Фрунзе погладил подбородок, похоже, по привычке, оставшейся от ношения бороды:
— Вот какая закавыка, товарищ Чеглок… Она вроде как и не украдена вовсе?
— Потеряна?
— И не потеряна…
Я, слушая их разговор, несколько растерялся. Пропала, но не украдена и не потеряна — это как? Сломана, что ли? Так мы вроде бы не мастера по ремонту… кстати, чего?
— Товарищ Фрунзе, — я подавил желание поднять руку, как в школе, перед вопросом учителю, — Что за вещь-то?
Михаил Васильевич — о, вспомнил его имя-отчество — в отличие от школьного учителя, на вопрос с места ругаться не стал, снова потер подбородок.
— Был у меня талисман один, с детства он у меня… Сразу скажу — не волшебный он, как, к примеру, тумар, а просто так, памятная вещица. Подковка маленькая, из бронзы отлитая. Вот такого размера.
Судя по расстоянию между пальцами Фрунзе, подковка подошла бы разве что коту. Да те и без подков топают иногда, как будто у них копыта…
— Всю жизнь она со мной, и Сибирь прошел я с ней, и Крым, а вот в Москве она возьми, да и пропади.
— Так, может, украли ее все же? — спросил Чеглок, — Мало ли, может, кто и подумал, что волшебный это талисман, удачу приносит, да и позавидовал…
— Я б тоже так подумал, товарищ Чеглок, у нас тут… — Фрунзе кашлянул, — В общем, есть у меня, среди моих людей…
Слово «моих» он подчеркнул голосом, как бы говоря, что это не просто люди, доставшиеся ему в подчинение, а прямо-таки — ЕГО люди, возможно, прошедшие с ним те самые Сибирь и Крым. Люди, которым он доверяет, как себе.
— … есть те, кто заговором на поиск краденого владеет.
Есть такие заговоры, встречаются и люди, что ими владеют. Были бы они ценным подспорьем в нашей работе, да вот только, во-первых, заговор этот чаще всего работает тогда, когда СВОЮ вещь ищут. Вещь, украденную у родственника — уже так-сяк, у соседа или односельчанина — со скрипом. А вещь незнакомца — считай, что и не найдет. Были у нас такие заговоры, в сборнике для служебного пользования НКВД, да толку от них почти не было. Ну а во-вторых — воры, они тоже не дураки, и свои заговоры имеют, на сокрытие украденного. Так что тут — сила на силу, дока на доку, кто кого переколдует. Хотя… Если это — люди Фрунзе, то для них такой поиск — считай, что личное дело. Должны были найти.
— Да вот только, видите ли, в чем дело… Когда Макар попробовал мою подковку найти…
Один из сидевших у двери коротко наклонил голову в буденовке, как бы давая знать, что вот он — этот самый Макар, и да, он пробовал вещь искать. В моей голове внезапно и не к месту всплыло воспоминание, что буденовки сначала фрунзевками называли, потому что они впервые в его войсках пошли. А потом как-то все на Буденного съехало.
— … не получилось у него ничего. Причем, по словам Макара, так не получилось, как будто не крал ее никто.
Еще один недостаток всяких заговоров — они чересчур конкретные. Заговорят тебя от свинца и железа — пуля обойдет, сабля соскользнет, зато камнем брошенным голоу проломит и мяу сказать не успеешь. Нацелен заговор на поиск краденого — и, скажем, потерянное или забытое нипочем не найдет.
— И на поиск потерянной вещи заговор тоже использовался. Опять не сработало, как будто и не терялась она вовсе.
Да, вот теперь хитрушка понятна. Как в той сказке — не голая и не одетая, не пешком и не верхом… Не украдена и не потеряна. И нету. Как исчезла?
— Рекомендовали вас, товарищ Чеглок, как человека сведущего во всякой чертовщине. Ну не могу понять, куда ж мой талисман делся⁈
— Домового просили?
— Просили, не вернулась.
Чеглок потер подбородок, явно заразившись этим движением от Фрунзе.
— Где последний раз видели?
— На Лубянке, как раз перед зданием ОГПУ. С замнаркома НКВД встречались, по служебным вопросам.
— Ну, навряд ли замнаркома у вас ее стибрил, — пошутил Чеглок.
Замнаркома у замнаркома украл подкову… Карл у Клары украл кораллы… Ерунда какая-то… Я сидел молча, ломал голову, но так и не смог понять, куда же исчез талисман.
6
— Что делать будем, товарищ Чеглок? — спросил я, когда мы, отказавшись от доставки обратно в МУР, шли вдоль по Пречистенке.
— Что делать, что делать… Искать будем, Степа. Товарищ Фрунзе, конечно, уточнил, что он не требует и не приказывает, а просто просит, но, знаешь… Не хочется его огорчать. Может, эта подковка, все, что у него от матери или там от отца осталось, может, воспоминание о первой любви, может, друг перед смертью подарил… Вроде и пустяк, и грош этой вещичке цена, а для него — дороже некуда. Сам понимает, что со стороны смешно выглядит, но не может себя пересилит, сердце не на месте. А нам, советской милиции, надо, чтобы наши руководители нервничали и беспокоились? Нет, не надо.
— Да я ж не против, товарищ Чеглок!
Я и вправду не мог и подумать, чтобы искать эту подковку из какого-то чинопочитания или лизоблюдства. Просто товарищ Фрунзе он… ну, хороший человек. Хорошим людям надо помогать. Как-то так.
— Только как ее искать, если она вроде и не украдена и не потеряна.
— У меня тоже пока никаких мыслей на этот счет нет. Одна есть, но она мне не нравится… В общем, думай, а пока думаешь, мы как раз до нужного места доберемся.
