— Да, — продолжил Мафсала, допивая свой бокал, — самое смешное требование. Пользователь обязывался использовать приобретённые кристаллы определённым образом в определённый момент, если производитель этого потребует. Отказ считается нарушением соглашения и влечёт за собой штрафные санкции.
— Какая прелесть! — сказала Аннушка. — Даже интересно, чего они могут захотеть?
— Мне тоже стало интересно, — кивнул Мафсала, доставая следующую бутылку. Здоров он пить, однако! — И я спросил.
— И они ответили?
— Разумеется. Ведь я был так любезен, что напоил их чаем.
— Не поняла… Ах, ну да. Твоим чаем.
— Главное ограничение — не включать маяк в режим излучения, использовать кристаллы только для получения энергии. Главное требование — включить его в этот режим, когда они скажут. К сожалению, причины, по которым это может понадобиться, они не знали. Мелкие сошки. Но зато признались, что в случае моего отказа принять условия лицензии, их наниматели перейдут к силовым решениям.
— Судя по происходящему, — резюмировала Аннушка, — ты отказался.
— Я перестал бы себя уважать, согласившись. Такого рода соглашения надо сворачивать в трубочку, вставлять в жопу тем, кто их придумал, и поджигать. Иначе они решат, что так можно, и Мультиверсум Ушедшие знают до чего докатится. Разумеется, я подготовился. Использовал старые связи, нанял решительных ребят, которые не прочь пострелять, вывез мирное население. Рыбаки не хотели уезжать, но я заверил их, что это временно. Увы, я недооценил противника. Кто знал, что они пригонят солдат и танки? Давайте выпьем за погибших сегодня наёмников, судьба которых сгинуть однажды в бою!
Мы выпили по бокалу не чокаясь.
— Я думал, — пожаловался Мафсала, — что этот их «сотор» просто удачливые вымогатели, севшие на случайный ресурс, но похоже, что всё куда серьёзнее. Хотел бы я знать, кто за этим стоит!
— Гремарх Корнивол, — сказала Аннушка.
— Он до сих пор жив? Я помню его амбициозным, но не слишком умным юношей с противоестественными наклонностями и без признаков совести. Иногда такие полезны, но их надо вовремя убивать. Я думал, Гремарха убили.
— Увы, нет.
— Вы уверены?
— Да, Лёха общался с ним лично, еле ушёл живым.
— Как интересно…
— У него таких кристаллов целая куча, он хвастался. Кстати, ты интересовался откуда гранж? От них же. Отходы производства.
— Многое становится понятным, да, — Мафсала задумчиво извлёк из сумки очередную бутылку. Ума не дам, как они там помещаются. — Пожалуй, стоит напомнить кое-кому о старых долгах. Дождусь, вот, конца шоу…
Военные сгрудились вокруг танков, размахивая руками и, судя по выражениям лиц, вдохновенно матерясь. Нет, точно не наши. У нас под открытым небом так не кучкуются, дураков нет. Не выжили дураки.
— Ладно, Маф, — сказала Аннушка, — приятно было повидаться, но пора нам.
— А чего приезжали-то? — спохватился он. — Магазин временно закрыт, но кое-что у меня есть с собой…
— Да ладно, что уж, в другой раз заскочим, — отмахнулась она.
— А можно вопрос? — спросил я.
— Валяй… э… как там тебя…
— Лёха. Просто Лёха. Вопрос такой: а что происходит в итоге с теми, кто подсел на сенсус? Я видел людей, принимающих всякие психоактивные вещества, и кончают они обычно паршиво.
— В итоге, Лёха, со всеми происходит одно и то же, — рассмеялся Мафсала. — Все мы однажды вернём Фракталу взятое и останемся забытой нитью в его плетении. Но ты, наверное, не об этом? Не стоит сравнивать сенсус с грубой искусственной химией, несущей вред в основном из-за своего несовершенства. Что собой представляют идеальные субстанции, к которым должен стремиться каждый создатель? Они суть то, что наше тело, сознание и то, что за неимением лучшего слова принято называть душой, производят сами. Даже примитивные опиоиды, до которых додумались в каждом Искупителем забытом срезе, и те действуют лишь в силу химического подобия эндорфинам, которые вырабатываются нейронами мозга. Мы всё можем сами, я лишь помогаю тем, кто не справляется. Что есть первоматерии? Время суть тело, информация — разум. То же и сенсус — экссудат души. Он органичен, а не противоестественен людям.
— Но я слышал, что люди его производят, а не потребляют?
— Это не совсем верно. Каждый человек и производит, и потребляет, а соотношение процессов разное. Есть люди-производители и люди-потребители, то же и общества — сенсус-дефицитные и сенсус-профицитные. Но давайте не будем глубоко нырять в теорию. Тебя же интересует практический вопрос индивидуальной сенсус-зависимости? Кто-то знакомый?
— Что-то в этом роде, — уклончиво ответил я.
— Тут, Лёха, всё зависит от того, кто принимает, что принимает и как принимает. У людей бывают разные степени толерантности к алкоголю, ты знаешь? Одним бутылки вина достаточно, чтобы спиться, — Мафсала отсалютовал мне бокалом, — а другие пьют по бутылке виски в день, и хоть бы что.
— И ничего не по бутылке, — буркнула Аннушка. — И не каждый день.
— Так и тут. Кто-то с одной дозы уйдёт в штопор, перенапряжёт энергетику души, а кто-то принимает его всю жизнь. Долгую-долгую жизнь!
