— А если без научного контекста? Есть у этого подвала какая-то, не знаю, лестница на поверхность?
— Лестница? На поверхность? — засмеялся Мелехрим. — Ох уж это счастье невежества! Впрочем, как ни странно, есть. И лестница, и даже что-то вроде поверхности. Цоколь строили в нормали, и только после включения Мораториума он оказался вне метрик. Я бы даже показал вам эту лестницу и помахал ручкой вслед, но я не настолько жесток, цените.
— То есть выходить туда нельзя?
— Почему нельзя? Можно. Но один раз. Представьте себе пространство, где нет ни сенсуса, ни времени, ни информации.
— Э…
— Не получается представить? Так вот, выжить там будет ещё сложнее.
— И как же нам покинуть это место?
— Если вы прекратите тыкать в меня стволом и подождёте, пока я закончу свои дела, то я вас выведу в Центр. Туда ходят караваны, найдёте попутку, рано или поздно доберётесь, куда вам надо.
— И как много времени займут эти дела? Мы и так подзадержались…
— Время? — рассмеялся Мелехрим. — Последнее, о чём стоит беспокоиться в таких местах!
Глава 29Вкус свободы
Я пытаюсь сообразить, что мне напоминает помещение, в которое привёл нас Мелехрим, и в голову приходит старое фото — подводная лодка первой половины двадцатого века. Нечто сложное и недружелюбное пользователю — целая стена из труб и разнокалиберных вентилей. На мой взгляд, здешняя машинерия примерно так же неюзерфрендли, абсолютно нелогична и разобраться в ней невозможно.
— Впечатляет? — спросил Мелехрим.
— Похоже на винтажную котельную.
Я убрал пистолет, но не теряю бдительности.
— В некотором роде это она и есть. Только степень её винтажности нельзя оценить даже приблизительно.
— И вы знаете, что здесь зачем? — удивился я, оглядывая стрелки приборов с немаркированными шкалами, переключатели без подписей и регуляторы без табличек.
— Нет. Мой брат, наверное, смог бы разобраться. Он гораздо более талантлив в научно-технической части. Я больше по административной.
— Тогда почему вы его сюда не пускаете?
— Именно поэтому. Настоящим учёным нельзя давать в руки рычаги к Мирозданию. Они начнут дергать их туда-сюда просто из любопытства.
— Это такая важная котельная?
— Наиважнейшая. После того, как погасли последние маяки Ушедших, это единственное устройство, которое поддерживает целостность Мультиверсума.
— Тогда нафига его взрывать?
— Ради хаоса. Ради выгоды. Ради выгоды от хаоса.
— А какая может быть выгода, если всё идёт по звезде?
— Встать во главе нового миропорядка, разумеется. Открывшаяся внезапно возможность стать наследниками Ушедших многим вскружила голову, но обычно процесс наследования непосредственно связан с чьей-нибудь смертью. Каждый надеется, что умрёт не он, но тут уж как повезёт. Сама эта возможность скорее гипотетическая, но делиться ей никто не хочет. Да, вот, я так и думал, — Мелехрим показал на какие-то круглые хреновины со стрелками, — вышли из строя два компонента, а не один. Один из них тот, откуда пришли вы, а другой, надо полагать, всё-таки успешно взорвали.
— И что теперь будет?
— Ещё немного уменьшится стабильность Фрактала. Немного ослабнет Дорога. Мультиверсум станет ещё менее населённым, потому что каким-то срезам не хватит прочности удерживать накопленный сенсус, прокатится волна коллапсов. Затем установится новое равновесие, и все к нему постепенно адаптируются.
— А если они не остановятся? Сколько ещё осталось работающих частей?
— Не могу сказать с уверенностью. Я, к сожалению или к счастью, очень неквалифицированный пользователь. Знаю несколько простых последовательностей, позволяющих балансировать пары при изменении потока. Мне их показал здешний смотритель, сам бы я ни за что не разобрался.
— Тут есть смотритель?
— Был. Один мелефит, занявший эту должность ещё при Основателях.
— Они так долго живут?
— Скажите, сколько времени вы тут находитесь? С того момента, как вошли в Цоколь?
— Несколько… — я завис, потому что вдруг понял, что совершенно не представляю, «несколько» чего. Часов? Дней? Лет? Веков?
Отсутствие ощущения времени оказалось настолько острым и неожиданным переживанием, что я совершенно растерялся. Расширившиеся от удивления глаза Лирании показали, что не я один. Пожалуй, я не смог бы описать словами то, что я чувствую, потому что все слова имеют форму времени — настоящее, будущее, прошлое, — и совершенно не подходят для ситуации, когда времени нет.
— Забавный опыт, да? — улыбнулся Мелехрим. — Это место не имеет времени, но мы не способны это воспринять, потому что оно составляет основу нашего существования. А если не пытаться анализировать, то наш мозг создаёт собственное локальное время внутри себя, что позволяет нам воспринимать здешнюю метрику в привычных нам иллюзиях последовательности событий. Нельзя сказать, сколько времени пробыл здесь тот мелефит. Нисколько. К сожалению, я успел от него узнать слишком мало — он, несмотря на мои предостережения, решил покинуть это место, воспользовавшись найденной мной дверью.
