– У вас выписан шифр хранения? – уточнила Капитолина Изосифовна.
– Да, конечно.
– Отлично! Тогда спускаемся.
– Но ведь читальный зал наверху?
– Мы идем в спецхран, Кирилл.
Кто бы мог подумать, что здание ЦДШ уходит еще и под землю! (И, судя по длине лестницы, на три этажа минимум; вот где, значит, хранятся тексты, занесенные в Реестр МПИ. Кстати, интересно, как вообще расшифровывается эта аббревиатура – «МПИ»?)
– Капитолина Изосифова, а что означает «Реестр МПИ»?
– «Реестр материалов, подлежащих изъятию». Считается, что концепцию Реестра разработал лично Уляшов, чтобы оградить простых людей от вредной информации. Само собой, ученым все эти материалы доступны, вот только надо предварительно оформлять разрешения, тратить время на бюрократическую волокиту. Но лично я, Кирилл, не вижу ничего страшного, если вы прочитаете нужную вам статью сразу, а не после двухнедельной беготни по кабинетам и последующего месячного ожидания бумажки с допуском.
«Великая женщина!» – благодарно подумал Кирилл.
Все это время они шли по коридору – пока не увидели еще одну (которую уже по счету – пятую? шестую?) дверь с табличкой «Хранилище Реестра МПИ». Эта дверь была оборудована сразу двумя замками, но оба они не работали («Остались с начала XXI века, – пояснила Капитолина Изосифована. – Тогда очень любили заботиться о „безопасности“, все перегораживали заборами и турникетами, рамками металлоискателей; охраняли усердно любой вход и выход. Докризисный культ недоверчивости»). Внутри стояли шкафы с книгами и журналами, много-много шкафов, но Капитолина Изосифовна, узнав у Кирилла библиотечный шифр хранения, нашла требуемый журнал с какой-то невероятной легкостью, почти мгновенно. (Что значит высокий профессионализм!)
– Эге, – произнесла она, заглянув в карточку издания, – судя по всему, эту статью с 2024 года никто так и не удосужился прочитать. Но теперь пришел ее час, legenda est[48]!
– Venio lectum[49]! – в тон ответил Кирилл, взял журнал… и задумался. – Ведь я не могу забрать его? Надо прочитать и законспектировать статью здесь же. Капитолина Изосифовна, вы меня подождете? Хм, статья обширная; еще какие-то графики…
– Мы поступим проще, Кирилл. Тут есть копировальный аппарат. Давайте-ка быстро скопируем вашу статью и уйдем, пока нас никто не застукал. Потом спокойно прочтете.
Так и поступили.
С копировальным аппаратом пришлось повоевать, но в итоге копия была сделана, журнал возвращен на полку, дверь в спецхран закрыта (на оба неработающих замка), выход на поверхность найден, мрачные залы ЦДШ благополучно оставлены. Покидая здание, Кирилл оглянулся: все тихо, никаких следов – никто ни о чем не узнает (если только не заговорит висящий в фойе портрет Александра Петрова (кисти Григория Мясоедова)).
Когда оказались на улице, Капитолина Изосифовна закурила.
– Что же, Кирилл, все получилось.
– Оу, да! Я вам так благодарен!
– Не стоит, это же ради прогресса исторической науки.
– Вы меня очень выручили.
– Ха! Вот не хотите ли папироску?
– Э-э, нет, да, то есть не сейчас, а вообще да, но…
Кирилл вдруг почувствовал себя крайне неловко из-за такого теплого отношения со стороны Капитолины Изосифовны; он помолчал немного, а потом пробормотал:
– Ну так я, наверное, пойду?
– Куда это вы собрались?
– На вокзал. Успею взять билет на ночной поезд.
– Что еще за глупости? – возмутилась Капитолина Изосифовна. – Кирилл, никаких вокзалов. Вы переночуете у меня в Староданиловском. А в Петербург вернетесь завтра.
– Но я…
– Возражения не принимаются! Во-первых, это чепуха, все ваши ночные поезда (я вообще сомневаюсь, что они существуют в природе). Во-вторых, вы не попрощались с Шушей, а она очень хотела вас видеть. В-третьих – вы же не собираетесь бросить в ночном городе старую одинокую женщину? Вы просто обязаны проводить меня до дома.
Разве можно было спорить с Капитолиной Изосифовной?
– Значит, в метро? – вздохнув, согласился Кирилл.
– Какое метро, Кирилл, уже 22:10. Или вы где-то наслушались баек о том, что столичный метрополитен работает до одиннадцати вечера? В стране нет столько электроэнергии.
– Как же мы поедем?
– Зачем ехать? Пойдем пешком.
– Ох, Капитолина Изосифовна! И сколько идти до вашего дома?
– За час с небольшим доберемся.
– За час с небольшим?!
– Что вы так переживаете, Кирилл? У вас сил много, да и я не развалюсь. А если и начну разваливаться – так вы меня спасете, подхватите на руки, – Капитолина Изосифовна лукаво улыбнулась. – Пойдемте, пойдемте. Потихонечку доковыляем. Я верю в нас! В конце концов, как учил Нимцович, для позиционной игры требуется оптимизм.
Несколько мыслей, несколько тем, несколько образов занимали воображение Кирилла, когда он с драгоценной копией статьи в рюкзаке (прочитать пока не успел), садился на следующий день в вагон поезда, отбывающего из Москвы в Петербург.
