Stockfish!)
В конце концов Кирилл не выдержал и снова пошел к Абзалову:
– Иван Галиевич! Вы мне рассказали про зарубежные компьютерные программы, но сами как будто не сильно восторгаетесь ими. Почему? Ведь шахматы расцветут.
Абзалов хмыкнул:
– Никаких гарантий нет.
– Как же нет? Любой прогресс – следствие накопления знаний, а новые знания добываются новыми инструментами; Stockfish для нас – это как телескоп для Галилея.
– Не уверен, что нам нужен такой телескоп.
(Не нужен?! Кирилл даже растерялся. Иван Галиевич говорил так, будто сам был шахматным аналитиком и больше всего боялся лишиться из-за Stockfish работы.)
– Право, Иван Галиевич, я не…
– Это в самом деле большая и сложная тема, Кирилл. Известно, что любой ход, который вы делаете для достижения поставленной цели, чреват образованием новых слабостей в вашей собственной позиции. Начинать пользоваться услугами Stockfish, когда снимут Карантин, – тоже ход: может быть, хороший, но и довольно опасный.
– Опасный?
– Вы, Кирилл, что-нибудь читали о так называемой проблеме читерства, остро вставшей в первой четверти XXI века – как раз из-за компьютерных программ?
– Нет, Иван Галиевич.
– Видите ли, достоинство программы Stockfish в том, что она очень сильно играет в шахматы – и это же достоинство в какой-то момент оказалось недостатком. Может быть, вы в курсе, что еще полвека назад для оценки сравнительной силы игроков использовался специальный рейтинг, разработанный венгерским ученым Арпадом Эло. Крепкий мастер шахматной игры имел рейтинг Эло в районе 2 300 единиц, нормальный гроссмейстер – в районе 2 500 единиц; если же шахматист добирался до 2 700 единиц – его признавали профессионалом экстра-класса. Границу в 2 800 единиц рейтинга Эло за всю историю шахмат пересекли менее полусотни человек (первым это сделал Каспаров), уровня в 2900 единиц не достиг никто. Так вот, Кирилл, сила игры Stockfish оценивалась в 3 300 единиц рейтинга Эло! Но это только половина позиции. Примерно в начале XXI века во всем мире (и в докризисной России тоже) появились – и стали чрезвычайно популярны – так называемые смартфоны: гибриды сотовых телефонов и настоящих компьютеров, миниатюрные, но обладающие огромными вычислительными мощностями. И такая комбинация (Stockfish + смартфон) чуть не погубила шахматы. Нечестный игрок – читер – просто прятал смартфон с установленной Stockfish и незаметно пользовался подсказками компьютерной программы. В итоге выиграть партию оказывалось не сложнее, чем списать со шпаргалки во время экзамена. Соблазн был очень велик – и довольно скоро начались скандалы. Самый громкий, впрочем, случился еще до появления Stockfish: в 2006 году в Элисте Владимир Крамник играл с Веселином Топаловым матч за звание чемпиона мира и подозрительно часто отлучался в туалет – единственное место, где отсутствовали видеокамеры. Мало того, Крамник при этом побеждал – и команда Топалова обвинила соперника в тайном получении компьютерных подсказок. Теперь-то мы знаем, что Владимир Борисович пристрастился тогда – на нервной почве – к сигаретам и в уборной прятался от невесты, запрещавшей ему курить. Дорого же обошелся Крамнику тот табачок (унизительные расследования и проверки; утверждения, что ходы Крамника совпадают с ходами шахматной программы Fritz; распускаемые Топаловым сплетни про якобы найденный в туалете сетевой кабель)! Но если Крамнику не нужен был компьютер, чтобы побеждать, то шахматисты уровнем ниже периодически попадались на читерстве. В том же 2006-м у индийца Умаканта Шарма нашли под чалмой bluetooth-передатчик; в 2010-м разоблачили француза Себастьяна Феллера, принимавшего подсказки от сообщников из зрительного зала; в 2015-м со смартфоном в уборной поймали грузина Гийоза Нагалидзе. И это лишь самые громкие случаи. В 2022 году в Сент-Луисе чемпион мира Магнус Карлсен проиграл малоизвестному гроссмейстеру Хансу Ниманну – причем последний находил сложнейшие ходы с потрясающей быстротой. Карлсен обвинил Ниманна в читерстве, Ниманн в ответ стал готовить к Карлсену иск о клевете (на сто миллионов долларов), аналитики принялись вычислять, сколько в партиях Ниманна аномально сильных ходов, а журналисты фантазировали, каким образом Ниманн мог бы незаметно получать подсказки от Stockfish (вопрос казался далеко не праздным, многие тогда высказались; американский миллиардер Илон Маск, например, считал, что для приема подсказок использовалось специальное вибрирующее устройство, которое Ниманн спрятал в заднем проходе).
Каисса, как тяжело Кириллу слушать такие рассказы.
Когда-то на уроках латинского языка ему задавали читать Светония – скорбную хронику правления череды бесстыжих негодяев, развращенных самодуров и натуральных преступников, почему-то именовавшихся «императорами», – и какие-то очень похожие чувства испытывает Кирилл теперь. Неужели шахматы в начале XXI века могли пасть так низко? Неужели это – туалетные скандалы, судебные иски, обвинения в читерстве, гипотезы ad anum[36] – вообще можно было называть шахматами, ставить на одну доску с древней культурой игры? И неужели все дело в компьютерных программах?
