По весне Фаня простыла и долго не ходила в школу, что-то случилось с горлом, отчего она не могла говорить. А после болезни она действительно изменилась.
Во-первых — появились деньги. Нет, она не хвасталась, не рассыпала деньги горстями, но это все же бросается в глаза. Если уж даже девочки на пять лет старше — и то заметили.
Во-вторых — она стала серьезнее и даже как-то взрослее. На переменках почти не играла с другими детьми, предпочитая сидеть и читать.
В-третьих — она вообще почти перестала общаться, в том числе и с бывшими подружками-неразлейвода. Все время то ли сидела дома, то ли где-то пропадала.
В цвет, как говорит Чеглок. Деньги — понятно, от неразменных пятаков. Серьезная и повзрослевшая — от того, что поняла, куда ввязалась, а в такой ситуации, как известно, вход — рупь, а выход — сто. Среди жиганов есть такие люди, что и мать родную не пожалеют, не то, что совершенно неродную девочку. Ну и пропадает — понятно, по заказу этого, пока неизвестного мужчины с грубым голосом, клепает монеты.
— Таня, ты молодец!
Девочка залилась краской, хотя ей явно было приятно. И опять она своими ресницами вот так делает!
— А ты когда-нибудь была в МУРе?
— Н-нет…
— А хочешь, пойдем туда со мной?
— ДА!!!
12
— Девочка, говоришь… — мой начальник задумчиво потер подбородок, — Хм… Если это то, о чем я думаю…
— О чем? — переспросил я.
— Да нет, навряд ли, конечно… В общем, Степа — девочку пока не трогаем! Даже не приближаемся к ней! Ты меня понял?
— Понял, отчего ж не понять… — ничего не понял я, — Может, хотя бы просто проследить за ней?
— Зачем?
— Как зачем? Найти, где она с этим хрипатым встречается.
— Хрипатым, говоришь… Вот что, Степа, — хлопнул Чеглок себя по коленям и встал, — бери свою подружку и пусть она тебе эту Фаню покажет. А то мы еще знать не знаем, кого ловим-то. Посмотреть, запомнить — и всё. Понял? А я тем временем к одним людям заскочу…
— Понял, как не понять.
Я нашел в соседнем кабинете Таню, которая и без того была в полном восторге от экскурсии на Петровку, а тут ей еще дали погладить нашего сыскного кота Трефа, перед обаянием которого таяли все женщины в возрасте от нуля до бесконечности. Нашел и объяснил задачу — провести меня туда, где эта самая Фаня живет и показать ее.
13
Фаня Чернова выглядела точно так же, как выглядит любая восьмилетняя девочка — ботиночки, серые бумажные чулки, голубовато-застиранное платье с кружавчиками. Короткая стрижка, не такая, чтоб прям как у тифозного больного, а такая, по-женски короткая, чуть выше плеч.
Она вышла из подъезда дома, у которого мы почти час ее ждали, и куда-то направилась вприпрыжку.
Я горячо поблагодарил Таню Ершову, пожал ей руку и — если честно, только для того, чтобы от нее отвязаться — сказал, что мне нужно проследить за Фаней. Мы попрощались — хотя обещание прийти в гости на чай у меня все же выбили — и я честно двинулся за восьмилетней девочкой, намереваясь за углом свернуть в сторону, дойти до МУРа и отчитаться начальнику, что девочка опознана, можно ее брать.
А потом подумал — а куда это она идет? Может, как раз на встречу с тем самым неизвестным типом? Может, будет польза, если я за ней и вправду прослежу?
Понятное дело, что навыки слежки у меня… ну… не то, чтобы их нет, просто опыта у меня маловато. Чай, не в шпики готовился. Впрочем, основные ошибки следящего, вроде прятаться за деревом и завязывать шнурки на сапогах — мне рассказали, так что, я думаю, моего умения следить на одну маленькую девочку должно хватить.
Ни о какой слежке Фаня и не подозревала, не оглядывалась, мирно гуляла по улице, покорчила себе рожицы в витрине магазина, перешла улицу, остановившись и пропустив грузовик… А потом — раз! И исчезла.
Понятное дело, не растворилась в воздухе посреди мостовой, просто я в первый момент не понял, куда она делась. Потом заметил узкий переулок между двумя домами. Переулок был перегорожен дощатым забором, но когда это такая мелочь останавливала детей? Наверняка в этом заборе отодвигается пара досок, как раз, чтобы прошмыгнуть на ту сторону. Сам в детстве все дырки в окрестных заборах знал наизусть. Ну а если девочка лезет через забор — значит, похоже, именно за забором и находится то, куда она шла.
Я поправил кепку, перешел улицу и заглянул в переулок. Никого. Один забор. Шагнул в проход…
Шорох сзади!
Я бросил руку в карман за наганом, но не успел. Меня схватили сзади за одежду, а потом перед глазами все замелькало и что-то огромное и тяжелое врезалось в меня, выбивая дух. Кажется, земной шар…
Закряхтев, как старый дед, я попытался перевернуться со спины на бок. Стрельнула боль, кажется ребро сломано, ну или как минимум треснуло. С другой стороны — неплохое состояние для человека, который шмякнулся оземь с высоты.
То, что за девочкой не стоило следить, я уже понял…
А вот кто это такой шустрый? Я, наконец, шипя от боли в боку, сел на землю, прислонившись спиной к каким-то деревянным ящикам. Огляделся.
