Я на самом деле собиралась помочь ему? Собиралась коснуться магией мертвой кожи? Даже если за это мне грозил рабский ошейник? Нет. Нет. И еще раз нет. Я заставила себя разжать пальцы. Только не ради белобрысого.
«А ради чего готова?» – спросил внутренний голос. И я испугалась, не только того, что говорил железнорукий, не его вкрадчивого тона, не его угроз, а своих мыслей, ответа, что пришел в голову быстрее, чем я успела заставить себя не думать об этом.
– Что вы делаете? – К нам подошел мужчина в форме.
– Леди заметила, что у вас бурдюки прохудились, – зло проговорил белобрысый. Инъектор исчез из его руки, словно прямоугольник карты из ладони фокусника. Он дернул меня в сторону.
Хрупкая сфера выскользнула из вспотевших пальцев и осталась в кармане. Мужчина в форме увидел темнеющую от влаги кожу и закричал на возвращающихся рабочих, словно это они были виноваты в случившемся.
– Смелая, – мужчина оглянулся на канатоходца. – Или глупая. Я бы убил тебя, девка змеиного рода, но в этом пока нет смысла. Ибо вместе с тобой мне придется убить и…
Я снова подхватила сферу и скомандовала себе: «Давай! Просто сделай это! Пока по какой-то неведомой причине он не воткнул тебе в бок нож. Сейчас, пока он несет всякую чушь, пока осматривает площадь, ища что-то глазами, и, кажется, не находит. Он не тот человек, которого стоит жалеть».
– Не хочешь помогать ради своей жизни, – давление на кожу исчезло, нож вернулся в железный протез. – Так, может, поможешь ради чужой? – спросил он, когда я почти решилась, и в его здоровой руке снова появился инъектор, почти неотличимый от первого.
Почти. Значит, в первый раз мне не показалось. Жидкость, наполнявшая его, отсвечивала зеленым. Ее было куда меньше, чем того «чая», что налил в коробочку Линок.
– Поможешь мне, получишь противоядие и будешь свободна. Чем не сделка века?
Я не могла оторвать взгляда от инструментариума в его руках, от света, что играл на гранях узкой прозрачной трубочки, отбрасывая во все стороны зеленые блики. А ведь и в самом деле, почему нет? Яда у него не было, и, что бы он ни задумал, хуже от моей помощи не станет…
Кнут и пряник. Угрозы и награда. Надежда и страх. Неизвестно еще, что действенней.
Милосердные Девы не дали мне развить эту мысль. В воздухе что-то свистнуло, и в предплечье белобрысого вошел нож, тихо вошел, так, что я даже удивилась, увидев торчащую из плоти рукоятку и быстро темнеющий, набухающий от крови рукав над замотанной в тряпки культей.
Белобрысый закричал, застонал, засипел. Сегодня все кричали…
Я обернулась и с облегчением выдохнула. Потому что рядом с каретным двором стоял Крис. Мокрый, грязный, уставший и злой барон Оуэн опускал руку, которая только что отправила в полет нож. И именно в этот момент я поняла, что не променяла бы этого несносного рыцаря даже на сына князя, будь он у затворника. Отсутствие наследника – главная головная боль совета родов, Магиуса и Ордена серых… но меня это точно не касалось. Меня волновал только Оуэн. Теперь я понимала, что ничего не изменить. Мое сумасшествие дало такие глубокие корни, что излечиться от него не удастся. Да я и не хотела этого. Знала, что пожалею не раз, что Крис наверняка заставит меня плакать, но… Все это не имело значения, когда я видела синие глаза. Как говорил отец, глядя на аристократов, садящихся за карточный стол: «Они проиграли, даже не начав партию». Видимо, со мной будет так же.
Железнорукий зарычал, выронил инъектор в снег под ногами, схватился за рукоять и выдернул нож. Но швырнуть в Криса не успел. Со спины на него набросился Линок. Рабочие уронили ящик и уставились на парней. Бурдюки с клеймом мастерской Ули раскатились по снегу, словно громадные пиявки, что в детстве притащил на руке Илберт. Зараженный кожевенник изготовил кожаные сосуды для «золотого дождя», баронство Оуэн поставило вино, а что сделали или должны были сделать мастер-оружейник, ювелир и травник? Гикар изготовил инструментариум, а еще… кандидатуру Криса одобрили. Мысль была интересной. И правильной, ее не мешало бы обдумать, но не сейчас. И не здесь.
Я схватила заряд. Белобрысый плавным и каким-то змеиным движением сбросил с себя Линока. Травник полетел на землю, он не был рыцарем и вряд ли часто отвлекался от своих порошков и линз для того, чтобы подраться на площади. Отступник ударил парня коленом в живот, а когда тот согнулся, добавил с размаха культей по шее. Линок растянулся в грязи.
Крис был уже в нескольких шагах от железнорукого и не собирался останавливаться. Если активирую заряд сейчас, то задену обоих. Я разжала руку и совершенно неэлегантным движением осела в мокрый снег, пачкая и без того грязную юбку. Там, среди снежной каши, валялся инъектор с противоядием, надо было всего лишь протянуть руку… Не обращая внимания на холод, на льдинки, царапающие кожу, на крики и чей-то хрип, я подцепила пальцами коробочку инструментариума, сжала ладонь, не сразу поверив, что наконец-то заполучила желаемое. Зеленая жидкость перетекала по трубочке, но ее было мало, очень мало.
