— Вот ты зануда! Алё, тут обязано быть что-то интересное!
— Самое интересное тут, как по мне, — мрачно сказала Аннушка, — что кто-то об этом месте знает и настойчиво пытается сюда попасть. Кто мог узнать о Центре?
— Никто, — невозмутимо сказала негритянка, спускаясь по лестнице в густую пыльную темноту. — Я единственная, кто уцелел с времён коллапса. И я никому не рассказывала.
— Но они явно ломились не наугад.
— Скорее всего, — предположила Сашка, — они ищут то же, что и мы. У мелефитских модулей есть что-то вроде маячков…
— Да брось, Саш, — усомнился я. — С такой глубины никакой маяк не добьёт, да и представь, сколько энергии понадобилось бы…
— Не, пап, это не так работает. Там нет рации или типа того. Мелефиты — информационная раса, в отличие от нас… вас, они манипулируют не сенсусом, который рассеивается, разрушая Фрактал, а другой формой первоматерии, информацией, которая накапливается и его фиксирует. Их… нас для этого и создавали, помнишь? Чтобы мы крепили Фрактал, размываемый Ушедшими. Маячки ничего не излучают, они как бы тихо, в фоновом режиме ткут свою тонкую информационную нить, вплетая её в структуры Фрактала. Энергии для этого не требуется, наоборот, она как бы пополняется… Я точно не знаю как, — призналась Саша. — Слишком мало книг.
— Хренассе, мало! — удивилась Даша. — Да у Аннушки их целая стена!
— Их всегда мало, — упрямо сказала девочка. — В общем, если где-то лежит модуль мелефита, то информация об этом непременно рано или поздно дойдёт до того, кто его ищет.
— Всё равно с какой целью? — уточнила Аннушка.
— Да, наверное. Я не уверена. Думаю, то, что в этом срезе аборигены нашли место крушения волантера, не было простой случайностью. Примерно так и работают маячки. Информация просачивается до тех пор, пока не достигнет того, кто её ищет. Раньше это были спасатели, разыскивающие пропавших в Мультиверсуме мелефитов, теперь… не знаю, пап. Например, мы.
— Или кто-то ещё, решивший, что вернуть их хорошая идея, — прокомментировала Аннушка. — Давайте опередим этих прекрасных людей, кем бы они ни были. Лично я не уверена, что они не вернутся с бомбой побольше и не подорвут всё к чертям вместе с нами.
Хранилище артефактов выглядит внушительно: коридоры суровые, двери стальные, интерьеры служебные. Алина ориентируется по каким-то меткам на стенах, на мой взгляд, совершенно неинформативным, но ей виднее.
— Неужели мы и тут не пошарим в закромах? — ноет Даша, оглядываясь на закрытые ячейки хранения. — А вдруг что полезное? Или прикольное?
— А вдруг там ещё какая-нибудь бактерия? — возражает Аннушка. — Которая жрёт, например, не пластик, а безалаберных лохматых девиц?
— Ой, да ладно. Не будьте занудами. Глянуть-то можно?
Головы… Нет, модули, которые в них когда-то находились, собраны в отдельном запертом помещении. Точнее, запертым оно было когда-то давно, теперь все электрические запоры отключились, и мы беспрепятственно вошли в большую комнату, где целую стену занимает нечто вроде вокзальной камеры хранения с закрытыми ячейками. Ну, или морг, если учитывать, что это в каком-то смысле мёртвые люди.
Алина решительно потянула на себя металлическую ручку, открывая одну из ячеек. Внутри круглый предмет, такой же, как тот, что Сашка выковыряла из останков мелефита в локали со сломанным мораториумом.
— Выглядит целым, — сказала Аннушка. — Но их, как я понимаю, вообще повредить сложно. А вот скажите мне одну вещь, дорогие мои. Каждая такая штука весит два кило примерно. Здесь их навскидку под две сотни. И как мы, блин, попрём два центнера железных мячиков? Об этом кто-нибудь подумал?
Несколько часов спустя мы сидим на песке и дышим, как загнанные ломовые лошади, а «Чёрт» стал похож на машину торговца арбузами. Только они не зелёные и полосатые, а металлические и серые. Полный кузов, с горкой, мелефитских мозгов. Хорошо, что Алина отыскала на складе что-то вроде электрической тачки. Плохо, что электричество в ней давно отключилось, и её пришлось толкать, как обычную. Ещё хуже, что вверх по лестнице она вообще никак не ехала, а лифты, разумеется, не работают. Я так набегался вверх-вниз с мешками электроголов, что у меня, кажется, даже протез сводит, не говоря уже о ноге. К счастью, Алина оказалась в этом теле весьма выносливой, да и Сашка сильна не по годам, а вот Аннушка всё прокляла ещё на половине груза. Сказала, что ходить пешком — дурацкая идея, и ноги у неё не для этого росли. Но всё-таки таскала, как все.
Сашка сидит на краю кузова и заворожённо трогает круглые модули, то один, то другой, зачем-то перекладывает их.
— Ищешь родителей? — спросил я.
— Я никак не могу их узнать в этом виде, — ответила девочка. — Боюсь, я вообще никак не смогу узнать. Я ведь видела их только во сне. Даже если мы сможем вырастить новые тела, выглядеть они будут иначе. И я выгляжу иначе. А моя мелефитская инфоматрица, по которой мы опознаем друг друга в любом теле, если и сохранилась, то в виде архива, и неактивна.
— Хочешь вернуть её себе? Стать юной мелефиткой?