— И что с ним случилось?
— Он буквально рассыпался в прах. Разница временных потенциалов, я полагаю. Всё упущенное им время догнало его разом. Но, некоторым образом, он всё ещё с нами, — Мелехрим показал на условно человекообразную железяку на стене. — Исполняя его последнюю волю, я поместил туда содержимое головы.
— Последнюю волю? То есть он знал, что погибнет, но всё равно вышел?
— Предполагал такую возможность. Я уговаривал его не рисковать, но ему слишком надоело пребывать вне времени и хотелось ощутить его течение. Увы, оно оказалось слишком стремительным для существа из эпохи Предтеч. К сожалению, в нынешней своей форме он не может или не хочет общаться, а я не успел его толком расспросить. Возможно, я был первым и единственным посетителем этого места с момента запуска Мораториума Основателями.
— А разве его не Ушедшие сделали?
— Они. Но Основатели, создавая Мультиверсум, радикально изменили его настройки и перезапустили устройство. По крайней мере, такой вывод я сделал из краткого общения со Смотрителем. Теперь, он, увы, некоммуникабелен.
— Мы видели целый зал таких корпусов, — показал я на висящее на стене железное подобие человека. — И что, в каждом заперт мелефит?
— Полагаю, что да, — пожал плечами Мелехрим, — но я не проверял. Боюсь что-нибудь испортить, я не техник. И там не один такой зал.
— А сколько?
— Вопрос так же лишён смысла, как и «Который час?». С пространством тут тоже всё сложно. Интересуетесь мелефитами?
— Так, немножко. А вы нет?
— В Мультиверсуме так много загадок, что пытаться разгадать все бессмысленно. Возможно, стать Оркестратором Мораториума было изначальной целью существования мелефитов. А может быть, в какой-то момент Хранители использовали то, что было под рукой, потому что цена не имела значения.
— Вы тоже? — прямо спросил я. — Используете тех, кто под рукой, не думая о цене?
— Приходится. Да, я знаю, какая у меня репутация. И она заслужена. Но не я придумал систему, которая существует по принципу «меньшего зла»: «Убей нескольких, чтобы выжили многие». Разве вы, вояки, не занимаетесь тем же самым? Убиваете людей, чтобы жили другие?
— Мы не убиваем детей и гражданских. Как правило.
— Гражданских мобилизуют, дети вырастут в ненависти, и всё начнётся заново. Так работает система. Даже Основатели не смогли изменить её полностью, хотя при них, конечно, крови лилось поменьше, чем при Ушедших. У тех всё работало только на ней. Самое эффективное топливо. Но это лирика, разумеется. У меня нет необходимости оправдываться, я делаю то, что должен. Вы хотели выбраться? Я тут закончил, могу проводить вас к выходу.
— Прекрасная идея, — согласился я. — А как то, что тут нет времени, отразится на том, когда мы выйдем?
— Это, скажем так, момент внутренней дисциплины. Время сохраняется внутри нас, и если очень чётко фиксировать в себе момент входа, то выйдешь в то самое тогда, в какое входил. Если оно ещё существует, конечно. Иначе может случиться обидный казус, как с мелефитом-смотрителем. Я только прихвачу кое-что из кабинета, и двинем на выход.
— Цоколь — прелюбопытное место, — рассказывает Мелехрим по дороге. — Абсолютно невозможное и, тем не менее, даже более реальное, чем сам Мультиверсум. Поскольку оно не является частью Фрактала, то здесь не работают фрактальные способности, и человек, который является его творцом и частью, тут выжить не может. Но Мораториум при работе создаёт утечки нестуктурированной первоматерии, и за счёт этого мы ещё живы. Я даже не знаю, было ли так задумано, или следствие изношенности древней конструкции, просто пользуюсь возможностью. Да, сюда, минуту…
Мы вошли в тот же кабинет, где его встретили.
— Это небольшое личное пространство, которое я могу себе позволить. Тут я абсолютно недостижим, и никто не может меня побеспокоить. Точнее, так было, пока не явились вы. Надеюсь, это уникальный случай, и вы не будете водить сюда экскурсии.
Мелехрим открыл небольшой сейф в стене достал оттуда чёрную пластинку, сунул в карман, потом предупредил:
— У меня тут пистолет. Я его достану и положу в сумку. Не сочтите за агрессию, я не любитель оружия, он даже не мой, — он взял оружие двумя пальцами за ствол и показал мне. — Видите?
— Вижу, что не ваш, — кивнул я, доставая свой. — Где она?
— Кто?
— Аннушка.
— А ты не спешил, солдат, — недовольно сказала Аннушка, глядя на меня через прутья решётки. — Времени тут нет, это бесит даже сильнее, чем я ожидала.
— Стоп, а разве не ты должна меня всегда спасать?
— Ну, знаешь, иногда хочется какого-то разнообразия в отношениях. Сейчас как раз тот случай. Вон там рычаг. Открой уже дверь. Мне и той дуре.
— Привет, Марта, — поздоровался я. — А ты что тут делаешь?