— И знаешь, я выжил, потому что я всегда думаю о самом плохом, — вдруг как копьем пронзил Грек ее совершенно трезвым взором. — Что-то ты егозишь, красавица? Волнует чего?
— Да ничего, Грек.
— Узнала что интересное? Или не люб стал? Ты не стесняйся. Я все пойму.
— Да ничего не узнала.
— Любаша, я два раза не повторяю. Не доводи до греха. Ты мне близкая. И я не хочу тебя потерять вот так, не за понюх табаку… Говори, шалава! — Грек неожиданно врезал кулаком по столу так, что подпрыгнула посуда, опрокинулся стакан, недопитый спирт разлился по столу.
Люба затеребила кухонное полотенце.
— Ну, — Грек подался к ней, разведя по-блатному пальцы — мол, глаза сейчас выколю.
— На улице Крылова — это ты с братьями этими? С Калюжными?.. Это вы евреев замочили?
Грек широко улыбнулся и почти ласково посмотрел на нее.
— Ну чего ж ты молчишь? — подала голос Любовь.
— Жизнь такая штука. Кто-то должен умирать. А кто-то — убивать.
Руки ее затряслись. Истории про воровские войны проняли ее, конечно. Но они были где-то там, в былинных временах, которые ушли навсегда. А убийство шестерых человек — оно здесь, рядом… Она все-таки была права. Это он!
— Что потупилась? В глаза мне смотри, овца мутная, — Грек опять шарахнул по столу кулаком. — Я сказал — в глаза!
Она посмотрела ему в глаза, губы ее тряслись. Она была близка к панике. Еще немного — побежит отсюда сломя голову.
— А ты, я вижу, Любаша, прицениваешься — не сдать ли меня ментам от греха подальше.
— Ты за кого меня держишь? — возмутилась Люба, но получилось у нее это недостаточно искренне.
— За честную держу, Норка. И без блуда всякого. Если решила с ментами в свою игру сыграть, что ж. Вольной воля.
— Да в мыслях не было.
— Было. Иначе чего ты так раскраснелась?.. Ну, за думки-то суда нет. Главное, чтобы дел не было.
— Не будет.
— А я страховочку, как в госстрахе, сделаю. Шепну кой-кому — если меня неожиданно легавые скрутят, придите к Любаше, поспрашивайте. Она-то вам и расскажет, как дело было. Ведь расскажешь?
— Да о чем ты?!
— Расскажешь, если хорошо спросят. А потом и притопят тебя. И вскоре никто и не вспомнит, что ты землю топтала.
— Ну ты что говоришь? Тебя кто угодно сдать может. А ко мне вопросы?
— Мало кто. И на всех свою страховочку выписал. Ты подумай, Любаша. Не торопись, прежде чем что-то делать.
Он поднялся из-за стола, качнулся:
— Что-то утомился я. Пора бы и на боковую. День тяжелый был.
Она собирала посуду, а проклятая дрожь в руках никак не унималась. Она попала в западню. И вся надежда лишь на то, что Грек сделает все свои дела и навсегда уйдет из ее жизни. Или что мерзавца пришьют его же кореша.
А может, самой его — того. Топориком. И до речки, там утопить. Вон, на тачку садовую погрузить, завернуть в ковер. Жалко, правда, ковер, новый… Или просто прикопать в огороде?
Мысль-то хорошая. Только вот хватит ли у нее духу?
Если подумать, духу должно хватить. И не такое люди делают. Вот только надо его набраться.
Грек захрапел. И она посмотрела в сторону прислоненного к стенке в коридоре топора для рубки дров…
Глава 31
Поливанов пролистнул журнал «Техника — молодежи».
«Создано для ленивых. Разработан пульт дистанционного управления, использующий инфракрасные излучения. В течение ближайших лет прогнозируется его использование для бытовой техники, особенно для телевизоров, что даст возможность лентяям переключать программы, не вставая с дивана…
Молдавские ученые утверждают — электромагнитные поля могут повысить урожайность сельхозкультур…
Советским ученым А. Прохорову и Н. Басову за фундаментальные работы в области квантовой электроники, приведшие к созданию генераторов и усилителей на основе принципа лазера, присуждена Нобелевская премия…»
Читая новости науки, узнавая о свершениях, Поливанов ощущал какое-то внутреннее напряжение.
Люди во всем мире создают изобретения, делают потрясающие открытия, стремятся в будущее, а подполковник милиции зачищает отходы из прошлого.
Ладно, перерыв закончен… Вернемся к нашим баранам. Точнее, к бумагам.
Он заново перерывал бумаги по отработанным фигурантам. Ни на чем взгляд не останавливался.
Маслов был прав — второе дыхание все-таки пришло. Чугунная усталость отступила, снова появилась энергия. И с новой энергией они бились лбом о стену. Потом третье дыхание. А потом?
Раздался телефонный звонок.
— Босс, ваш верный слуга Зоркий глаз в разведке на берегах Онтарио и выслеживает бледнолицых врагов, — сообщил Маслов.
— Утомил, Вова, своим Фенимором Купером. По-человечески доложи, чего узнал?
— Пока ничего. Обходим участок, с людьми говорим.
— Ты сейчас где?
— В отделении милиции. Жду участкового с гордой фамилией Опупеев.
— Как?
— Опупеев.
— Тяжело ему, наверное, в жизни приходится.