– Теперь, Кирилл, вы понимаете мой скептицизм? – продолжал Абзалов. – Stockfish и другие подобные ей программы чрезвычайно опасны для шахмат. В какой-то момент паническая боязнь читерства, подобно ядовитому туману, окутала все международные турниры, а в мире шахмат установилась атмосфера взаимной подозрительности; после трех-четырех подряд ходов по первой линии любого игрока готовы были обследовать чуть ли не под микроскопом – на предмет тайных передатчиков, сообщающих подсказки. И как от этого уберечься? Использовать металлоискатели и рентгеновские аппараты? Сооружать устройства для глушения электромагнитных сигналов? Или, может быть, начинать каждую партию с медосмотра игроков, заглядывать в рот и в уши, светить фонариком в прямую кишку? Нет, Кирилл! Подумайте хорошенько, и вы поймете, что Карантин и отсутствие мощных компьютеров в России – это настоящее благо для шахмат. (И не считайте меня луддитом. Да, без Stockfish мы теряем в качестве анализа, но вы же учили в школе партии великого Тиграна Петросяна – зачастую жертва качества является путем к победе.) Пусть мы не способны оценивать позицию с точностью до одной сотой пешки, пусть анализируем по старинке. Зато наша страна избавлена от проблемы читерства, одолевающей шахматы за рубежом; и я ничуть не преувеличу, если скажу, что Россия – последняя твердыня честной человеческой игры, оплот традиционных шахматных ценностей (которые мы, Кирилл, как историки, обязаны защищать). Помните третий постулат Уляшова? «Любые исследования шахматной культуры должны вестись таким образом, чтобы случайно не нанести ей, слишком еще нежной и слабой, непоправимого вреда». Считайте, что мое отношение к западным инновациям (там же компьютерных программ как цветов у радуги, не только Stockfish, но и Fritz, и Shredder, и Komodo, и Hydra, и Rybka; вавилонское столпотворение, Содом и Гоморра!) – практический вывод из этого постулата. Я восхищаюсь мощью современных компьютеров и был бы даже рад в глубине души, если бы программы вывели на чистую воду бездельников-аналитиков, но все же лучше не соблазняться этими миражами и полагаться в науке лишь на собственные, человеческие, силы.
– Да, но ведь в то же время, – принялся (по старой привычке) возражать научруку Кирилл и внезапно осекся: никаких внятных возражений не находилось.
(Конечно, Иван Галиевич был прав.
Но кто бы мог подумать. И как опасны эти компьютеры!
Что же произойдет, когда Карантин снимут?!
Одно ясно: шахматы нужно беречь. А вообще интересно было бы поговорить на эту тему с Дмитрием Александровичем. (Увы, после тайного визита к Броткину Кирилл внутренне боялся новой встречи с Д. А. У. Почему-то казалось, что Уляшов моментально догадается о предосудительном поступке своего аспиранта. Уж лучше переждать какое-то время, не рисковать. Эх, и зачем Кирилл вообще пошел тогда на кафедру анализа закрытых начал?!))
С такими тяжелыми мыслями, совершенно потрясенный услышанным, Кирилл отправился пешком в сторону дома. На Дворецкой площади возле Эрмитажа продавали пирожки с капустой, по Невскому проспекту ехали облупленные троллейбусы, вдоль Михайловской улицы (упирающейся в памятник Михаилу Ботвиннику) толпились нарядные граждане с детьми (шли, вероятно, в Театр комедии на премьеру «Жизни и смерти Паоло Бои, прозванного Сиракузцем» (авантюрист и шахматист Паоло Бои жил в Венеции, сражался с турками-османами при Лепанто, обучал игре испанского короля Филиппа II и Папу Римского Павла III, попадал в плен к алжирским пиратам, изобретал «живые шахматы», а однажды выиграл партию у самого дьявола)). Подумав о дьяволе, Кирилл почему-то следом сразу же подумал о Роберте Фишере, об изобретенных Фишером шахматах-960 («Вот уж где было бы раздолье аналитикам!»); и внезапно его осенило.
Каисса, как все просто (и как все хитро)!
«Раздолье аналитикам».
Да! Именно! Аналитики не дураки, они прекрасно понимают, что останутся без работы после снятия Карантина и прихода в Россию Stockfish (как и сказал Абзалов). В Encyclopaedia of Chess Openings[37] всего пятьсот ECO-кодов, то есть пятьсот основных способов начинать игру; вероятно, Stockfish разделается с этим объемом довольно быстро – лет за десять-пятнадцать любые дебюты будут просчитаны до миттельшпиля. Но если перейти от традиционных шахмат к шахматам-960, то и дебютов будет в 960 раз больше, то есть не пятьсот, а четыреста восемьдесят тысяч, и тут уж никакой компьютер, никакая шахматная программа не помогут. Кстати, в основном это будут закрытые дебюты, то есть те, которые начинаются любым ходом белых, кроме