— Не знаю, пап. Я не так давно живу, но мне уже жалко потерять эту себя. Жалко потерять тебя, маму Алину, маму Аннушку, Дашу, ребят из клана Костлявой, Криссу, Кардана… Всех. Я много узнала об этой жизни, мне хорошо тут, я полезна. А потом вдруг раз — никакой Сашки. Как и не было. Вместо неё какая-то незнакомая мелефитка третьего возраста, ничего не знающая и не понимающая, которая закрыла глаза в роскошной каюте на волантере, а открыла в пустыне перед кучей из голов соплеменников. То-то она удивилась бы! — захихикала девочка.
— Мы тебя не бросили бы всё равно, — заверил я.
— Я знаю, пап. Но пока не хочу. Может быть, если мы оживим родителей… — она рассеянно смахнула пыль с металлического мячика чьего-то мозга. — Тогда я подумаю об этом снова.
— Кстати, Саш, — спросила Аннушка, — а где Даша?
Мы огляделись. Девушки нет, и никто не может толком припомнить, когда её видел в последний раз. Она сначала таскала головы по лестнице, потом сказала, что ноги сейчас отвалятся, и осталась внизу на погрузке…
— Куда её унесло? Надо валить отсюда, пока волны информационного эфира, или как там это у мелефитов, не разнесли вести о том, что мы их спёрли.
— Нет, мам, не эфира, — поправила Аннушку Сашка, — нет никакого эфира. Это скорее нити, вплетённые в структуру Фрактала, они…
— Да поняла, поняла, — отмахнулась та. — Даша-то где? Идти её искать сил уже нет, ноги как желе после этой лестницы.
— Я тут! — девушка объявилась, как чёртик из табакерки. — Поехали быстрее!
— Где тебя носило? — спросил я.
— А? Что? Просто засмотрелась кое-на что! — отвела глаза Даша. — Поехали, чего сидим!
— И на что же ты засмотрелась? — мрачно уточнила Аннушка. — Не оно ли у тебя в рюкзаке?
— А хоть бы и так! Оно же ничьё!
— Пожалуй, Алину можно считать наследником здешней цивилизации, — возразил я.
— Алин, тебе что, жалко?
— Нет, — покачала головой негритянка. — Что бы ты ни взяла, можешь оставить себе.
— Только покажи сперва, — попросил я. — Хочу убедиться, что эта штука не уничтожит мир. Ещё раз.
— Вот вы душные! Ну вот, смотрите. Довольны?
Даша достала из рюкзака небольшой, с пару кулаков размером, резной шарик.
— Ты знаешь, что это? — спросила Аннушка.
— Конечно. Это мораториум. Мелкий, карманный, но, скорее всего, рабочий. Они, вроде, вечные или типа того. Нечему там ломаться. Не в курсе, откуда он тут взялся, но хрен я его на место верну, даже не просите.
— Он тоже с волантера, — пояснила Сашка, — на нём были такие. Не знаю, зачем. Может быть, чтобы аккумулировать сенсус при пролёте через активные срезы, ведь сами мелефиты его не вырабатывают. Но это просто гипотеза, простите.
— Да пофиг, — отмахнулась Даша. — Прикиньте, я теперь сама смогу собирать себе сенсус! То-то Мафсала обломается! Хрен ему, а не мои денежки!
Возвращались на удивление спокойно и почти без приключений. Разве что Аннушка устала настолько, что впервые уступила мне руль. Останавливаться на ночной привал не хотелось, местность не располагала — песок, пыль, ветер, дневная жара, ночной холод. Выходить на Дорогу и искать очередной приятный пляжик долго, да и груз наш… Мало ли, кто на него наведётся. Хотя Сашка заверяет, что «маячки» не маячки, и работает всё это не так, но рисковать не хочется. Не каждый раз везёшь целую расу в кузове.
Аннушка сначала бухтела, что я и сцепление дёргаю, и переключаюсь рано, и вообще… Но потом уснула, и стало тихо. Так и летели в свете фар — спереди тьма, сзади пыль, пассажиры спят. Нормально я веду, зря она.
Утром на горизонте показался терминал, я свернул на подъездное шоссе и сбросил скорость, заметив сопровождающий нас беспилотник.
— Что там? — отреагировала на изменение темпа Аннушка. — Доброе утро.
— Подъезжаем.
— Машина на дороге! — ожила рация. — Назовитесь.
— Башня, это «Чёрт», мы возвращаемся.
— С прибытием, «Чёрт», отметьтесь на КПП.
— Принято.
Рассвет красит облака в оранжевый, по утреннему времени вокруг здания ещё пусто, перед нами поднимают шлагбаум.
— О, мы дома, — потягивается сзади зевающая Алина, — хорошо. Так странно спать, если раньше этого не делала. Я даже видела сон. Хороший. Это приятно. Лёха, езжай вокруг здания, с той стороны есть грузовой спуск на склад, я покажу. Не стоит демонстрировать наш груз кому попало, в отеле наверняка полно шпионов.
Кучу голов мы накрыли брезентом, машина выглядит странновато, но, надеюсь, все ещё спят. Скатились вниз по наклонному спуску, перед нами открылись ворота, за ними уже выстроились киберы с тележками.
В ресторане, куда мы отправились завтракать и пить кофе, на меня вихрем налетела Донка:
— Лёха! Привет, Лёха! — напрыгнула, повисла на шее, чмокнула в щёку. — Привет, Аннушка! И вам здрасьте, всякие люди. Я Донка, вольная глойти в поисках найма.