— Уж нелегко.
— И зачем он тебе нужен?
— Да тут коллеги его сказали, какое-то мелкое происшествие у него было в тот день. Но по нашим материалам ничего не проходит. Вот хочу поинтересоваться.
— А давай я подъеду, — принял решение Поливанов. — Не могу уже бумаги видеть.
Он вызвал разъездную машину и через несколько минут был в отделении милиции, где Маслов умудрился выжить из кабинета начальника розыска и теперь восседал на его месте с неизменным подстаканником. Перед ним стояло блюдо с печеньем и шоколадными конфетами.
— О как устроился. Весь в шоколаде.
— Уважают столичных штучек здесь, — Маслов повернул к себе фотографию Гагарина в рамочке, стоявшую на столе, и одобрительно кивнул первому космонавту.
— Молодец, Вова, — похвалил Поливанов. — Я бы тебя в армии квартирмейстером взял… И где твой участковый?
— Опупеев-то? Сейчас будет. — Маслов встал, подошел к двери, открыл ее и крикнул: — Лидочка, пожалуйста, еще один чай!
— Ох ты. Ну ты всех тут по уставу построил.
— Я им сказал, сейчас мой босс приедет. Очень большой человек.
— За счет моего авторитета выезжаешь?
— За счет природной смекалки.
Вскоре появилась миловидная девушка в форме сержанта милиции с подносом, на котором были еще печенье и стакан чая в неизменном подстаканнике.
— Спасибо, красна девица, — поблагодарил Маслов.
— Если что, зовите, — девушка почему-то покраснела. Интересно, что такого ей успел наговорить неутомимый старший оперуполномоченный?
Через пять минут появился долговязый, унылого вида мужчина в синей милицейской форме. Галифе на нем реяли, как парус, в руке бестолковка — полевая сумка, но не стандартная, а для старших армейских офицеров. На плечах блестели серебряные погоны капитана.
Вошедший поздоровался. Поливанов пригласил его присаживаться и спросил:
— Из армейских?
— Офицер ВВС. Сокращение армии прошло. Я в милицию. Тут тоже форма и порядок. Это по мне.
— Один вопрос — какие происшествия 14 мая на участке были?
— Да какие происшествия? Подрались два алкоголика, я их на пятнадцать суток свез. Пара семейных скандалов. Вот и все. Но я об этом докладывал согласно директиве.
— Нет, дружище, что-то ты наверняка забыл, — заговорщически произнес Маслов.
— Я ничего не забываю. Никаких особых происшествий не было.
— А не особых?
— Ничего, — участковый задумался. — Никитична приходила. Она все время во дворе белье сушит, вид всему двору портит. И у нее вечно что-то с этих веревок тащат. Надоела уже.
— И чего у нее утащили в тот день?
— Да, как всегда, какую-то тряпку, которой три копейки цена. Работа у нас такая мелочная. Мы же не розыск. К нам со всякой ерундой идут. А если официально со всем разбираться, то показатели полетят.
А показатели полетят — вот ты был передовым, и тут же отстающий. Да ну что я вам говорю, знаете же вы нашу кухню.
— Еще как знаю, — кивнул Поливанов. — В сорок пятом году, когда в розыск пришел, цену этим показателям узнал.
— И тогда за них долбили? — заинтересовался Маслов.
— Всегда… В Останкино, куда меня опером назначили, малина на малине была. Я молодой, горячий, с фронта, мечтаю танковыми гусеницами по преступности проехаться. Хотя уже где-то понимаю, что не все так просто. Это не фронт, где жми на газ да стреляй. Немножко проработал, зубы показал, ко мне босяки местные заход делают — мол, сам Сыч хочет со мной повидаться. Сыч на районе главный вор был, всю шушеру в руках держал. Я подумал, погадал и даю согласие, но с условием, что встреча в галстуках и без оружия. Пришли в лесочек около Останкинского парка. Вор был в сопровождении своего быка. Я без своего «ТТ», как договаривались. Прикинул: если что, так боксерским навыком их угомоню. И такой гнилой разговор пошел… Я вору и высказал что-то по поводу их поганой сущности. Тут его телохранитель пистолет вынимает и мне к голове приставляет. Мол, за оскорбление пахана сейчас спрос будет.
— Вот падла, — покачал головой Маслов.
— Я вору говорю — нехорошо слово нарушать. Люди не поймут. Сыч вскочил, своему быку по ушам — мол, чего, гад, позоришь. А потом разговор как-то мягче пошел. И излагает он лестное предложение. Королевский подарок делает. Мол, ты молодой, тебе расти надо, проявить себя. Вот мы тебе все висяки и скинем. Среди босяков найдем, кому пора зону навестить, с братвой там опытом обменяться, вот он и будет на себя все брать. И раскрываемость сто процентов. И всем хорошо.
— А вы? — Маслов аж заволновался от нарисованной картины.
— Отказался. Тогда уже понял, что все эти проценты от лукавого.
— И как план по валу давали? — подозрительно спросил участковый.
— А по-честному. Товарищи старшие помогли, тоже фронтовики. Они сопли жевать не привыкли. И стал я зажимать всю хиву. Пару раз меня чуть не убили. Но это производственные моменты. Постепенно на участке как-то и воры начали выводиться, и малины съезжать. И показатели вверх пошли. Так что за этим процентом проклятым никогда гнаться не надо.