свежак — крупы, макароны, концентраты, консервы. Хлеба нет совсем, но она печёт лепёшки, попробуйте. Если соль положить не забыла, то даже вкусно. А если забыла — солонка есть.
Повариха сгрузила еду нам на столик, и Даша, заглянув в кастрюли, сказала:
— Каша. Типа перловки, но крупа другая, не знаю, как называется. Хранится хорошо, её дофига, и на вкус не так чтобы сильно противная. Жрите смело.
Я попробовал, действительно съедобно, хотя слегка пересолена. А вот Сашке не понравилось:
— Фу, гадость.
— Да ты, я смотрю, балованная! — засмеялась Даша. — Пожила бы с моей мамкой, сырую крысу считала б за счастье. Серьёзно, она меня в восемь заперла в камере с тремя голодными крысами. Сказала: «Кто выживет, тот мне и дочь». Ну, я не посрамила наследственность. Так что жри кашу и не выпендривайся, подруга.
— А мы разве подруги?
— А разве нет? Я же тебя не убила, когда ты пнула меня в задницу. Это уже почти любовь, как по мне. Хочешь, возьму тебя в сёстры?
— Нет, спасибо, у меня родители есть. А каша невкусная. Мам, пап, я её не хочу!
— Не ешь, — сказал я. — Дело добровольное. Вон, в сумке печенье есть. Я-то в армии и похуже кашу ел, эта хоть не подгорелая.
Сашка достала из сумки печенье и довольно захрустела, торжествующе глядя на Дашку. Та покосилась завистливо, но продолжила упрямо есть кашу. Набитый рот не мешает ей рассказывать:
— Тут была церебральная чума. Куча народу сдохла сразу, в диких мучениях, башка болела, потом судороги, кома, и привет. Но многие выжили, потому что фокус я грохнула.
— Грохнула? — удивилась Аннушка.
— А что я должна была сделать? Отвезти Мелехриму, чтобы он вырастил из него дрессированную собачку, таскающую за шкирку щеночков в его пирожковую? Как по мне, синеглазок лучше топить, пока они мелкие. Ничего личного, но из них вырастают такие, как мамка. Да и мудак он был. Озабоченный мудак. При том страшненький. Вот вообще не жалко. Правда, когда коллапс прекратился, у выживших шарахнула побочка от той чумы, отупели они страшно. Вот вообще по пояс деревянные все.
— Разумеется, — сказала сердито Аннушка, — если грохнуть фокус, всегда хуже становится.
— Ой, да насрать. Там в парке есть старый дед, у него хватает ума запускать аттракционы, так что мне достаточно.
— Тебя тут посадили в тюрьму, а ты всё равно вернулась после коллапса? — спросила Сашка, запивая печенье несладким травяным чаем.
— Не, — отмахнулась Даша, — не после. Я вернулась и устроила им коллапс.
Глава 7Обувная лавка
— Если честно, из аттракционов остались колесо обозрение и одна карусель, — рассказывает Даша Сашке. — Каруселька скучная, крутится еле-еле и скрипит, аж зубы вибрируют. Но колесо прям огонь! Пошли кататься!
Они идут впереди нас. Девушка оживлённо жестикулирует, с гордостью показывая свои выморочные владения. Если не приглядываться — и впрямь подружки, одна постарше, вторая помладше. Или даже сёстры. Хотя нет, не похожи. Сашка миленькая и производит ошибочное впечатление девочки-припевочки, а Даша вся как сломанный нож — что-то кривое, угловатое, бесполезное, но тем более опасное.