— Очень сочувствую, — сказала вернувшаяся Аннушка.
Я и не заметил, как она появилась.
— И что же, — продолжила девушка, — совсем-совсем нет сырья? Настройки настройками, а в работе проверить не помешает. Мало ли, мы уедем, а оборудование опять глюканёт?
— Ну, не то чтобы совсем нет… — замялся под взглядом тёмных очков Тарас. — Есть одна голова синьки, но мы её пока придерживаем. Сырьё дорогое, редкое, жалко будет, если без толку отожмём.
— Ничего-ничего, — сказала Аннушка таким стальным голосом, что даже мне не по себе стало. — Считайте, что я дала санкцию.
Управляющему явно хотелось спросить: «А ты кто такая вообще?» — но не решился и правильно сделал. С ней в таком настроении лучше не спорить.
— Ну, ладно, — сдался он. — Как скажете. Надо переключить дискриминатор на распределителе тогда. С синьки поток мощный, не то, что с базы.
Вернулись к настенному ящику, Тарас, вздыхая и сверяясь со шпаргалкой, повращал центральную крутилку, устанавливая какой-то уровень на мерной шкале вверху.
— Вот так должно быть нормально, — сказал он, неуверенно косясь на Криссу, но та сохраняет мрачное молчание. В первый раз вижу её такой молчаливой.
Мы прошли по коридору к железной двери с решёткой, она закрыта на замок, но у управляющего есть ключ.
— Не хочу, чтобы тут шастали… всякие, — объяснил он, — даже кормлю сам.
Девушка сидит в узкой камере с решётками. Лицо потерянное и отчаявшееся, одежда разорвана, спутанные грязные волосы, глубокие царапины на груди и руках — и пронзительно синие глаза.
— Вот, — сказал уныло управляющий. — Эта.
Напротив камеры висит на цепочке резной металлический шар, похожий на тот, что мы вернули в своё время Лейхероту, только поменьше. Наверное, и работает так же, не давая корректору уйти на Изнанку и сбежать.
— Вы её придерживали, не пускали в работу, чтобы насиловать? — уточнила ледяным тоном Аннушка.
— Ну, а что ей терять-то? — удивился тот. — Всё равно конец один. Я тут давно сижу, у местных это дело только через замуж, начальство запрещает злить аборигенов, что же мне, в монахи подаваться? Так что да, пользуюсь. Но не в ущерб обязанностям, всё равно не работали пока. Так что, вынимать её? Тогда помогите держать, девка брыкливая, норовистая. Красивый куб из такой будет, и гранжа много.
Девушка безнадёжно переводит взгляд с управляющего на нас, и вдруг синие глаза загораются безумной надеждой.
— Аннушка! — шепчет она, потом вскакивает, прижимается к решётке и кричит: — Ты же та самая Аннушка! Это ты!
— Чего это она? — озадаченно поворачивается к нам Тарас, видит летящую ему в лоб рукоятку пистолета и падает на пол.
— Чёрт, — сплюнула Аннушка. — Простите. Терпение кончилось. Из меня хреновый шпион. Ты кто такая?
— Я Марта, корректор.
— Мы знакомы?
— Мне в Школе про тебя рассказывали! Наставница и ребята постарше. Я даже фото видела, сразу узнала!
— Эта фотка до сих пор ходит по рукам? Я на ней выгляжу на десять лет старше и как будто с похмелья. Ладно, давай тебя выпустим. Лёх, у этого козла ключ от камеры есть? Должен быть, он же ходил сюда её трахать.
— Ага, — я уже связал управляющего его же ремнём и обшарил карманы. — Вот связка, лови.
— Есть у тебя рубашка запасная? Давай, не жмись, не светить же ей сиськами на весь город.
— Почему моя?
— Потому что рюкзаки с собой только у тебя и Криссы, а её майки на Марту не налезут.
— И они не очень чистые, — призналась смущённо грёмлёнг, — как раз собиралась постирать…
— Однажды я доберусь до магазина одежды, — пообещал я не то себе, не то Вселенной. — И наберу целую кучу рубашек! А что будем с этим уродом делать? Отпускать его теперь точно не стоит.
— Ну, — сказала Аннушка с нехорошим предвкушением в голосе, мы же собирались посмотреть, как эта штука работает?
Пока мы извлекали из камеры и одевали Марту, Крисса деловито открутила с цепи резной шар, раскрыла и вытащила их него полупрозрачную сферу.
— Красивенький, — вздохнула она. — Но вы, дылды, иногда такую хрень творите, что я вообще не понимаю. Выжимать из людей сенсус и сжимать мораториумом? Это же додуматься надо.
— Слушай, — попросил я. — А отдай мне?
— Орб? Ну, на, мне он, в общем, не нужен, — девушка протянула мне шар. — А тебе зачем?
— Пригодится, — ответил я уклончиво.
Шарик красный, с переливом от алого до почти чёрного, кажется, Даша говорила, что ей такие подходят. Надо отвезти ей, пока девица с тоски не разнесла мой родной мир. С неё станется.
Пока дотащили управляющего до «выжималки», он уже пришёл в себя. Осознав, какая судьба его ждёт, начал биться, пытаясь вырваться, но орать не даёт армированный скотч, который я позаимствовал у Криссы, чтобы заклеить ему рот, а Кардан крепко держит стальными руками. Засунули, закрыли.
— Давайте вы сами как-нибудь? — сказала грёмлёнг. — Так-то он заслужил, без вопросов, но я как-то не хочу. Рука не поднимается.
