Но оказалось, что он только думает, что поправляет.
Не успел он оглянуться — у них уже был дом в пригороде, он был вице-президентом «Хайтек». Ребята наконец достаточно подросли, чтобы дать им свободное время, и он зарабатывал кучу денег. Они должны были быть счастливы. Вместо этого они ссорились. Скверно, безобразно, жестоко ссорились. По глупейшим поводам. Кому стричь газон, кому идти в прачечную, какую идиотскую передачу смотреть по телевидению.
Волшебство не просто ушло. Оно было растоптано до смерти.
Со временем пришлось посмотреть фактам в лицо. Карен не любила его больше. Развод не был болезненным. Жить вместе стало невыносимо. Развод стал законным освобождением от боли. Жизнь продолжалась.
Или он думал, что она продолжается? Если волшебство было растоптано, то что произошло сегодня утром, Крэйг Риордан? Что произошло с ней? Что произошло с тобой?
И, еще важнее, что ты собираешься с этим делать?
В следующую среду Карен оставила работу ровно в пять и рано пришла домой. Входя в дом, она отметила свежеподстриженный газон и аккуратно сложенные пакеты с мусором. Джон Джэйкоб постарался. Войдя в свою лимонно-белую кухню, она увидела сверкающие столы, сверкающую посуду, картошку, уже кипящую на плите. Это была работа Джулии.
Всю неделю дети могли бы блистать в главных ролях фильма про образцовых подростков. Карен сняла лакированные туфельки и красный блейзер, размышляя о том, что материнство — процесс, состоящий в том, чтобы методом проб и ошибок находить правильные кнопки.
Она не кричала на них из-за смешной попытки устроить ей свидание с отцом. Никаких наказаний. Никакого ворчания. Она просто объяснила, что любит их и понимает их чувства. Большинство детей, у которых родители в разводе, хотят, чтобы семья воссоединилась. Ей было жаль, что их надежды на примирение не могли оправдаться. Новые попытки в этом направлении только расстроят и огорчат их отца.
Это было все, что она сказала, но дети были потрясены. Очевидно, им вовсе не приходило в голову, что их заговор может повредить отцу.
С того самого дня дом сверкал чистотой, а ее чертенята превратились в сущих ангелов.
Карен не хотелось вызывать в детях чувство вины — это противоречило всему ее стилю воспитания, но, пожалуй, раз в пятнадцать лет это было простительно. Теперь, она полагала, никто из них не будет разрабатывать новых попыток супружеского примирения.
А это было важно. Она не была уверена, что пережила первую.
— Ma! Ты так рано дома!
— Привет, моя радость. Спасибо, что начала готовить обед. Ты просто прелесть.
Она быстро обняла свою младшенькую, подумав, что Джулия становится невероятно хорошенькой. Мастью она пошла в отца — те же темно-русые волосы и темные глаза. Мальчики крутились около нее уже целый год, но пока что на свидания она не бегала. Что вполне устраивало Карен.
— Как в школе?
— Скучища.
Карен была крайне удивлена, получив такой ответ.
— Но с занятиями нормально? Учителя хорошие?
Ребята только что вернулись в школу. Дочь получила школьную премию и, хотя она и под пыткой бы в этом не призналась, любила школу.
— Все о'кей, — нетерпеливо ответила Джулия, потом неуверенно сказала: — Мам, кое-что случилось.
— Что именно?
— Я хотела тебе помочь. И когда я пришла, я начала стирку.
— Ну, и?..
— И твой шоколадный свитер, который ты так любишь… Я не знала, что его нельзя сушить. Я вроде бы посмотрела все этикетки…
— Мм. И какого он теперь размера?
— Налезет на пуделя. Карликового пуделя. Ой, мне так жалко.
— Брось. Что такое свитер?
Пожалуй, превращение детей в идеальных, совершенных, заботливых ангелов тоже имеет некоторые неудачные последствия. Но это неважно. Если дети оставят нелепые надежды на ее воссоединение с Крэйгом, она готова пожертвовать всем своим гардеробом.
— Хелло, ма. Ты уже дома!
Она еще раз обернулась. Джон, как положено, придвинулся, чтобы она его обняла. В последние три года он шарахался от каждого выражения женской привязанности, даже исходящей от матери. Слава богу, он это перерос. Когда он стал на полголовы выше нее, он, по-видимому, решил, что матери так уж устроены, а он в достаточной степени мужчина, чтобы терпеть материнскую ласку.
— Все ясно. Ты умираешь с голоду. Обед через две минуты. В школе о'кей? Домашнее задание?
— Уже сделано.
Он поднял глаза к небу когда она в шутку схватилась за сердце.
— И газон.
— Я знаю, видела. Спасибо, коротышка.
— Бабушка звонила. Звала нас обедать в пятницу. И я говорил с Фитцем насчет работы после школы.
Карен не была так уверена насчет этой работы. Джон Джэйкоб, правда, добивался в школе хороших результатов без напряжения, но теперь он думал только о том, чтобы делать деньги. Он хотел машину. Собственную машину. Он хотел ее больше всего на свете.
— Ну ладно, мам, я справлюсь. Если пойдут плохие отметки, я всегда могу бросить.
— Поговорим потом, — пообещала Карен.
