— Ты уже пробовала, дурочка! — зло смеётся она. — Я сильнее тебя даже здесь! Что ты…
Сашка делает шаг вперёд и касается её руки. Женщина резко бледнеет, но не лицом, а вся, вместе с одеждой. Просто как будто тускнеет, темнея и обесцвечиваясь.
— Ах ты, дрянь мелкая… — она тянется к поясу, но я не жду, пока она достанет оружие, каким бы оно ни было.
Стрелять на Изнанке невозможно, отрицательный энергобаланс (не спрашивайте, я понятия не имею, что это) не даст загореться пороху. Поэтому я использую нож для колки льда, найденный в кафе. Узкое треугольное лезвие входит женщине в правый глаз, но в этот момент она исчезает.
— Теперь-то я могу поесть круассанов? — спрашивает Сашка. — Они уже почти остыли!
Мы снова в кафе, тут ничего не изменилось.
— Конечно, — рассеянно отвечает ей Аннушка. — Хоть все сожри.
— Нет-нет, — быстро поправляю её я, — оставь мне хоть сколько-то!
— Ладно, но ты поспеши, пап, они очень вкусно пахнут!
— Вот же сильна, сволочь старая, — Аннушка устало садится на край стола. — Если бы Сашка не потянула сенсус, чёрта с два бы я её удержала. Да я и так не удержала, но хоть притормозила чуть-чуть. Что скажешь, солдат, она выживет?
— Скорее всего, — пожал плечами я. — Глазницу я, кажется, не пробил, полсекунды бы ещё… Но глаза лишится.
— Отлично. Одноглазая и злая, как самка кобры, Грета — это именно то, что нам нужно.
— Извини, я старался, но у этого ножа нет упора, толком не ударить.
— К тебе претензий ноль, и Сашка молодец. Это я не затащила. Чёрт, я даже представить себе не могла, сколько в ней силы. Не иначе, накачалась перед самой нашей встречей. У меня чуть пупок не развязался её держать. Ладно, надеюсь, на какое-то время ей станет не до нас. Потеря глаза и почти всего сенсуса её сильно ослабят. Может быть, Даша не упустит свой шанс и придушит её сама.
— Ты в это веришь? — спросил я, утаскивая у Сашки с подноса круассан.
— Нет, если честно, — вздохнула девушка. — Грета слишком опытная и осторожная. Не подставится. Боюсь, это наша проблема, и она ещё нам аукнется. Теперь я для неё точно мишень номер один, как будто мало других проблем было. Вкусные круассаны?
— Ум отъешь! — сказала Сашка. — Бери сейчас или забудь.
— Руки прочь, это мой! — Аннушка быстро ухватила последний и впилась в него зубами. — М-м-м, и правда вкусно. Какой там сок? Яблочный? Налейте мне тоже. Проголодалась на нервах-то.
Поев, мы вышли на улицу и встали возле «Чёрта». Свет в кафе мигнул и погас, так что, похоже, мы съели последние в этом мире свежие круассаны.
— Мам, мне очень надо прочитать те книги, — серьёзно сказала Сашка. — Я знаю, что у нас мало времени, но это по-настоящему важно. Давай заедем к тебе домой? Ненадолго. Туда и обратно, правда. Я буду хорошей девочкой!
— Хотела бы я понимать твои мотивы, хорошая девочка.
— Как только я сама пойму, сразу тебе объясню. Честное слово!
— Ладно, — сдаётся Аннушка. — Действительно, пара дней ничего не изменят, я думаю…
— Спасибо, мамочка, спасибо! Ты лучшая!
В этот момент на подъездной дороге к мотелю возникает, создавшись из чёрной пыли и воздушной ряби, Даша. Лицо её непонимающе-растерянное, белый топик на груди стал алым от крови, тёмные струйки стекают на живот.
Девушка делает шаг к нам и валится лицом на асфальт. Между лопаток у неё торчит рукоять ножа. Того самого ножа для колки льда.
— Клинок узкий, сердце, скорее всего, не задето, иначе она бы уже умерла, — констатирую я, осторожно осмотрев Дашу. — Я не медик, но точно знаю, что нож в таких случаях вынимать нельзя. Лезвие перекрывает пробитые сосуды и не даёт моментально истечь кровью.
— Предлагаешь вызвать скорую? — скептически спрашивает Аннушка.
— Надо отвезти её к врачу. Есть идеи?
— Чёрт, — задумалась она, — в голову приходит только один вариант. Вряд ли нам там обрадуются, но… Давай аккуратно погрузим её назад. Саш, будешь придерживать, чтобы не упала…
Машина выныривает из тумана на подъездной дорожке частного владения. За спиной море, перед нами дом. Небольшой коттедж в два этажа, но хозяева прямо сейчас заняты его расширением — свежая пристройка размером с первоначальное строение только-только заведена под крышу, окна вставлены, спереди уже готов фасад, но с торца стены голые, без отделки. Мирная тихая картина, и что-то прям толкает внутри — Родина! Судя по растительности, мы где-то в Крыму.
— Аннушка, — констатирует бородатый мужчина с военной выправкой, возраста пятьдесят плюс, вышедший нам навстречу. — Это не к добру.
— Извини, Док, — разводит руками она, — ближе никого не было. У нас девчонка с ножом в спине, ждать она не может.
— У меня тут, по-твоему, госпиталь? Я тут живу вообще-то, а не работаю.
— Ну так отвези на работу!
— Девушку без документов с ножевой раной? И как я это объясню полиции? Кроме того, я работаю в детской больнице. Вашей жертве кровать будет коротка.
