А дальше моя мысль заработала.
Ребенок.
Рядом — школа.
Рядом со мной — девочка из этой школы.
Таня Ершова, тем временем, вдохновившись моим молчанием, которое она приняла за интерес к своим рассказам, с азартом рассказывала о том, как они что-то там делают на уроках химии. Начало я прослушал, поэтому не мог понять — то ли что-то, защищающее от химического оружия, то ли какое-то новое химическое оружие. Надеюсь, все же первое — дети в своем энтузиазме могут такое изобрести, что пол-Москвы придется эвакуировать.
— Таня, — я взял ее за худые плечи, наклонился к ней и понизил голос, — я сейчас веду расследование, и оно может быть связано с вашей школой…
Глаза пионерки вспыхнули азартом. Она собралась и передо мной стояла уже не девочка-болтушка, а молодая и очень серьезная девушка.
— Слушаю вас, товарищ Кречетов.
— Таня, послушай меня, внимательно, подумай, вспомни, а потом ответь на вопрос. Не помнишь ли ты случая, чтобы приблизительно несколько месяцев назад у одного из учеников вашей школы как-то изменилось поведение? Ну, или произошли другие изменения, вроде бы без особых причин? Появились деньги, начал интересоваться предметом, к которому раньше был равнодушен или что-то подобное?
Ершова задумалась, забавно наморщив нос.
Я ждал, надеясь, что моя ставка сыграет. Ребенок же. Если к нему в руки попалась волшебная монета, вернее — целый способ получения таких монет, он не сможет вести себя как обычно. Хоть что-то да изменится.
— Было такое! — посветлела лицом Таня, — Было! Фаня Чернова!
Девочка? Хм… Я думал о мальчике, все же ему проще изобразить мужской голос, при продаже пятаков машинисту. С другой стороны — девочки тоже разные бывают…
— Сколько ей лет?
— Мм… Восемь.
Сколько⁈ Представить малышку, которая хрипит, изображая мужчину, и запугивает взрослого мужика, продавая ему монеты… Моя фантазия отказывается такое представлять. Скорее… А вот это — может быть.
Скорее всего, девочка, по неопытности, все же попалась с неразменным пятаком какому-то взрослому. Который выпытал у нее информацию о монетах, и теперь она их клепает, а он — продает.
Версия? Версия. Если, конечно, Таня Ершова просто-напросто не напридумывала себе это все…
— Что там с этой Фаней? Рассказывай.
Фаня Чернова, она же Феофания по полному имени, была девочкой хорошей, но… несколько жадноватой. Всегда копила, экономила, пользовалась случаем, чтобы положить в карманчик платьица лишнюю монетку. Впрочем, ее сложно осуждать — семья у нее, по словам Тани, была небогатая, отец погиб на фронтах Гражданской, мама работала прачкой, в общем, на фоне других детей, у которых родители — инженеры и прочие спецы, она и впрямь могла чувствовать себя бедной родственницей, вот и охотилась за денежкой.
По весне Фаня простыла и долго не ходила в школу, что-то случилось с горлом, отчего она не могла говорить. А после болезни она действительно изменилась.
Во-первых — появились деньги. Нет, она не хвасталась, не рассыпала деньги горстями, но это все же бросается в глаза. Если уж даже девочки на пять лет старше — и то заметили.
Во-вторых — она стала серьезнее и даже как-то взрослее. На переменках почти не играла с другими детьми, предпочитая сидеть и читать.
В-третьих — она вообще почти перестала общаться, в том числе и с бывшими подружками-неразлейвода. Все время то ли сидела дома, то ли где-то пропадала.
В цвет, как говорит Чеглок. Деньги — понятно, от неразменных пятаков. Серьезная и повзрослевшая — от того, что поняла, куда ввязалась, а в такой ситуации, как известно, вход — рупь, а выход — сто. Среди жиганов есть такие люди, что и мать родную не пожалеют, не то, что совершенно неродную девочку. Ну и пропадает — понятно, по заказу этого, пока неизвестного мужчины с грубым голосом, клепает монеты.
— Таня, ты молодец!
Девочка залилась краской, хотя ей явно было приятно. И опять она своими ресницами вот так делает!
— А ты когда-нибудь была в МУРе?
— Н-нет…
— А хочешь, пойдем туда со мной?
— ДА!!!
— Девочка, говоришь… — мой начальник задумчиво потер подбородок, — Хм… Если это то, о чем я думаю…
— О чем? — переспросил я.
— Да нет, навряд ли, конечно… В общем, Степа — девочку пока не трогаем! Даже не приближаемся к ней! Ты меня понял?
— Понял, отчего ж не понять… — ничего не понял я, — Может, хотя бы просто проследить за ней?
— Зачем?
— Как зачем? Найти, где она с этим хрипатым встречается.
— Хрипатым, говоришь… Вот что, Степа, — хлопнул Чеглок себя по коленям и встал, — бери свою подружку и пусть она тебе эту Фаню покажет. А то мы еще знать не знаем, кого ловим-то. Посмотреть, запомнить — и всё. Понял? А я тем временем к одним людям заскочу…
— Понял, как не понять.
