Он остановился и неторопливо полез в карман за портсигаром.
— Огоньку не найдется?
Я чиркнул спичкой.
Мы постояли молча.
— Я слышал, — негромко проговорил шаман, глядя куда-то вдаль, сквозь дома, сквозь саму реальность, как умеют только шаманы, — ты инклюзы ищешь.
В его голосе не было вопроса. Зато вопрос появился у меня.
— Что такое инклюзы⁈
Потому что я с этим словом первый раз сталкивался.
Гунзэн быстро взглянул на меня, моргнул своими жутковатыми татуированными веками и затянулся синей самокруткой:
— Инклюзы. Неразменные монеты.
— Ищу.
С одной стороны — я почувствовал облегчение. Шаман что-то знает, это — след, мы выйдем из тупика, в котором находимся. С другой же — шаман НИКОГДА не приходил ко мне первым. И если он решил вмешаться в происходящее — с этими пятаками что-то очень сильно НЕ ТАК.
Понять бы еще — что? Желательно — вовремя.
— Гимназия в Мерзляковской переулке, — шаман выпустил кольцо дыма, — там ищи.
8
Я в задумчивости смотрел на здание бывшей гимназии, острым углом напоминающее нос корабля, надвигающегося на меня. До революции здесь и впрямь была гимназия, сейчас же — единая трудовая школа имени знаменитого полярного путешественника Фритьофа Нансена. Не знаю, зачем ей присвоили его имя, он в этой школе никогда не был, да и полярных исследователей школа не готовила.
Почему шаман назвал эту школу?
Навряд ли он имел в виду, что неразменные пятаки клепают дети на уроках арифметики. Ну, чтоб задачки доходчивее были. Тем более что уже начались летние каникулы, и детей в школе все равно нет. Так что, скорее всего, шаман говорил не именно о школе, а использовал ее, как ориентир.
Где-то тут должна быть подсказка… Какая-то.
Я оглянулся, но с подсказками вокруг было небогато. Играло радио из открытого окна, дворник таскал толстую резиновую кишку, прибивая водой тротуарную пыль, цокали копытами лошади извозчиков, бежали мальчишки, провожая потрепанный грузовичок «Фиат» — по слухам, на АМО собирались начать выпуск, но пока что все ограничивалось слухами — прошел суровый пресвитер, видимо, здешний, участковый, торговал петушками вразнос лоточник…
Стой. Лоточник.
С пятаком за серьезной покупкой не пойдешь, горсть медяков не высыплешь. А вот купить петушка на палочке — очень даже можно. Особенно, для проверки, а точно ли пятак у тебя неразменный.
Я подошел к торговцу.
— Покупайте леденцы, гражданин прохожий! — расцвел тот в улыбке, — Сахарные, настоящие, как живые, того и гляди, закукарекают! Ваш ребенок будет счастлив до самых ушей!
— Так у меня нет ребенка.
— Себе купить, вспомните детство!
Детство мне воспоминать не хотелось, мне в нем таких петушков доставалось мало, поэтому я сразу перешел к делу, отвернув лацкан куртки и показав жетон:
— МУР.
Взгляд лоточника скользнул в сторону тем характерным образом, который яснее ясного показывал, что совесть у него нечиста. Может, сахар, их которого он леденцы варил, что называется, «ночной» — в том смысле, что его ночами добывают — а может, он супругу свою извел и закопал тело ночной порой в сквере под липой. Но мне выяснять его грехи сейчас недосуг, у меня другой вопрос.
— Скажите, гражданин…
— Пилипенко.
— Гражданин Пилипенко, а у вас были случаи недостачи в конце дня?
Торговец хохотнул:
— Откуда, товарищ милиционер? Я ж сам на себя работаю, кустарь без мотора, нешто сам себя обманывать бу…
И тут он осекся.
— Подождите… Товарищ милиционер, а это что-то важное?
— Возможно, это след преступления, — насторожился я. Он вспомнил, он явно что-то вспомнил!
— Знаете… — лоточник Пилипенко отвлекся на минуту, протягивая петушка подбежавшему мальчишке, — Был у меня случай, пару месяцев назад, такой… непонятный…
9
У лоточника начали пропадать деньги. Понемногу, копеек пятнадцать-двадцать, но почти каждый день. Он-то всегда точно мог подсчитать, сколько у него в мошне денег к концу дня будет — подсчитал утром петушков да на цену умножил — а тут — недостача. Поначалу подумал — обсчитался, бывает. На следующий день вроде бы внимательным был — опять нехватка. Погрешил бы на воров — да кто из карманников ради нескольких медяков мараться будет? Внимательно присматривался к покупателям — никто и не приближался к кошелю. А вечером — опять не хватает! Лоточник не знал уже, что и думать, подозревал, что его кто-то заколдовывает, но опять-таки, все идеи разбивались о незначительность суммы. А потом таинственные пропажи прекратились.
То, что было тайной для Пилипенко — не являлось тайной для меня. Все понятно — таинственный Продавец на нем проверял, действительно ли пятаки неразменные. А потом то ли нашел другой объект для проверки, то ли уверился в своих силах и перестал проверять вовсе. Нужно будет как следует опросить лоточника — основными-то покупателями леденцов были дети и мамы, то есть мужчину он должен запомнить, тем более — покупавшего несколько раз. А там уже и на след выйдем. Понятное дело, что вспомнить такие вещи лучше не посреди улицы, поэтому я пригласил Пилипенко в МУР. Осознав, что его ни в чем не обвиняют, а напротив — объяснят, что ж тогда происходило с деньгами, тот повеселел и с удовольствием согласился. А я намеренно не сказал ему, в чем было дело. Пусть будет для него лишний повод прийти в МУР.