— До какого это?
— До Дубовой улицы.
— А что там? — не понял я, все еще в мыслях о пропавшем амулете Фрунзе.
— Там, неуч, сельскохозяйственная академия имени товарища Тимирязева.
— Туда-то нам зачем?!! Фрунзе туда не заезжал!
— Зато Нельсон заезжал. Извозчик!
7
Да, последнее время мы почесали частым гребнем всех, кто в окружении профессора Гриловича видел или мог видеть худого невысокого гражданина с усиками-щеточкой. И выяснилось, что, помимо прочего, этого человека видели в сельскохозяйственной академии, входившим в кабинет профессора Нектарова.
— Да, был такой, — подтвердил профессор, немолодой уж человек, с сединой, проступавшей в короткой аккуратной бороде, с длинной гривой волнистых волос, делавшей его похожим на музыканта или священника — Очень моими исследованиями интересовался, очень любознательный молодой человек, очень.
— Какими исследованиями? — насторожился мой начальник. Да и я тоже: до сих пор ничем мирным и безобидным неуловимый Нельсон не интересовался. Уголовники, грабежи, убийцы, лучи смерти…
— Повышение привеса кур.
— А? — дружно спросили мы с Чеглоком. Куры и Нельсон — это последнее, что мы связали бы вместе.
— Кур, — вежливо повторил профессор, — Куры, знаете ли, товарищи, это самый быстрый способ напитать белком наших рабочих и крестьян. Плодятся они быстро, растут тоже быстро, несут яйца, а с помощью моих исследований, я надеюсь, их привес и яйценоскость увеличатся еще больше! Так вот…
— Herr Nektarov, ich habe immer noch keine Lösung… — в кабинет профессора, кстати, намного более просторный, чем у Фрунзе, заглянул молодой человек лет двадцати с небольшим, с приятным округлым лицом, круглыми, поблескивающими стеклами пенсне и тонкими фасонистыми усиками.
— Einen Moment, Herr Himmler, ich komme gleich zu Ihnen.
Дверь закрылась.
— Так вот, товарищи…
— Кто это был? — перебил я его.
— Где?
— Да вот, сейчас заглядывал.
— А, Генрих. Это товарищ из Германии. Интересуется разведением кур, но, между нами, таланта у него к их разведению нет.
Германии? Одной из примет Нельсона называли непонятное произношение, вроде бы как нерусское. Или просто иностранное.
— Товарищ Чеглок…
— Не он это, Степа. Усы не той модели, ростом он повыше будет, лицо не той формы… Не подходит под описание.
— Нет, — вмешался профессор, — разумеется, это не он. Генрих — один из наших сотрудников, а тот, кого вы ищете — директор совхоза «Красный Луч», Нельсон, Александр Семенович.
— Адрес, адрес своего совхоза она вам не называл⁈
— Да как-то к слову не пришлось… Куриная ферма там у него…
— Спасибо, Олег Иванович, очень вы нас выручили, до свидания… — Чеглок ловко подхватил меня под локоть.
— Товарищ Чеглок, — сказал я уже в коридоре, — ничего не понимаю. Куры-то ему зачем⁈
— Теперь, Степа, и я ничего не понимаю. Убийства, грабеж и — и куры! Где связь?
— Не знаю.
— И я не знаю. День загадок прям сегодня… Ладно, поехали в МУР, может, там что поймем.
8
— Товарищ Чеглок! — остановил нас на входе дежурный, — Вам просили передать!
Он протянул клочок бумаги, на котором химическим карандашом было начеркано: «Звонили от Фрунзе. Ничего искать не надо, все нашлось».
— Вот этого я и боялся!
И, развернувшись, он бросился из здания:
— Кречетов, за мной! Надо успеть!
— Да что случилось-то? Талисман нашелся? Так это ж и хорошо!
Чеглок остановился, так, что я прохромал лишнюю пару шагов, развернулся и серьезно посмотрел на меня:
— Если сам нашелся — это хорошо. А если не сам, если его вернули, то очень, очень плохо.
Я открыл рот — и со стуком его захлопнул. Загадка неожиданно разрешилась. Что значит, если вещь пропала, но ее не украли и не потеряли?
Это значит, что ее взяли, чтобы вернуть.
Кто другой, может и не понял бы, что в этом такого опасного, да только во время работы в МУРе, я на такое насмотрелся, что понял, в чем дело, почти тут же.
На вещь, пока она была в чужих руках, могли наложить проклятье.
Правда, если подумать, то с тем же успехом ее могли банально отравить, но я ведь не просто в МУРе работаю, я — в ОБН, поэтому первое, что приходит в голову — это зловредное колдовство.
Проклятье. Наложенное на товарища Фрунзе. Агентами мирового капитала, разумеется, кому еще он мог встать поперек горла.
Успели мы вовремя. Просто потому, что товарищ Фрунзе, несмотря на свой жизнерадостный характер, излишней верой в человечество не страдал, и тоже заподозрил неладное, когда узнал, что в почтовый ящик штаба РККА подкинули пакет с запиской «Прощения просим, не знали, чье это, возвращаем с извинениями». Нет, жиганы действительно могли вернуть украденное, если выяснялось, что обокраденный — какой-то известный человек. Может, от тщеславия, а может и от страха, что украденное у известного человека будут искать гораздо тщательнее, чем у какого-нибудь нэпмана. Только, вы же помните — не крали ее. Значит, специально взяли, чтобы потом вернуть. Правда, товарищ Фрунзе заподозрил отраву или крошечную адскую машину, про проклятье ему в голову не пришло — он же не в ОБН служит — но, так или иначе, взять подковку в руки он не успел, до нашего прибытия.