Лейхерот молча подошёл к устройству, что-то повернул, что-то нажал.
— Будьте так добры, подставьте сюда вон ту ёмкость, — попросил он совершенно спокойным тоном.
— Сюда? — уточнил я, взяв самое обычное эмалированное ведро, как из нашего хозмага.
— Именно. Под этот дренажный вывод.
Я поставил. Там и след на полу, не ошибёшься. Лейхерот клацнул рычагом и сказал:
— Надо подождать несколько минут.
— Проф, а кто сделал все эти штуки? — спросил я.
— Ушедшие. Мораториумы — их технология. Не сами, разумеется, они ничего не делали сами, только руками специализированных сервов. Скорее всего, в данном случае речь идёт о грёмлёнг, хотя не исключается и существование в то время иных технических рас, исчезнувших во времена Основателей и позже.
— А куда они делись?
— Основатели, если верить легендам, освободили все синтетические расы от служения, считая, что свобода принесёт им процветание. За этим, разумеется, последовала серия кровавых межрасовых конфликтов, повлёкших цепь геноцидов. Те, кто выжил, растворились в популяции в результате межрасового смешивания, так что чистых расовых типов до наших дней не сохранилось.
— А как же кайлиты?
— Да, я был удивлён, увидев у вас их колонию. Думал, кайлиты вымерли полностью. Однако они не относятся к чистым расам, нынешние эмомедиаторы, необходимые им для размножения, созданы гораздо позднее, биотехниками Эрзал. Это было изящное, но вынужденное решение, не вполне восстановившее функционал изначально трёхполой расы. Медиаторы заменили лишь репродуктивную функцию третьего пола, но не его полную роль в жизни кайлитов. Так что кайлиты лишь на две трети функциональны, и какова была их роль во времена Ушедших, можно лишь догадываться. Кстати, эти догадки вам, скорее всего, не понравятся. Грёмленг, пожалуй, наиболее близки к своей расовой основе, хотя и не избежали смешения полностью. Крисса — редкий образец генов, случайно сложившихся в почти исходную комбинацию.
— Я вам не «образец», — буркнула девушка. — Ненавижу, когда вы так обо мне говорите. Словно я шмурзик какой-то.
— В моих словах нет ничего унизительного, — пожал плечами профессор, — наоборот, повод для гордости. У тебя прекрасная возможность для самореализации, каковая является залогом счастья, недоступного другим расам. Механизмы — твоя страсть, смысл жизни и сексуальная ориентация.
Кардан, услышав это, расплылся в улыбке и заиграл синтетическими мышцами на стальном каркасе рук. Крисса фыркнула, но никак не прокомментировала.
В ведро закапала мутная остро пахнущая жидкость. Запах горький, полынно-миндальный, тревожный.
— Тот самый гранж, надо полагать, — скривилась Аннушка. — А пахнет приятно. Знакомый запах. Много воспоминаний.
— Скажите, профессор, — заинтересовался я, — а разве мораториумы не время сжимали?
— Чистые формы первоматерии стали кристаллизовать с тех пор, как Доминаторы стали Ушедшими и устройства перешли в руки Основателей, которым требовалась только энергия. Ушедшие создавали кровью и жизнью удивительной красоты и сложности изделия, которые затем транслировали эту структуру через излучатели маяков, формируя кружевное плетение своего Мультиверсума, гораздо более упорядоченного, чем нынешний фрактальный хаос.
— Да вы от них в восторге, как я погляжу, — скептически сказала Аннушка.
— Они мне интересны, — спокойно признал Лейхерот. — Такого уровня работы с энергией и материей никто более не достиг.
— А Основатели? — спросил я.
— Они были рационалами и техниками, а Ушедшие творили что-то близкое к магии. Все достижения Основателей, которые, разумеется, глупо отрицать, устроены как винтовка у вас на плече. «Берём магический артефакт Ушедших и, не задаваясь вопросом, почему он работает, изучаем его полезные свойства. И вставляем в своё устройство, управляя им через электричество, тепло и механику, как будто это керосиновый двигатель».
— Зато они никого не совали в эти штуки, — сказала Крисса, вздрогнув, когда звякнули разомкнувшиеся защёлки ящика. — Бр-р-р.
Я ожидал увидеть высохший труп, но управляющий выглядит так же, как раньше. Только глаза какие-то снулые — бессмысленные и потухшие. Не дёргается, не пытается вылезти, только дышит. Я содрал со рта скотч, но сказать ему тоже, похоже, нечего.
— Что с ним? — спросила Аннушка.
— Полная потеря жизни.
— Но он живой.
— Это видимость. Физиологические функции. Он потерял весь сенсус, а сейчас за ним утекают информация и время, эти субстанции связаны. Будет лежать, пока не умрёт от голода или жажды, или просто устанет дышать.
— А спасти можно?
— Вы собираетесь спасать эту тварь? — возмутилась Марта.
— Я чисто теоретически интересуюсь, — ответила Аннушка, — так-то чёрт с ним.
— Введение дозы чистого сенсуса может спасти ему жизнь, но повреждения личности необратимы. Это будет совсем другой человек. Кроме того, он будет сенсус-зависимым, способность вырабатывать свой утрачивается навсегда. У меня весьма обширный опыт работы с поражениями такого рода, но, к сожалению, методики восстановления функции в полном объёме мне найти не удалось. Так что, — обратился он к Марте, — можете не волноваться. Фактически, он уже умер.