— Брось, Док, ты военврач. И обязательно что-то придумаешь.
— Ладно, — неохотно кивнул он, — не выгонять же вас так, с ножом в ране… Вынимайте девушку, только аккуратно. Вот так, да. Берёмся вместе и понесли. Не трясите, сейчас нож присосало, его нельзя шевелить.
Из дома выбежала юная белокурая девица лет шестнадцати на вид:
— Папа, что слу… Аннушка?
— Привет, Нагма, — кивает моя подруга. — А ты выросла! Извини, потом поболтаем.
Мы с бородатым несём Дашу лицом вниз на перекрещённых под грудью руках, Аннушка с Сашкой поддерживают ноги. Нагма забегает вперёд, открывая нам двери. В подвале дома оборудованная операционная, водружаем Дашу на стол.
— Помочь тебе, пап? — спрашивает девочка.
— Да, колбаса, если не сложно. Сними с неё штаны и ботинки, куртку и то, что под ней, разрежь и стащи, не ворочай. Поассистируешь потом. А вы идите наверх, здесь вам не анатомический театр.
— Значит, говоришь, живёшь, не работаешь? — скептически спросила Аннушка.
— Ты же знаешь Слона, — вздохнул Док. — Ему если что в голову придёт, сапогами не выбьешь. Да, иногда закидывает мне раненых.
— Тут где-то кросс-локус, — сообразил я.
— В гараже, — бородатый натягивает медицинскую одежду и приступает к мытью рук. — А ты проводник?
Его дочь сноровисто раздевает Дашу, делая это спокойно и привычно, как будто пациенты с ножевыми для неё дело вполне обычное.
— Ага, — отвечаю я, — Лёха меня зовут, будем знакомы.
— Я Михаил, или просто Док. Всё, идите, не мешайте. Ждите наверху, Анахита вас покормит.
Красивая женщина лет тридцати с явной примесью каких-то горских кровей, но при этом со светлыми глазами и рыжиной в волосах, кивает Аннушке как старой знакомой и приглашает нас в гостиную.
— Ванная там, — показывает она дверь, — туалет там. Мойте руки, я принесу плов.
— Ты, я смотрю, тут всех знаешь? — спрашиваю я Аннушку.
— Только Дока, Анахиту и Нагму. Слона помнишь?
— Командира наёмников, которые Терминал защищали? Конечно. Колоритный тип.
— Док из его команды. Был. Потом ушёл, типа, на пенсию, детей растить.
— Но прошлое не отпускает?
— Как видишь. Оно никогда не отпускает, солдат.
Анахита возвращается с кастрюлей, запах умопомрачительный. Сто лет хорошего плова не ел. Расставляет тарелки спокойно, без суеты. Похоже, что внезапными гостями её не удивить. Из комнаты выбегает совсем мелкий пацанчик, года полтора-два, не больше, пронзительно рыжий и конопатый. Молча подбегает и хватается за её подол.
— Это и есть сын Калеба? — спрашивает Аннушка.
— Я назвала его Тимур, — ответила женщина. — Михаил записал своим.
— Доку одним больше, одним меньше…
— Ма-а-ам? — в гостиную заглядывает черноволосая девочка младшего школьного возраста. — Я уроки… Ой, у нас гости? Сделала, в общем.
— Хорошо, Катя, Нагма освободится, проверит.
— Можно я мультики на планшете посмотрю?
— Да, только недолго.
Девочка делает в нашу сторону что-то вроде извиняющегося книксена, приподняв руками юбку, и убегает.
— А это ещё кто? — удивилась Аннушка.
— Катерина. Михайловна, если ты сомневалась, — ответила Анахита.
— Вот ни в малейшей степени. Похоже, это как с котами — где два, там и десять. И откуда она… Или не спрашивать?
— Я не спросила. Какая разница? Катя и сама забыла, откуда. Зовёт меня мамой. Ешьте плов, он вчерашний, но вкусный.
— Фпафибо! — сказала невнятно Сашка, которая уже наворачивает за обе щеки.
Сказал бы, «растущий организм», но не думаю, что роботы растут.
— Твоя? — спросила Анахита Аннушку. — Похожа.
— Не у одного Дока всё сложно с детьми, — отмахнулась та. — Неважно.
— Действительно, неважно. Я хотела спросить, Калеб, он…
— Жив. Не тот, что прежде. Больше тебя не побеспокоит, если ты об этом.
— Да, спасибо. Это именно то, что я хотела узнать.
— Не скучаешь?
— Нет. Это было… Как помешательство. Или как наваждение. Помню, но как будто не о себе.
— Бывает, — ответила Аннушка и приступила к еде.
Плов, кстати, оказался действительно шикарный.
Док с дочерью поднялись к нам через пару часов.
— Повезло, — сказал он, — жить будет. Но полежать придётся. Забирать не советую, растрясёте. Чудо, что довезли. Кто это её так?
— Родная мамаша, — фыркнула Аннушка. — Те ещё страсти. Я тебе что должна, кроме большого человеческого «спасибо»?
— С тебя альтерионский реген, их, знаешь ли, в аптеке не купишь.
— Привезу. Даже два. Или три. Подержишь у себя девчонку, пока не оклемается?
— Куда ж я денусь. Надо было побольше дом строить…
Ближе к вечеру на машине приехала остальная часть семьи — молодая пара с двумя детьми: азиатской девчонкой лет десяти и белобрысым пацаном лет четырёх-пяти. Примерно. Я не силен в определении детских возрастов, практики мал