Что-то пронеслось над головой, что-то знакомое и одновременно чужое. «Зерна изменений». Странные, слишком быстрые, слишком исковерканные по сравнению с теми, какими управляют маги, словно сломанные, вывернутые наизнанку крупинки. Мужчина в форме воздушной компании закричал, требуя позвать серых.
Я подняла голову. Белобрысый корчился на снегу рядом с Линоком, а его железную руку играючи заламывал за спину гвардеец.
Старый знакомый. Вернее, незнакомый, тот самый, что вместе с ныне почившим толстяком чуть не отправил меня к Девам. Тот самый, чье фото двадцатилетней давности висело в гостиной у серой. Он был шире в плечах, массивнее белобрысого и, по всей видимости, сильнее, хотя и старше. Лицо седовласого солдата оставалось бесстрастным. Но поразило меня не это, поразило меня то, что с пальцев свободной руки все еще продолжали срываться в полет эти ущербные изменения, как еще совсем недавно нож с руки барона. Каждый бросается, чем может.
Милосердные Девы! Он маг! Гвардеец – маг. О чем еще умолчала серая?
Крис не добежал. Что-то жгучее и одновременно холодное налетело на Оуэна, жаля, как рой пчел, заставило его остановиться и задергаться, словно в припадке падучей. Я не знала, что это за магия, не сумела опознать воздействие и могла только предполагать. Рыцарь рухнул на колени, не добежав пары шагов до Линока. Его лицо кривилось от боли.
Я закричала, и кто-то кричал вместе со мной… Раненый артист? Рабочие? Служащий компании или очередные зеваки? Все равно. Не кричал только Крис, и оттого смотреть на него было еще больнее.
Почему гвардеец не приложил тогда магией ни меня, ни Гэли? Почему предпочитал гонять по лабиринту улиц? Не самое лучшее время, чтобы выяснять это.
Железнорукий взвыл, громко, тоскливо, безнадежно, как собака над телом хозяина.
– Как я рад наконец познакомиться, – усмехнулся седовласый. – Давно искал встречи.
Белобрысый выругался, прошелся по родословной гвардейца вдоль и поперек. Его предки были бы поражены столь разнообразными любовными связями.
– А мне говорили, что благородные в любых ситуациях блистают воспитанием, – покачал головой старый солдат.
– Ты не можешь убить меня, – выкрикнул железнорукий, и эта фраза волшебным образом успокоила его самого, во всяком случае, он перестал беспорядочно дергаться. – Не можешь, иначе…
– Это несправедливо, ты не находишь? – спокойно переспросил гвардеец и дернул пленника на себя, заставляя подняться. – Ты можешь, а я нет. Хотя так даже интереснее…
Он поднял голову.
– Нет, – пробормотала я, зажимая инструментариум в руке. – Нет.
– Беги! – закричал белобрысый, рывком поднимаясь на ноги. Сейчас в его взгляде не было ни злости, ни превосходства, только усталость и паника. – Беги, девка змеиного рода!
– Детская возня, – устало пробормотал гвардеец.
Я не стала дожидаться развязки, просто не могла позволить себе такой роскоши. Перехватила инъектор и ринулась вперед вопреки словам железнорукого и вопреки собственному желанию. Нынешний праздник Рождения Дев запомнится мне надолго. И не только мне.
Ринулась совсем не как леди – поползла. Неэлегантно, на четвереньках. Не от гвардейца, а к нему. Вернее, к двум распластанным в снежной каше мужчинам. Лед колол руки, чулки набрякли от воды, кожа зудела, шея ныла, сердце билось, инструментариум казался тяжелым, а я сама себе неповоротливой клушей… Девы!
Наконец-то зазвонил тревожный колокол. Сначала один, потом второй. Линок упал ближе. Я схватила его за руку, кожа казалась холодной. «Как у покойника», – шепнул внутренний голос. Я выщелкнула тонкое шило.
Железнорукий снова взвыл, и моя рука, как по команде, замерла. Словно только этого и ждала. Ждала, чтобы кто-то остановил меня.
«А ведь противоядия так мало! – пришла непрошеная мысль. – Кто знает, хватит ли его на двоих, не лучше ли…»
– Выходит, не все отравленные равны пред тобой? – услышала я насмешливый голос гвардейца и почувствовала отвращение. К себе.
Быстро, боясь передумать, воткнула шило в предплечье травника. Воткнула прямо сквозь сукно, не заботясь о чистоте или о правильности действий. Инъекции бывают разные. Помню, брату вводили раствор от болотной лихорадки, вводили прямо в голубоватую вену, строго следя, чтобы… Матушка выгнала меня из покоев Илберта, больше возмущаясь не самим фактом присутствия незамужней дочери в спальне мужчины, пусть тот тысячу раз ее брат, а тем, что я не проявляла ни малейшей склонности к обмороку и с интересом заглядывала целителю через плечо, в то время как она не расставалась с нюхательными солями.
Что-то часто я стала вспоминать матушку. И известий из Кленового Сада давно нет. Не к добру…
Я вытащила шило немного торопливее, чем надо, но внутренний голос продолжал шептать о том, что противоядия мало. Смертельно мало.
Я посмотрела на Криса. Показалось или рыцарь пошевелился? Дернулся, словно магия седовласого гвардейца продолжала его жалить.