– Алло.
– Ты где?
Бекетов-младший без лишних предисловий окутывает меня хриплыми бархатистыми интонациями и играючи расшибает намерение больше с ним не контактировать. Выцарапав из моих уст нужный адрес, он быстро отключается, я же оторопело хватаю ртом воздух и не могу унять тремор в конечностях.
Снова в какую-то прострацию вылетаю. Одновременно и не могу дождаться, когда он появится, и боюсь нашего столкновения до одури. Что он теперь потребует, когда знает, чья я жена? Заставит опозорить Лешу на всю страну и дать десяток скандальных интервью, которые тут же растиражирует пресса? Да я бы сама давно это сделала, если бы все было так просто…
Масло по-прежнему скворчит на сковородке, сырники подрумяниваются, а я украдкой вздыхаю и сооружаю из рассыпавшихся по плечам волос небрежный пучок. Жалею, что не озаботилась макияжем с утра, и кусаю губы, чтобы придать им немного цвета.
– Чемпион приедет сюда? В мою халупу?
– Наверное.
Отвечаю нестройно взволнованной Леське и совсем не разделяю ее буйного восторга. Меня будто проткнули иглой и выкачали весь воздух, словно из сдувшегося шарика. Столько времени я существовала под прессингом Алексея, так сильно переживала последних несколько дней, что кажется – все ресурсы истратила.
И теперь на меня может обрушиться хоть бетонная плита, хоть смертоносный торнадо – я не моргну глазом. Порой здоровая апатия – гарант сохранности нервных клеток. Именно так я думаю до того момента, пока в коридоре не раздается голос Руслана, а потом все в очередной раз переворачивается вверх тормашками.
У меня в горле стремительно пересыхает, язык липнет к нёбу, а по телу прокатывается колючий жар, который сосредоточивается в районе солнечного сплетения. Пальцы ног непроизвольно поджимаются, и я нагло залипаю на вплывающего в квадратную кухоньку Бекетова.
Восхищаюсь его поступью и осанкой, прослеживаю линии татуировки, виднеющейся в отвороте чернильно-черной рубашки, и не без труда преодолеваю порыв вскочить из кресла и прикоснуться к вздымающейся каменной груди. Методично прощупать каждую литую мышцу, уткнуться носом в пропахшую тяжелыми духами ткань и раствориться в терпком запахе-наваждении.
– Привет, Рина.
– Привет, Руслан.
– Я за тобой.
– Куда?
– Узнаешь.
Прервав мои нелепые несбыточные грезы, Руслан снова меня подчиняет и не встречает ни малейшего сопротивления. Немного грубый, он не озвучивает подлинной цели визита и не раскрывает карты, но я все равно следую за ним, как приклеенная. Послушно просовываю ступни в белые тенниски, оцениваю свое смущенное отражение в мутном зеркале и позволяю Бекетову укутать меня в плотную темно-синюю олимпийку, достающую мне до колен.
Только сейчас замечаю, что вся трясусь то ли от холода, то ли от напряжения. И благодарно ему киваю, когда он начинает осторожно растирать мои онемевшие запястья.
Притягивает к себе. Ведет огромной ладонью вдоль позвоночника. А я не могу понять этого внезапного приступа нежности, никак не вяжущегося ни с внешностью Руслана, ни с его профессиональной сферой, поэтому просто молчу. Пропитываюсь чужим теплом и вспоминаю, какого это быть слабой и защищенной. Пусть даже все жесты Бекетова – сплошное притворство и голый расчет, чтобы досадить брату.
– Спасибо за гостеприимство, хозяйка.
– Не за что. В следующий раз задержись подольше, чемпион. Я должна взять у тебя автограф. А лучше десять. Продам через пять лет и стану миллионершей.
Частит на пороге улыбающаяся Леська, а Руслан не соображает, шутит она или всерьез. Прощается с ней кивком головы и торопливо утаскивает меня в припаркованное рядом с подъездом авто. Хищное, с агрессивными изгибами и дорогущими дисками, оно кажется здесь чужеродным и вызывает повышенный интерес у сгрудившихся в стайку подростков и сидящих на лавке бабулек.
И я ни капли не сомневаюсь, что они обязательно обсудят вдоль и поперек и меня, и Олесю, и всю ее родню до седьмого колена.
– Красивая машина.
– Спасибо. Хочешь такую же? – лукаво подмигнув, спрашивает Бекетов, когда мы ныряем в пропахший кофейными зернами и ромом салон, отчего меня окатывает ушатом неистребимых воспоминаний. Непрошенные слишком яркие картинки выползают из ящика Пандоры и скручивают внутренности жгутом, вынуждая сдавленно ойкнуть и впиться ногтями в кожу ладоней.
Так что я делаю несколько глубоких вдохов и выдохов прежде, чем ответить уставившемуся на меня мужчине.
– Не хочу. Вряд ли я когда-то еще сяду за руль.
– Почему?
– Авария, – считаю, что одного слова достаточно, чтобы все объяснить, но у ворвавшегося в мою жизнь Руслана на все свое мнение.
– Со страхами надо бороться, Рина. Иначе так и останешься навсегда их рабыней.
Легко так рассуждать, когда у тебя в арсенале груда мышц, тонна самоуверенности и машина-зверь под задницей. У меня же нет ничего, кроме досадных ошибок за спиной, жуткого долга и желания прожить жизнь заново.
