— Нет, не смогу. Не так.
— То-то и оно. Забей, солдат, будет как будет. Может, ты прав, и всё это фигня. И я не Искупитель, и она просто дура, тогда ничего делать не надо. А если это всё же правда, то ничего с этим поделать просто невозможно, потому что мы часть процессов метафизического характера, происходящих на уровне Мультиверсума в целом, и, что бы мы ни делали, предназначение приведёт нас в точку бифуркации.
— Слушай, но если всё так, и ты убила Искупителя, то, получается, ты Разрушитель?
— Да хрен его знает. Может, была. А может, это не так работает.
— Эй, народ! — добрела до нас по песку Даша. — Посмотрите кто-нибудь на спину, там, кажись, пластырь отклеился.
— А тебе вообще можно купаться? — спросил я, взяв её за плечи и поворачивая спиной к себе.
— Не знаю, забыла спросить. Но очень уж хотелось.
Спина мокрая, холодная, кожа покрыта мурашками, между лопаток круглый свежий шрам. Пластырь действительно остался где-то в море, но он, похоже, не нужен.
— Всё зажило, купайся на здоровье, — сказал я. — Но знаешь, что…
— Что?
— У тебя теперь один шрам. А было дофига, — я покрутил её перед собой, разглядывая. — Да, и на ногах пропали.
— А на жопе? — она, не смущаясь, оттянула резинку трусов.
— Да, гладко, как у младенца.
— Офигеть! Значит, не соврала та девчонка!
— Какая?
— Нагма. Докторская дочь. Мол, картинки её не просто так, а постепенно приведут меня в порядок. Сначала шрамы на коже, а потом и рубцы на душе. Не знаю, что она имела в виду насчёт души, у меня её, может, и вовсе нет, но со шкурой сработало. Класс! Надо ей подарить что-нибудь, если ещё увидимся. Интересно, у неё враги есть? Я бы их убила, говно вопрос!
— Спроси сначала. Может быть, девочка предпочтёт в подарок мягкую игрушку.
Сашка сидит в библиотеке на диване и читает книгу. В том же месте и той же позе, что мы её оставили. Если бы не грязная посуда и пустые упаковки от сублиматов, можно было бы подумать, что с нашего отъезда прошло максимум полчаса.
— Сашка! — возмутилась Аннушка. — Что за срач ты тут развела! Кто обещал убирать и следить за домом?
Интонации у неё при этом были настолько материнские, что я не удержался от смеха, спровоцировав укоризненный взгляд в свою сторону.
— Прости, мам, — Сашка подняла глаза от книги. — Я зачиталась.
Несмотря на вялые протесты, мы изъяли у неё книгу, заставили принять душ, переодеться и нормально поесть. Переключиться в реальность у девочки получилось не сразу, но потом она наконец осознала, что мы вернулись и что с нами Даша.
— Даша! Ты выздоровела! Ура!
— Ох, мелюзга, ещё не совсем, так что не обнимай меня так сильно!
— Прости. Я очень рада тебя видеть!
— Я тоже, аж сама себе удивляюсь. Ты реально сидела и читала всё это время?
— Ну… Иногда я немного спала. Вроде бы что-то ела… наверное.
— Вот ты странная! Что такого интересного может быть в старых книгах? Как по мне, всё это мелефитское чтиво — мутнейшая занудь, и ни хрена не понятно.
— Просто ты читаешь их неправильно. Точнее, именно читаешь, а в них надо жить. Смотреть на них изнутри, а не снаружи, понимаешь?
— Не-а, — засмеялась Даша. — У меня, наверное, голова не так устроена, как твоя.
— Да, — вздохнула Сашка, — не так, это правда. Но я всё равно попробовала бы тебя научить. Читали бы вдвоём, это в четыре раза интереснее!
— Нет уж, Саш, меня мамка в детстве ремнём драла, чтобы я читала, у меня при одном взгляде на обложку теперь жопа чешется. Да, прикинь, — воодушевилась она внезапно, — у меня шрамов больше нет! Хочешь, покажу?
Она вскочила со стула и взялась за пояс штанов, готовая продемонстрировать.
— Даша! — всплеснула руками Аннушка. — Можно не показывать жопу за столом?
— Подумаешь, я же не жрать её предлагаю! Ладно-ладно, не буду, успокойся. О, кстати! Совсем забыла! Нагма же тебе портрет передала! В рюкзаке у меня, в майки замотанный, я, вроде бы, даже ни разу на него не села!
Портрет исполнен красками, не знаю какими, не разбираюсь, но вроде бы не маслом. В манере «крупного мазка», не детализирован, фон размыт. Аннушка на нём слегка вопросительно и немного напряжённо смотрит на зрителя синими глазами, рот взволнованно приоткрыт, как будто она хочет сказать что-то очень важное, и именно мне. Ну, то есть тому, кто смотрит на картину, конечно. Аннушка очень похожа на себя, девчонка реально хорошо рисует. Похожа — и всё же другая. Что-то неуловимое в глазах, позе, в том, как она держит голову… Словно художница видит за этим лицом чьё-то ещё, и оно чуть-чуть просвечивает на портрете.
— М-да, — сказала Аннушка со странной интонацией, — мы все недооцениваем эту девчушку. И это она ещё маленькая…
Днём гуляли по берегу моря, собирали плавник на топливо для камина, девчонки шалили, толкались, бегали туда-сюда, потом Даша поскользнулась на камнях и плюхнулась в ледяную воду. Когда Сашка кинулась её спасать, её обрызгало с ног до головы под Дашин хохот. С холодного моря дует пронзительный ветер, обе они моментально окоченели в мокрой одежде, пришлось срочно гнать домой, раздевать, заматывать в пледы, отпаивать горячим чаем и греть у камина.
