о. У девочки странное имя Ония, и она явно не в родителей, светловолосых и белокожих. А сынок похож. Ни девочку, ни семью это смущает. Приёмные тут перемешаны с родными, и никто не видит разницы.
Мы остались на ужин, который накрыли по летнему времени на улице, за длинным столом. Готовили и сервировали женщины — жена Дока Анахита и его невестка, яркая красавица-блондинка Алиана. Дмитрий, старший сын, в возрасте между двадцатью и тридцатью, его жене примерно столько же. Молодые красивые, приятно посмотреть. Ония носится вокруг стола с Катей. Внучка старше дочери, так тоже бывает. Я смотрю на эту большую семью, и мне, честно говоря, немного завидно. Наверное, она доставляет немало проблем, да и расходов требует, но есть в этом что-то очень привлекательное. Для меня, по крайней мере.
Док убедил нас остаться ночевать.
— Представьте, придёт завтра в себя ваша девица, а вокруг ни одной знакомой рожи. Стресс, истерика, паническое расстройство. А ей, между прочим, лежать надо, а не нервничать.
Мы не очень-то и сопротивлялись, если честно. После ужина хотелось посидеть со стаканом, а не нестись куда-то сломя голову. Сашка уже подружилась с Катей и Онькой, которые втянули её в какую-то активную игру. Дети умчались в сад, визжа и хохоча, а взрослые уселись у моря в шезлонгах. Док принёс из дома лёд и стаканы, Аннушка достала из машины бутылку виски.
Подошла Нагма, уселась неподалёку с мольбертом.
— Можно я тебя нарисую? — спросила она у Аннушки.
— Нафига? — почему-то напряглась та.
— Хочется. Ты красивая. Ты интересная.
— Калеба ты зашибись нарисовала, блин, не сотрёшь…
— Если не хочешь, не буду. Лёха, а вас можно?
— Наверное, — пожал плечами я, — во мне мистики ноль, я просто Лёха, так что рисуй на здоровье.
— Погодь, — сказала Аннушка. — К чёрту, белобрысая, рисуй лучше меня, раз уж тебе так свербит.
— Что значит «свербит»? Аллах хочет посмотреть на тебя моими глазами. Он обойдётся и без меня, разумеется. Просто так проще.
— Аллах? — удивился я.
— Просто приговорка такая, — отмахнулась девочка. — С детства прилипла. Папа называет это «референсом», но можно назвать «судьбой» или «предназначением». Иногда я могу на что-то влиять, иногда просто рисую, иногда что-то меняется, иногда нет, или меняется, но я не знаю что. Бестолковая, в целом, штука, но я привыкла. Так рисовать или нет?
— Чёрт с тобой, рисуй. Посмотрим, чего хочет от меня Мироздание.
Глава 12Принцип веретена
— Док, а Док… Вопрос можно? — вкрадчиво проговорила Аннушка.
— Чего тебе? — недоверчиво ответил тот.
— Ты как насчёт выездной практики?
— Хочешь втравить меня в какой-то блудняк? — прямо спросил он.
Мы на берегу моря, солнце почти село, темнеет, с воды потянуло холодом. Девочка закончила набросок и ушла, сказав, что остальное дорисует позже, оригинал больше не нужен. Подошла Анахита, спросила, не принести ли нам горячего чая.
— Нет, мы сейчас пойдём в дом, — отказался медик. — Там и попьём.
Женщина кивнула и ушла.
— Женился на ней, в конце концов? — спросила Аннушка, понизив голос.
— Она хорошая мать и отличная хозяйка. Прекрасно готовит. Не делит детей на своих и приёмных. А ещё брак решил кучу административных вопросов, без него мне было бы чертовски сложно оформить детей, устроить их в школу и так далее.
— На чувства, значит, забил?
— У меня дважды в жизни была большая любовь. Боюсь, я израсходовал все отведённые мне природой чувства. Анахита — хорошая женщина, у детей должна быть мать, и закроем на этом тему. Пойдёмте в дом, ночи уже холодные, скоро осень. Посидим, поболтаем, попьём чайку, а алкоголя мне на сегодня хватит.
В гостиной удобные кресла, горит камин, уютно. Мы выпили ещё по стаканчику виски и перешли на чай.
— Здесь можно говорить свободно, — заверил нас Док. — Димка гарантирует, что прослушки в доме нет. Я ему доверяю, он разбирается. Что тебе надо от меня, Аннушка?
— Чисто по специальности. Дети. Целый выводок. Мелкие, десять-шестнадцать. Не сильно здоровые, даже мне видно. Все как будто пожёванные кем-то. Так вышло, что врача у нас нет, а ты как раз педиатр.
— Так привези их сюда. Слон, конечно, зараза та ещё, но на его деньги тут оборудован неплохой медкабинет. Есть даже альтерионский сканер и кое-что из их фармы. Осмотрю, дам рекомендации, если кого-то надо госпитализировать — пристрою в городскую детскую. Я теперь завотделением, уважаемый член общества, лечу детишек, городские власти меня ценят и на отсутствие документов посмотрят сквозь пальцы.
— Нельзя их сюда, — вздохнула Аннушка. — Они синеглазки. Ваш срез от них порвёт в клочья. Тут и мне-то задерживаться не стоит.
— Куча синеглазых детей с выраженными признаками пренатальных дефектов развития?
— Каких-каких дефектов?
— Несимметричные лица, сколиоз, искривление костей, неправильный прикус, дерматиты, расстройства аутического спектра…
— Да, я же говорю, как будто кто-то их жевал и выплюнул.