Конечно же, я не произношу ничего из крутящихся на языке слов и просто полирую дорогу рассеянным взглядом. Прячу нос в пахнущую Бекетовым олимпийку и не слишком пристально слежу за проносящимся в окне пейзажем.
Спустя какое-то время мы тормозим у тихого заросшего пруда, Руслан глушит двигатель и идет помогать мне выбраться из автомобиля. Безотчетно касается ладонью щеки, разбудив дремавших в животе бабочек, и достает с заднего сиденья объемную спортивную сумку.
Расстилает неподалеку от кромки воды толстый плед, выуживает на свет термос и садится, пока я любуюсь его плавными грациозными движениями. Приближаюсь к нему не сразу. Ловлю позабытое ощущение уюта и, как ни стараюсь, не могу вспомнить, когда на душе было так безмятежно.
Кажется, вся суета и тревога существуют за границами этого мирка – где-то на краю другой Вселенной.
– По-моему, мы не с того начали наше знакомство, – негромко роняет Руслан и протягивает мне кружку с малиновым чаем. – Меня зовут Бекетов Руслан. Для друзей – просто Бекет. Недавно я вернулся из Штатов и теперь работаю в спортивной академии тренером. И, если ты любишь потных мужиков, дерущихся на ринге, то ты точно по адресу.
Щурится лукаво, а я не могу не улыбаться в ответ. Тепло разливается в груди, небо будто даже светлеет, природа дарит такой редкий и необходимый покой.
– Меня зовут Дарина. Я учусь в архитектурном, неплохо рисую и мечтаю когда-нибудь открыть свою выставку.
Странно, но рядом с Русланом я не могу назвать эти фантазии детскими и наивными. На миг я представляю, как вышагиваю важно по просторному залу, а свет из высоких окон падает на мои картины.
Бекетов же очень тонко меня чувствует и, выдержав небольшую паузу, кладет на мои колени забытый в его квартире блокнот. Подталкивает ко мне невесть откуда взявшийся у него карандаш, наклоняется и, цепляя кончиком носа мочку моего уха, шепчет.
– Нарисуй нас.
И, пусть его предложение откликается во мне радостным волнением, я больше думаю о нашей близости. О его горячем дыхании, царапающем кожу, о легкой щетине, которая безумно ему идет, и о пальцах, лежащих на моем бедре. И все это настолько остро, запретно, интимно, что тело сводит болезненной судорогой.
– Хорошо.
Поддавшись соблазну, я перелистываю испещренные рисунками страницы и завороженно смотрю на чистую бумагу. Растворяюсь в эйфории, плыву на волнах вдохновения, и сама не замечаю, как быстро заканчиваю набросок.
Доработаю позже.
– У тебя, действительно, талант, Дарина. Не смей закапывать его в землю.
С каким-то ожесточением произносит Руслан, а я выцеживаю едва слышное «спасибо» и теряюсь в нахлынувших беспорядочных ощущениях. Мне хорошо и страшно одновременно. Я не знаю, играет ли со мной Бекетов, и никак не могу отделаться от рассказанной мужем истории, накрепко засевшей в мозгу.
Так что я жадно хватаю порцию кислорода и на секунду зажмуриваюсь прежде, чем разрушить полный неги момент.
– Руслан… это правда, что вы с Лешей уже делили одну девушку?
– Правда.
Теряя налет легкомыслия, соглашается Бекетов, и это его признание бьет обухом меня по затылку. Вытаскивает самые страшные подозрения и вынуждает нервно кусать губы. Обычно карамельно-карие глаза мужчины стремительно темнеют и демонстрируют опасный блеск, от которого мне хочется спрятать лицо в ладонях и зябко поежиться.
– Вера была из хорошей благополучной семьи. Папа – профессор, мама – скрипачка, игравшая в консерватории. Они души не чаяли в единственной дочери, а она радовала их послушанием и отличными отметками. Никуда не влипала, с плохими компаниями не водилась и возвращалась домой не позже десяти.
– Но где…?
– Где она нашла моего брата? Как ни странно, в театре. Папа простудился и не смог пойти с мамой, так что Лехе пришлось его заменить, – долив себе еще чая, продолжает Руслан, а я замираю, обращаясь в слух. – Поначалу у них с Верой все было прекрасно. Он водил ее в рестораны, таскал дорогие подарки и хвастался своей девушкой перед друзьями. Только спустя пару недель его капитально заклинило, и он начал ревновать ее ко всему, даже к фонарному столбу.
– А ты каким боком в этой истории?
– Мы пересеклись на какой-то из вечеринок. Выпили пару бокалов вина, разговорились. С тех пор начали общаться теснее. Вера закономерно отдалялась от Лехи и после очередного скандала решила прекратить их отношения.
– А он не простил…
Заранее предугадав возможный исход, я не спрашиваю – утверждаю. Поджимаю под себя ноги и мелко дрожу в ожидании трагической развязки.
– Он не умеет прощать, да. В школе Вера была полной, и ребята дразнили ее из-за лишнего веса. Леха достал ее старые фотки, размножил и расклеил по стенам в универе. Обидные прозвища, тычки и нападки, море пролитых слез. Но и этого ему показалось мало, – сжав пальцы в кулаки до побелевших костяшек, Руслан с шумом выпускает воздух из ноздрей и сильнее хмурится. – На одну из тус он пригласил Вериных бывших одноклассниц, а те устроили самую настоящую травлю.