Дашу как прорвало — она рассказывает байки, треплется, травит анекдоты, по большей части, не особо смешные. Но Сашка хохочет, после книжек ей любое общение в радость.
— А я столько всего узнала! — делится она. — Это просто невозможно передать.
— И смысл читать, если даже не можешь рассказать, о чём? — удивляется Даша.
— Тут дело в самом процессе. Эти книги как будто обнимают меня, глядят по голове, и говорят: «Мы с тобой! Ты наша! Ты не забыта, не брошена, не одинока!»
— Блин, Сашка, ты и так не одинокая! У тебя родители есть. Причём нормальные, не как моя мамка. Чего тебе надо-то ещё? Обнять-погладить? Ну, иди сюда обнимемся, подружка. Так лучше?
Даша неловко обнимает её за плечи и неумело гладит по голове. Кажется, её опыт тактильных взаимодействий ограничивается материнским ремнём.
— Да, спасибо. Прости, я не подумала, что тебе хуже. Я действительно не одна на свете, но это совсем другое. Я не знаю, как объяснить.
Вечером мы с Аннушкой сели со стаканами, Даша и Сашка разложили на столике игру и азартно гремят кубиками.
— Кастую фаербол, — радостно сообщает Сашенция. — ага, двадцатка, крит! Получила?
— Ты жухаешь! — возмущается Даша. — У тебя уже третья двадцатка за вечер!
— Просто мне везёт. Твой ход, кидай кубик!
Я смотрю на задумчивую Аннушку, на её лицо на фоне камина, распущенные волосы, пронзительно-синие глаза. Наслаждаюсь моментом. Легко можно вообразить, что мы семья, что это наш дом, что шуточно ссорятся и пихаются локтями над настолкой наши дети: старшая шебутная Даша и младшая любительница книжек Саша. Помнить о том, что одна из них Разрушительница, а вторая робот, мне сейчас не хочется. Правда, если бы у нас были такие взрослые дети, то мне было бы уже к полтиннику, я был бы уже другим человеком. А вот Аннушка была бы точно такой же, выглядящей чуть старше Даши, и её принимали бы за мою дочь. И нафига я был бы ей нужен? Помечтать это не мешает.
Ночью не спалось. Я тихо, стараясь не беспокоить спутницу, вылез из-под одеяла, подошёл к окну, стоял, смотрел, как в свете луны накатываются на каменистый берег холодные волны, думал о том, что мне очень нравится здесь. Суровая красота севера приятнее южных морей, хотя купаться тут не полезешь. Интересно, что там, за горизонтом? Неужели Аннушка не интересовалась? Прибой выбрасывает на берег не только ветки и стволы деревьев, но и обработанные доски, так что, наверное, тут когда-то была какая-то жизнь. Очередной мир-кладбище, нет им числа. Неужели правда, что когда-то было не так?
Я много раз слышал, что Мультиверсум когда-то не знал коллапсов, что было множество срезов, в каждом кипела жизнь, а из одного в другой перейти было проще, чем у нас в соседний город съездить. Вроде бы «распределённые производства», которые пытается собрать в кучу Керт, подтверждают, но всё равно, поверить почти невозможно. Привык я, что кругом руины и тишина. Вернись в Мультиверсум вся эта жизнь, не знал бы, куда себя приткнуть. Одичал.
— Чего не спишь, солдат? — Аннушка тихо подошла, обняла меня сзади, прижавшись грудью к спине, положила подбородок на плечо.
— Смотрю. Думаю.
— О чём?
— Что там, за морем.
— Ни хрена.
— В смысле?
— Да в прямом. Утонуло всё нафиг. Этот дом был дорогим высокогорным вип-отелем, скалы вокруг — вершины горного хребта. Может, где-то ещё торчат из моря камни, но больше ничего.
— Откуда столько воды взялось? — удивился я.
— Коллапс, само собой. Тут был один небольшой континент, вокруг океан, и две страны никак не могли это всё поделить. Аборигены были большого ума, изобрели тектоническое оружие, испытали на каком-то острове, хотели сделать врагу цунами, но что-то пошло не так, и вся суша начала погружаться.
— А ты откуда знаешь?
— В доме газеты были и вообще куча документов, здесь правитель с семьёй спасался.
— Спасся?
— Не знаю. Когда я нашла дом, тут уже никого не было. Бумаги я потом в камине спалила, но кое-что прочитала, из любопытства.
— А как ты его нашла?
— А как я всё нахожу? Вот так же. Настроение было не очень, жизнь не радовала, искала место, где посидеть-подумать, чтобы никто не доставал. Нашла это. Классное же, да?
— Не то слово. Идеальное.
— Вот и я так решила. Обжилась постепенно. Места для меня одной многовато, но, пригодилось, как видишь, однажды.
— Хороший был вечер, да?
— Ой, я тебе умоляю! — засмеялась она мне в ухо. — Я видела, как ты плющился от умиления. Семью бы тебе, солдат, нормальную. Был бы хороший муж и отец, это прям из тебя прёт. Зря ты со мной связался.
— Я…
— Заткнись. Всё знаю. Сто раз говорили. Я ж не против, будем вместе, пока получается. Перестанет получаться… ну, посмотрим тогда. Мы, может, до этого момента и не доживём, чего загадывать? Я даже удивляюсь: давно нас что-то никто убить не пытался!