— И что, вообще никаких последствий?
— Когда как. Сенсус бывает разный. Дешёвый — боль, кровь, смерть, война. Его много, несложно добыть, всегда в наличии. Да вот, у меня с собой… — Мафсала достал из сумки шарик размером с теннисный мяч, багровый, с прожилками коричневого и чёрного. — Не хочешь оценить букет, подружка?
— Иди в задницу, Маф, — отказалась Аннушка.
— То-то. Девушка понимает. Любовь дороже, в чистом виде почти не встречается, да и спрос на неё так себе, потому что штырит мощно, но отходняк тяжёлый. Самые дорогие — это заказные купажи, слоистые, сложные, структурные, созданные точно под заказчика. От этих чистая польза, но только если специалист подбирал. Сам-то человек никогда не знает, чего именно ему не хватает, потому и мается всю жизнь, как дурак, вместо того чтобы прийти к старине Мафу и заплатить. Да, Аннушка?
— В глаз дам, — пообещала она.
— Но если кто-то будет без ума упарываться дешёвым сенсусом, то кончится это плохо, тут ты, Лёха, прав. Захочет такой много жизни прямо здесь и сейчас, рубанёт овердозу мортального, и так его накроет, что назад пути нет.
— И что с ним станет?
— Сенсус прожжёт каналы души, превратив его в безумное, одержимое смертью чудовище. А потом его кто-нибудь убьёт, хоть это и не просто. Потому что оставлять в живых таких нельзя.
— А соскочить с сенсуса никак?
— Ну, технически перестать принимать можно. Не помрёшь. Но желание-то из себя не вытравишь! Вот ты мог мир вертеть на залупе, а вот ты никто и звать никак. И знаешь, что никчёмным никем доживёшь отпущенное, потому что вырабатывать свой сенсус твоя душа уже не может, ты навеки потребитель. Голодный на чужом пиру, жадно ловящий крошки разинутым ротиком. Завязавшие либо чахнут от тоски, либо кидаются в омут чужой сенсус-активности — войну, беду, горе, смерть, — впитывая по мере возможности свободно летящие брызги. Кто посильнее и похитрее — создаёт эту активность сам, делая всё возможное, чтобы насытить мир вокруг страданием, которое люди переработают в сенсус, а он, если не сожрёт, то хоть тарелочку оближет. Из таких выходят террористы, заражающие чумой водопровод, провокаторы, вызывающие кровавые бунты и прочие поджигатели войны. А из самых сильных получаются природные дизрупторы, способные зажечь мир коллапсом, чтобы убить его фокус и впитать убогие крохи рассеивающегося сенсуса. Насытить на секунду голод и направиться в следующий мир… Так что пусть лучше, Лёха, этот бедолага придёт к старине Мафу и купит сенсус у него. Вот, вкратце, так. По бокальчику на прощание?
И мы не отказались.
Остановились на привал не потому, что устали, а просто так, посидеть, подумать. Ну и четыре бутылки вина сказались, не без того.
— Знаешь, солдат, — сказала Аннушка, устроившись в складном кресле у костра. — Чем дальше мы в это лезем, тем меньше я понимаю, что происходит.
— Надо же, думал, я один такой. У всех такие умные лица вокруг…
— Нет, ну серьёзно. Когда мы с тобой встретились, всё было просто. Мне прострелили бак, я искала топливо, ты дрых в куче мусора…
— Это был не мусор. Просто собрал в магазине тряпки, чтобы не на полу лежать.
— Неважно. Хотела тебя пристрелить, потому что меня гоняли какие-то уроды, и я была на паранойе, но у тебя было разжижение мозгов от кайлитского колдунства, поэтому ты в меня втрескался как ненормальный, мне стало интересно, откуда тут кайлиты. И понеслось.
— Я не поэтому втрескался…
— Заткнись, я не о том. Тогда было понятно — интрига Мелехрима, что же ещё. А теперь? Откуда-то высралась Ольга Громова, но не та. Причём хоть она и не та, но с Лейхом говорит от имени Коммуны. Та ли это Ольга-два, которая когда-то создала Комспас, или какая-то третья? Если она заняла в Коммуне место той, первой Ольги, то многое объясняется — характерные флаеры и оружие, умение появляться как чёрт из бутылки и прочее. Коммуна забрала себе технику и технологии Комспаса, у них была какая-то своя очень крутая логистика, связанная с реперной сетью. Но чего им надо — ума не дам. Дальше больше — какие-то упыри давят из людей сенсус, зачем-то распихивают кристаллы по маякам, каким-то образом у них оказываются корректоры, Мелехрим ведёт себя чем дальше, тем страннее, Грета берёт приз «Худшая мать Мультиверсума» и хочет меня убить, Алина внезапно разродилась девочкой и сдала её нам на передержку… Да у меня ум за разум заходит, когда я пытаюсь все это уложить в голове! Как будто несколько мозаик перемешали, а мне нужно сложить из них одну. Тут дыры зияют, тут несколько слоёв смешиваются, а тут не то часть картины, не то просто кем-то насрано. И что со всем этим делать, солдат?
— Забить, — ответил я просто.
— В смысле?
— Не искать ответов. Получить их все просто нереально, потому что чем дальше будешь копаться, тем больше вопросов будет возникать. На войне та же фигня — ты никогда не видишь всей картины, не понимаешь причин и следствий, никто не объясняет тебе смысл происходящего. Просто делаешь то, что нужно в данный момент, и всё. Куда мы там собирались? За Дашей? Вот и поехали за ней.