Я нашел в соседнем кабинете Таню, которая и без того была в полном восторге от экскурсии на Петровку, а тут ей еще дали погладить нашего сыскного кота Трефа, перед обаянием которого таяли все женщины в возрасте от нуля до бесконечности. Нашел и объяснил задачу — провести меня туда, где эта самая Фаня живет и показать ее.
Фаня Чернова выглядела точно так же, как выглядит любая восьмилетняя девочка — ботиночки, серые бумажные чулки, голубовато-застиранное платье с кружавчиками. Короткая стрижка, не такая, чтоб прям как у тифозного больного, а такая, по-женски короткая, чуть выше плеч.
Она вышла из подъезда дома, у которого мы почти час ее ждали, и куда-то направилась вприпрыжку.
Я горячо поблагодарил Таню Ершову, пожал ей руку и — если честно, только для того, чтобы от нее отвязаться — сказал, что мне нужно проследить за Фаней. Мы попрощались — хотя обещание прийти в гости на чай у меня все же выбили — и я честно двинулся за восьмилетней девочкой, намереваясь за углом свернуть в сторону, дойти до МУРа и отчитаться начальнику, что девочка опознана, можно ее брать.
А потом подумал — а куда это она идет? Может, как раз на встречу с тем самым неизвестным типом? Может, будет польза, если я за ней и вправду прослежу?
Понятное дело, что навыки слежки у меня… ну… не то, чтобы их нет, просто опыта у меня маловато. Чай, не в шпики готовился. Впрочем, основные ошибки следящего, вроде прятаться за деревом и завязывать шнурки на сапогах — мне рассказали, так что, я думаю, моего умения следить на одну маленькую девочку должно хватить.
Ни о какой слежке Фаня и не подозревала, не оглядывалась, мирно гуляла по улице, покорчила себе рожицы в витрине магазина, перешла улицу, остановившись и пропустив грузовик… А потом — раз! И исчезла.
Понятное дело, не растворилась в воздухе посреди мостовой, просто я в первый момент не понял, куда она делась. Потом заметил узкий переулок между двумя домами. Переулок был перегорожен дощатым забором, но когда это такая мелочь останавливала детей? Наверняка в этом заборе отодвигается пара досок, как раз, чтобы прошмыгнуть на ту сторону. Сам в детстве все дырки в окрестных заборах знал наизусть. Ну а если девочка лезет через забор — значит, похоже, именно за забором и находится то, куда она шла.
Я поправил кепку, перешел улицу и заглянул в переулок. Никого. Один забор. Шагнул в проход…
Шорох сзади!
Я бросил руку в карман за наганом, но не успел. Меня схватили сзади за одежду, а потом перед глазами все замелькало и что-то огромное и тяжелое врезалось в меня, выбивая дух. Кажется, земной шар…
Закряхтев, как старый дед, я попытался перевернуться со спины на бок. Стрельнула боль, кажется ребро сломано, ну или как минимум треснуло. С другой стороны — неплохое состояние для человека, который шмякнулся оземь с высоты.
То, что за девочкой не стоило следить, я уже понял…
А вот кто это такой шустрый? Я, наконец, шипя от боли в боку, сел на землю, прислонившись спиной к каким-то деревянным ящикам. Огляделся.
Нико… Стой.
Девочка Фаня. Она стояла в тени забора, глядя на меня. Темные волосы и светлые серые глаза — такое сочетание встречается у жителей белорусского Полесья.
Девочка. И больше никого.
— Кто ты? — спросила она. Я пошевелился — рядом больше никого не было, но ведь не девочка же перекинула меня через забор. Где он? Куда спрятался?
— МУР, — прохрипел я, отвернув лацкан и показав значок.
Девочка шагнула вперед и сказала:
— Зря ты следил за мной, милиционер.
Грубым мужским голосом.
Я еще не успел понять, что происходит и КТО это — ЧТО это — стоит передо мной в облике девочки, а навыки, наработанные во время войны, уже действовали.
Выстрел! Второй!
Я стрелял из нагана почти в упор — и не попал. При каждой выстреле «девочка» мгновенно смещалась в сторону так, что пуля пролетала мимо. И при этом она продолжала шагать ко мне. И мне совершенно не хотелось узнавать, что произойдет, когда она доберется до меня…
— Именем святого Трифона — стой!
«Девочка» споткнулась, как будто ее туфельки мгновенно прилипли к земле, начала падать вперед, удержалась в невозможном положении, какое бывает у человека, идущего против сильного ветра. Медленно выпрямилась и оглянулась. Я тоже посмотрел в ту сторону.
Сквозь дыру в заборе прошли два человека. Оба в одинаковых черных одеждах, похожих на сюртуки. В таких стали ходить советские монахи после революции.
— Трифонцы… — произнесла «девочка» жутким нечеловеческим голосом, каким могла бы говорить, к примеру, лесопилка, звеняще-лязгающим. Она сжалась, присела, как будто собираясь прыгнуть…
Один из черных незнакомцев выставил вперед раскрытую ладонь, пустую — и «девочку» как будто снесло мощным толчком, она упала на спину и замерла, чуть подергиваясь, как придавленная огромной тяжестью.
В дыру в заборе заглянул Чеглок, увидел меня, подмигнул, а потом погрозил кулаком.
«Черные» обошли лежащую на земле «девочку», склонили