— Скажи, а некая Костлявая в этой истории никак не фигурирует?
— Ты её знаешь? Серьёзно? Ну, охренеть! Вот, солдат, я же говорила!
— Что именно ты говорила? — уточнил я.
— Что в Мультиверсуме нет случайных совпадений! Не зря мелефиты в своих книжках пишут про «вплетённых акторов Фрактала»! Если кто в историю встрял, то она его просто так не отпустит! Док, да ты просто обязан нам помочь! Мироздание требует!
— Перетопчется, — покачал головой врач. — Я уже отдал ему больше, чем мог. Почти всё. У меня остались только дети. Мои дети. Моя семья. Им я должен всё, Мирозданию — ни хрена. Тебе тем более. Оставьте меня все в покое, наконец.
— Блин, Док, я же не прошу тебя во что-то влезать!
— Да, Слон тоже всегда так начинает, — грустно рассмеялся он. — И кончается это неизменно плохо. Он до сих пор не прекращает меня обрабатывать, надеясь, что я вернусь в команду, но с меня хватит. Более чем хватит. Я старый. Я устал. Дайте мне вырастить детей и спокойно сдохнуть.
— Слушай, ну мы же просто смотаемся туда-сюда! Пару дней займёт! Отвезу туда и обратно, даже заплачу за консультацию!
— Действительно, — скептически усмехнулся Док, — смотаться на пару дней туда, где вы прячете пару десятков детей, которых чуть-чуть не доели Ушедшие. Чьего сенсуса им не хватило, чтобы вернуться. Обычная командировка, да. Что тут может пойти не так? Даже представить себе не могу…
— Оставь его, — сказал я Аннушке. — Я такое не раз видел. Человек слишком много пережил, слишком многих потерял. Перегорел. Бывает. Имеет право, в конце концов.
— Вот именно, — кивнул мне врач. — Имею.
— А ты всерьёз, ну, про Ушедших? — спросила Аннушка.
— Так мне объяснили там, откуда эти дети.
— Чёрт, ты там был? В том сраном срезе, откуда Костлявая?
— Да, и мы даже с тобой там встречались. Мельком.
— Стоп, я привозила туда Калеба, он искал дочь. Та послала рыжего мудака, сказала, что у неё теперь другой папа, и уехала со Слоном. Умненькая девочка была уже тогда. Но тебя я там не видела.
— Забей, — отмахнулся Док, — я тогда иначе выглядел. А что касается Ушедших… Как я понял, этими детьми должны были их накормить. Праздничный обед вернувшимся. Или они были наживкой, на которую Ушедшие должны были клюнуть, чтобы их вытащили на поверхность. Или ритуальной жертвой во славу их. Я слышал разные версии от местных и приглашённых экспертов, но все они сходились в том, что Ушедшие вот-вот вернутся. Причём именно туда, чем-то это место им близко. Детишек удалось вытащить, спасибо Костлявой и её клану, но ты сама прекрасно понимаешь, что на этом ничего не закончилось. Если Мироздание, как ты говоришь, не любит отпускать на свободу своих акторов, то снова свести меня с этими детишками — худшая из возможных идей. Может быть, именно такого триггера не хватает, чтобы всё понеслось в жопу, пылая и хохоча. Так что извини, но я пас. В Мультиверсуме есть и другие педиатры.
— Ладно, как скажешь, — вздохнула Аннушка. — Спасибо, что помог с Дашей.
— Это мой врачебный долг. Но ты мне вот что скажи, вы хорошо знаете эту девушку?
— Э… — озадачилась Аннушка. — Пожалуй, что нет. Несколько дней как познакомились.
— И всё равно притащили ко мне?
— Эй, она помирала, а до тебя было ближе, чем до Альтериона, да и не факт, что её бы там приняли. У меня не так много знакомых медиков, я ж не болею. А в чём вопрос?
— Она вся в шрамах. Спина, ягодицы, ноги. Очень старые, старые, новые, почти зажившие и совсем свежие. Живого места нет. А ещё ей сделали обрезание.
— Чего сделали? — удивился я. — Это же у евреев и для мужиков, разве нет?
— Да, интимный гигиенический пережиток быта южных кочевых народов, — кивнул Док, — но есть и женский вариант. Я воздержусь от медицинских подробностей, с вашего позволения.
— Но нафига?
— Вкратце, чтобы женщина не получала удовольствия от процесса. Забеременеть и родить это не мешает. Практиковалось в некоторых диких патриархальных культах, может, практикуется и сейчас, не знаю. Но у девушки не кустарная процедура, а хирургическая операция. Варварская по сути, но технически безупречная. Не знаю, кто это сделал, но он определённо не желал ей счастья в личной жизни. Сказать, что Нагма была шокирована, увидев такое, — это ничего не сказать. Её до сих пор трясёт.
— Вот сука! — сказала с чувством Аннушка.
— То есть ты знаешь, кто это сделал? — уточнил Док.
— Да. Её мать.
— Которая воткнула ей в спину нож для льда?
— Она самая.
— Надо полагать, с психикой при такой наследственности тоже не всё хорошо?
— Не то слово.
— Тогда ты понимаешь, почему меня интересует вопрос, не притащатся ли за ней неприятности.
— Могут, — признала Аннушка. — Но, скорее всего, сильно не сразу. Время оклематься будет. Девушка самоходная и гиперактивная, так что, думаю, как только будет в состоянии, уберётся отсюда. Ты же не выкинешь её за дверь?