Попрощавшись с лоточником, я побрел дальше по переулку, задумчиво оглядываясь, нет ли тут других зацепок…
— Товарищ Соколов! Товарищ Соколов!
Поначалу я не обратил внимания на девчоночий голос, кого-то зовущий, но потом сообразил, что голос приближается ко мне, а я тоже, в некотором роде, «Соколов». Обернулся — ну точно, ко мне бегут.
Девочка, лет четырнадцати, в легком летнем платье, с косичками и смутно знакомым лицом.
— Я не Соколов, я Кречетов, — улыбнулся я.
— Ой, — девочка покраснела и смущенно затеребила кончик кос, — Я… Я тогда плохо вашу фамилию запомнила…
— Таня Ершова, — вспомнил я ее. Дочка инженера, пострадавшая от оборотня-белогвардейца.
— Ой, вы меня помните, — Таня засмущалась еще больше и захлопала огромными ресницами.
— Конечно, — чуточку приврал я. Но она, кажется, восприняла мои слова в каком-то девчоночьем смысле, потому что, продолжая теребить косу, лукаво посмотрела на меня сквозь ресницы.
— А я тут гуляю! А это школа моя, я здесь учусь, а сейчас гуляю и тут вижу — вы идете…
И опять этот взгляд… Не будь ей четырнадцать — подумал бы, что она… кокетничает со мной? Да нет, не может быть — школьница, пионерка? Да нет… Будь повзрослее — я бы разобрался, но вот в девочках я совершенно не разбираюсь. Да и в детях вообще — для меня они какие-то странные и непонятные существа, с которыми не знаешь, как себя вести.
А Таня продолжала щебетать, рассказывая про самоуправление в своей школе, про то, как они выбирают предметы, про всеобщее увлечение химией… Ох уж эти дети… Думают, что…
Дети.
Дети.
А ведь, если подумать — какой человек в качестве неразменной монеты выберет пятак, а не рубль? Тот, у кого рубля нет. А у кого в кармане чаще всего только мелочь?
У детей.
Кто, получив неразменный пятак, первым делом побежит покупать сладости?
Дети.
И шаман… Он ведь прямо сказал «В школе ищи». Это я от себя додумал, что он выразился иносказательно, мол, рядом со школой тебя ждет подсказка. А что если речь шла именно о школе? А школа — это…
Дети.
Неразменные пятаки делает ребенок⁈
10
А дальше моя мысль заработала.
Ребенок.
Рядом — школа.
Рядом со мной — девочка из этой школы.
Таня Ершова, тем временем, вдохновившись моим молчанием, которое она приняла за интерес к своим рассказам, с азартом рассказывала о том, как они что-то там делают на уроках химии. Начало я прослушал, поэтому не мог понять — то ли что-то, защищающее от химического оружия, то ли какое-то новое химическое оружие. Надеюсь, все же первое — дети в своем энтузиазме могут такое изобрести, что пол-Москвы придется эвакуировать.
— Таня, — я взял ее за худые плечи, наклонился к ней и понизил голос, — я сейчас веду расследование, и оно может быть связано с вашей школой…
Глаза пионерки вспыхнули азартом. Она собралась и передо мной стояла уже не девочка-болтушка, а молодая и очень серьезная девушка.
— Слушаю вас, товарищ Кречетов.
— Таня, послушай меня, внимательно, подумай, вспомни, а потом ответь на вопрос. Не помнишь ли ты случая, чтобы приблизительно несколько месяцев назад у одного из учеников вашей школы как-то изменилось поведение? Ну, или произошли другие изменения, вроде бы без особых причин? Появились деньги, начал интересоваться предметом, к которому раньше был равнодушен или что-то подобное?
Ершова задумалась, забавно наморщив нос.
Я ждал, надеясь, что моя ставка сыграет. Ребенок же. Если к нему в руки попалась волшебная монета, вернее — целый способ получения таких монет, он не сможет вести себя как обычно. Хоть что-то да изменится.
— Было такое! — посветлела лицом Таня, — Было! Фаня Чернова!
Девочка? Хм… Я думал о мальчике, все же ему проще изобразить мужской голос, при продаже пятаков машинисту. С другой стороны — девочки тоже разные бывают…
— Сколько ей лет?
— Мм… Восемь.
Сколько⁈ Представить малышку, которая хрипит, изображая мужчину, и запугивает взрослого мужика, продавая ему монеты… Моя фантазия отказывается такое представлять. Скорее… А вот это — может быть.
Скорее всего, девочка, по неопытности, все же попалась с неразменным пятаком какому-то взрослому. Который выпытал у нее информацию о монетах, и теперь она их клепает, а он — продает.
Версия? Версия. Если, конечно, Таня Ершова просто-напросто не напридумывала себе это все…
— Что там с этой Фаней? Рассказывай.
11
Фаня Чернова, она же Феофания по полному имени, была девочкой хорошей, но… несколько жадноватой. Всегда копила, экономила, пользовалась случаем, чтобы положить в карманчик платьица лишнюю монетку. Впрочем, ее сложно осуждать — семья у нее, по словам Тани, была небогатая, отец погиб на фронтах Гражданской, мама работала прачкой, в общем, на фоне других детей, у которых родители — инженеры и прочие спецы, она и впрямь могла чувствовать себя бедной родственницей, вот и охотилась за денежкой.