Обед прошел, как всегда, — быстро, шумно и бестолково. У Джона появилась новая подружка. Джулия его подкалывала, и очень едко. Опрокинули стакан молока. Обнаружилась аллергия на тертые яблоки, как на любые овощи и фрукты. Три раза звонил телефон. Два звонка были адресованы Джулии. Звонили мальчики, ее дочь при этом краснела до ушей и не могла дождаться, когда можно будет бросить трубку. Один звонок был Джону. Он засунул руку в карман и говорил искусственно пониженным баритоном. Видимо, это была новая девочка.
Унаследованное от родителя сверхактивное либидо не слишком беспокоило Карен. Вот когда ее сына одна и та же девушка будет интересовать больше недели, тогда и будем беспокоиться.
Она оставила их ссориться из-за мытья посуды, вышла в гостиную и включила «новости». Пока она сидела, свернувшись в клубочек в углу кушетки, комментатор выдавал обычную порцию войн, наркомании и преступлений. Она не могла во все это вслушиваться.
Неделя выдалась необыкновенно удачная. С чувством вины или нет, ребята были на ровном киле, заняты делом и довольны. На работе дела шли как никогда. Джим, шеф-менеджер компании Макалви, с понедельника повысил ей зарплату. Долгий путь она прошла от машинистки до его личного помощника. Джиму было шестьдесят три, и он мог бы быть старомоден, чтобы заставлять ее подавать кофе. Вместо этого все эти годы он включал ее в проекты, которых она боялась, и возлагал на нее ответственность, с которой она поначалу не могла справиться. Зато теперь он говорил, что она может руководить фирмой без него. Это, собственно, так и было. Но повышение зарплаты — всегда приятный сюрприз.
Так что неделя была прямо-таки золотой, твердила себе Карен. За одним маленьким исключением. Нервы разъехались вконец. Она готова была буквально лезть на стенку.
Неугомонный ветерок веял через прозрачные занавески. Расстроенно хмурясь, она оглядела комнату. Наверху были три спальни. Внизу была лимонно-белая кухня, кладовка, огромная детская и эта маленькая квадратная гостиная — ее убежище, ее оазис, место, где она могла тихо передохнуть, когда ей это было нужно.
Ковер был кремовый, общая цветовая гамма — коричневая с оранжевым, но в остальном комната представляла собой свалку всякой всячины. Кушетка столетней давности соседствовала с современной индейской керамикой. Сюрреалистический горный пейзаж в коралловых и коричневых тонах висел над резным столиком времен Американской революции. Круглая висячая лампа с подвесками принадлежала ее бабушке.
Карен знала, что комната отражала ее неважный вкус, но ей было на это наплевать. После развода комната, стоило ей войти сюда, напоминала о Крэйге. Как хорек, она собирала в норку вещи, которые любила. Ей это помогало.
Только сегодня все это не могло ее успокоить. «С тобой все в порядке». Эти слова с субботы крутились в голове раз двадцать, как будто кто-то все время старался ее ободрить. Все нормально. Дети, дом, работа. Все как всегда. Твой мир не рухнул в субботу. С тобой все о'кей.
Она откинула голову. Решила расслабиться. Тут же раздался звонок в дверь. Сделав гримасу, она поднялась с кушетки и протопала к двери прямо в чулках. Долговязый мальчишка перед дверью имел шесть футов роста, три волосинки на подбородке и ужасное смущение на лице от того, что он ее побеспокоил.
— Он либо в кухне, либо в мастерской, Родж, — сообщила она.
Роджер мгновенно устремился на поиски ее сына.
Через шесть минут звонок зазвонил снова. Карен снова поднялась с кушетки, чтобы приветствовать красотку у двери. По количеству косметики она могла сойти за ходячую рекламу.
Лифчика под обтягивающей блузкой явно не было. В ушах, как заметила Карен, появились новые дырки. Теперь в каждом ухе их было уже по две.
— Джулия либо в кухне, либо в мастерской.
— Она, наверно, занята.
— Она не занята.
— Мне неловко ее беспокоить.
Карен подавила невольный вздох. В ближайшее время ей придется попытаться раскусить Марту. Как может девочка, которая устраивает себе такую внешность, быть таким болезненно застенчивым интровертом?
— Она будет рада тебя видеть, девочка, — сказала Карен ласково. — Входи же.
Марта, как и Родж, послушно пошлепала в дом.
Едва она успела вернуться на кушетку, как звонок опять затрещал. Так, подумала она, это будет тот еще вечерок. Подростки имели тенденцию собираться в грозди. У других родителей хватало ума понять, как быстро группа подростков может превратить дом черт знает во что. Никто их не хотел принимать. Никто, в здравом уме и твердой памяти, не открыл бы для них свой дом, и Карен отлично знала, что все родители по соседству считают ее бесхарактерной дурехой.
И правильно считают. Рассчитывая в уме, хватит ли в доме картофельных чипсов и прочей ерунды на вечер, и отлично понимая, что этой ерунды никогда еще не хватало, она в третий раз пошла открывать дверь.
— Они либо в кухне, либо… — И тут ее голос прервался.
В дверях на этот раз стоял не угловатый переросток, но очень высокий мужчина в сером в полоску деловом костюме.