Нико… Стой.
Девочка Фаня. Она стояла в тени забора, глядя на меня. Темные волосы и светлые серые глаза — такое сочетание встречается у жителей белорусского Полесья.
Девочка. И больше никого.
— Кто ты? — спросила она. Я пошевелился — рядом больше никого не было, но ведь не девочка же перекинула меня через забор. Где он? Куда спрятался?
— МУР, — прохрипел я, отвернув лацкан и показав значок.
Девочка шагнула вперед и сказала:
— Зря ты следил за мной, милиционер.
Грубым мужским голосом.
14
Я еще не успел понять, что происходит и КТО это — ЧТО это — стоит передо мной в облике девочки, а навыки, наработанные во время войны, уже действовали.
Выстрел! Второй!
Я стрелял из нагана почти в упор — и не попал. При каждой выстреле «девочка» мгновенно смещалась в сторону так, что пуля пролетала мимо. И при этом она продолжала шагать ко мне. И мне совершенно не хотелось узнавать, что произойдет, когда она доберется до меня…
— Именем святого Трифона — стой!
«Девочка» споткнулась, как будто ее туфельки мгновенно прилипли к земле, начала падать вперед, удержалась в невозможном положении, какое бывает у человека, идущего против сильного ветра. Медленно выпрямилась и оглянулась. Я тоже посмотрел в ту сторону.
Сквозь дыру в заборе прошли два человека. Оба в одинаковых черных одеждах, похожих на сюртуки. В таких стали ходить советские монахи после революции.
— Трифонцы… — произнесла «девочка» жутким нечеловеческим голосом, каким могла бы говорить, к примеру, лесопилка, звеняще-лязгающим. Она сжалась, присела, как будто собираясь прыгнуть…
Один из черных незнакомцев выставил вперед раскрытую ладонь, пустую — и «девочку» как будто снесло мощным толчком, она упала на спину и замерла, чуть подергиваясь, как придавленная огромной тяжестью.
В дыру в заборе заглянул Чеглок, увидел меня, подмигнул, а потом погрозил кулаком.
«Черные» обошли лежащую на земле «девочку», склонились над ней и хором запели:
— Именем Господа всемогущего…
На груди у них тускло поблескивали кресты из вороненой стали — уж ее-то я всюду узнаю.
Чеглок подошел ко мне:
— Не послушал ты меня, значит…
— Виноват, това…
— Да лежи ты уже. Виноват, конечно, и не думай, что двумя сломанными ребрами отделаешься, гонять буду, как вшивого по бане.
— Товарищ Чеглок… — я кивнул в сторону «черных». Они уже закончили свою мрачную песнь, один из них взял на руки бессознательную девочку — уже без всяких кавычек, второй, высокий, чернявый, щелкнул медной зажигалкой и закурил сигарету. Глухо закашлялся.
— А кто это? И что здесь вообще было⁈
— Здесь, Степа, произошло пресечение онтологической миграции.
— А? — глупо спросил я. Потому как последние слова не очень понял. Очень не понял, так будет вернее.
Чеглок посмотрел на меня:
— Изгнание демона.
15
Девочка осталась жива и дала показания… в смысле — рассказала, что произошло. Как выяснилось, она действительно хотела получить неразменный пятак, но связываться с бесами для этого все же опасалась. А тут услыхала она где-то способ, заключающийся в том, чтобы взять обычный пятак, положить его под мышку и носить так несколько недель, не говоря ни слова, не читая молитв и не заходя в церковь. И так уж получилось, что она застудила горло и все равно не могла разговаривать. Ну и никуда ходить, естественно, тоже. Решила попробовать. Только вот в чем беда оказалась…
Пятак, с которым она решила проэкспериментировать УЖЕ оказался неразменным. Я говорил, такое бывает, когда неразменная монета не привязана к хозяину и ходит, неузнанная по свету, вот такая вот монетка девочке и попалась. А каждая неразменная монета — имеет связь с демоном, собственно, благодаря ему она и становится неразменной.
Понятно, что случилось? Фаня несколько недель держала при себе вещь, связанную с демоном, да еще при этом ни в церкви не была, ни молитв не читала. Для демона это, фактически, то же самое, что открытая дверь с табличкой «Добро пожаловать!». Он и пожаловал.
Демон вселился в девочку… ну, как демон… по сути — мелкий бес, всех способностей хватало только на то, чтобы создавать неразменные пятаки. Даже не рубли! Но, нужно признать, бес оказался умным и сообразительным, сумел не выдать себя, придумать способ, как с помощью своих пятаков заработать уже солидные деньги, а не собирать их по копеечке на сдачу. Что он собирался делать дальше — Фаня не знала, для нее все выглядело так, как будто она заснула у себя дома, а проснулась в больнице через три месяца. Самого же беса, понятное дело, уже не спросишь.
Вообще, вселение демона в человека, вещь достаточно редкая, поэтому я и не понял, что происходит. А вот товарищ Чеглок по моему рассказу заподозил неладное и связался с братьями святого Трифона, специалистами в изгнании демонов. Хорошо, что и он перестраховался, и что его знакомый, брат Константин, тот курильщик, ему поверил, и что они втроем успели. А то демон, знаете ли, это все-таки демон. Для него даже в теле восьмилетки порвать меня на куски — задача плевая.