Что за несколько мыслей (несколько тем, несколько образов)?
Может быть, мысль о Крамнике?
Тема «ничейной смерти»?
Образ шахмат-960?
……
Нет, нет, все неточно (все другое).
Во-первых, Шуша.
(Оу, думать о Шуше было страшнее и слаще всего. Утром (выспавшись после всех московских приключений, после подземелий Центрального дома шахмат и вечернего похода через город) Кирилл выбрался из комнаты, любезно предоставленной ему для ночлега, и пошел искать хозяйку квартиры. Он собирался поблагодарить Капитолину Изосифовну за гостеприимство, поболтать с ней немного и отправляться на вокзал – и тут в приоткрытую соседнюю дверь случайно увидел Шушу. Сонная, в тонкой ночной рубашке сидела она на кровати, свесив голые ноги… белые голые ноги… гелые нолые боги… Ох! Кирилл сразу же отвернулся, чуть не врезавшись при этом в низкое трюмо, поспешил скорее прочь, замотал головой, отгоняя образ… и вдруг почувствовал острый приступ желания. (Как странно. До этого он никогда не воспринимал Шушу в качестве именно девушки, молодой женщины. А почему, собственно, не воспринимал? Ведь Шуша красива. (Очень красива.) И приветлива. И великодушна. И, если уж говорить начистоту, с Шушей Кириллу в последнее время было куда комфортнее и веселее, чем с Майей.)
Ничего себе новости!
Живешь как заведено, смотришь на мир невидящими глазами, только командуешь «Шуша, мне бы вот эту книгу», «Шуша, надо бы поискать в каталоге», а потом что-то щелкает, замыкает – и скромная работница библиотеки оборачивается… любовью?))
Во-вторых, Москва.
(Покидая Староданиловский, Кирилл (вдохновленный пылким перипатетическим энтузиазмом Капитолины Изосифовны) решил, что не станет садиться на метро, но пойдет пешком – до самого вокзала. (Благо погода выдалась замечательная.) И он шел, не торопясь, два примерно часа, и с удовольствием разглядывал этот дивный город, и ел по пути мороженое, и петлял иногда, нарочно сбившись с маршрута, и присаживался отдохнуть на скамейках, и был совершенно очарован московскими двориками, закоулками, спусками, проездами, воротами и прячущимися в каждом тупичке церквами. Москва оказалась очень ухоженной и уютной, загадочной и влекущей. А главное – никакого ветра! В отличие от Петербурга. (Кирилл даже содрогнулся: оу, он помнил этот холодный балтийский ветер, гриппозный туберкулезный сквозняк, веющий по черным полям вечно сырых квартир. Зато над Невой мосты; и чайки; и шпили. (Э-э, только дураки сравнивают, только дураки не сравнивают Москву и Санкт-Петербург: подобно разноцветным слонам, два города никогда не сойдутся, чтобы раз навсегда решить старинную тяжбу.)))
В-третьих – собственно Капитолина Изосифовна, великолепная московская grand-mère, без которой столица утратила бы для Кирилла добрую половину своего обаяния.
(А что, если все московские старушки такие?
Вежливость и обходительность, радушие и такт, естественность и простота; и опыт (огромный, поразительный, невероятный опыт русской жизни); и тут же веселость.
И ясный, несмотря на годы, ум.
Они сидели втроем за завтраком: Шуша ела крыжовенное варенье, Кирилл допивал вторую чашку чая, а Капитолина Изосифовна, сняв фартук (в котором только что готовила оладьи), скручивала папироску и вслух рассуждала о вопросах стилистики:
– Мы в студенчестве шутили: «Как правильно пишется: „Сепир“ или „Уорф“?», но вообще-то необязательно быть лингвистом, чтобы увидеть, сколь значительные изменения произошли с русским языком после Переучреждения. Шуша моя знает, а вы, Кирилл, знаете ли, что до Кризиса российская культура была насквозь литературоцентричной?
– Конечно знаю, Капитолина Изосифовна! Мне сам Д. А. У. рассказывал.
– Ага! Ваш Д. А. У. и придумал для спасения страны заменить литературу шахматами – гениальный ход. Но следует понимать, что вследствие этого хода изменилась не только школьная программа, не только названия некоторых улиц, не только содержимое библиотек и книжных магазинов – сама наша речь стала другой. Легче всего это прослеживается в идиоматике. Сейчас, встретившись с какой-нибудь нелепостью, я скажу «бонклауд», а в начале XXI века выражались витиевато: «бред сивой кобылы». Если вам что-то непонятно, вы пожалуетесь «не попадаю в квадрат», но еще ваш дедушка сказал бы «не врубаюсь» или «не догоняю». О чем-то несложном наши предки говорили «одной левой» (вместо нынешнего «в два хода»), о чем-то медленном – «как черепаха» (вместо «как шатрандж»), о ком-нибудь застывшем вдруг на месте – «как вкопанный» (вместо «как запатованный»). Современной фразе «будто под связкой» соответствовала фраза «будто в воду опущенный», фразе «не видеть за фигурами позиции» – фраза «не видеть за деревьями леса», а фразе «сравнил ферзя с отсталой пешкой» – фраза «сравнил жо…», впрочем, хм, ладно, – Капитолина Изосифовна откашлялась. – А еще между эпохами случаются рифмы и довольно смешные переклички. Какая сейчас в России самая популярная водка?