– Как волк!
Мне так нравится эта ее манера общения. С Леськой просто. Она настолько искренна и прямолинейна, что можно не бояться ни заговоров, ни сплетен, ни интриг за спиной. Зато Валерию рядом с этим вечно жужжащим моторчиком не комфортно. Он скрылся из нашего поля зрения, как только доставил ценный «груз», и просил искать его в гараже.
Что меня очень и очень радует.
– Ну, рассказывай, Риш, – с набитым ртом требует подруга, когда мы с тарелкой сэндвичей и двумя бадьями кофе перемещаемся обратно в гостиную, чтобы посмотреть какой-нибудь сериал.
– Что рассказывать? Как Леша меня снова обманул и не дал уйти? Или как он швырнул мне в лицо наши с Русланом компрометирующие фотографии? Или как он разнес графин, коллекционный виски и подаренные мамой на день рождения часы?
– Что-о-о?! – Олеська испуганно округляет и без того огромные глаза и тянется меня пощупать. Удивляется, как я после всего этого сижу на диване целая и невредимая.
– То-о-о, – передразниваю ее и смеюсь. Все-таки наше общение определенно идет мне на пользу. Сейчас от одиночества не хочется выть и кидаться на стены.
– А Руслан что?
– Я не знаю, Лесь. Алексей занес его номер в чс.
– А ты?
– А я не могу его разблокировать. Если снова начну с ним общаться, Алексей разобьется, чтобы академию закрыли.
Выпаливаю на одном дыхании и смотрю на подругу, ища поддержки. Она же запивает кусок бутерброда кофе, изучает меня пристально и замечает резонно.
– Руслан – взрослый мужчина, Риш. И он вправе, во-первых, об этом знать. А во-вторых, решать, хочет ли он разбираться с последствиями. Того, что вы… ну, ты поняла.
Глава 24
Руслан
– Руслан! Руслан!
Зовет меня Демидов, но я его не слышу. Вообще ни единого звука не разбираю. Усердно трамбую грушу, пытаясь выплеснуть скопившийся адреналин. Он туманит разум, мешает здраво рассуждать и придерживаться выбранной стратегии.
Лично с Дариной мы не пересекаемся около недели, а меня плющит и колбасит, как будто меня не девушки лишили – воздуха. Конечно, я слежу за ее успехами в фонде, и каждый раз, когда вижу ее фотографии, за грудиной что-то екает. Пульсирует горячими вспышками. Жидким огнем заливает.
Вчера Антоха оттарабанил ей букет пионов и предупредил, что я не отступлюсь. Сегодня я готов наплевать на все и забрать ее из дома брата хоть в трусах и одной майке. По фиг, в чем она будет.
Планку рвет так, что искрят и вот-вот загорятся последние предохранители.
– Бекетов, але, блин! Земля вызывает!
– Что?
Высекаю жестко, но месить снаряд все-таки прекращаю. Дышу глубоко и часто, как будто испытываю гипоксию. Прислоняюсь лбом к груше.
– Мне нужна еще неделя, чтобы кое-какую инфу вытащить.
– У тебя есть один день. Не больше.
Отрезаю намертво. Не принимаю попыток Демида что-то возразить и направляюсь к раздевалкам.
– Бекет!
–Что? В душ со мной пойдешь? Спинку потереть хочешь?
– Руслан, твою мать, – выцеживает сквозь зубы Олег и обреченно закатывает глаза. – Вовек со мной не расплатишься.
– Придумаю что-нибудь.
Знаю, что слегка путаю берега. Но вместе с тем понимаю: у Демидова достаточно рычагов, чтобы нарыть то, что мне нужно. Послезавтра у меня с Крестовским встреча, и я не могу идти к нему с пустыми руками.
Один тендер, который перехватил Игнат – всего лишь капля в море, которое скоро пополнится новыми и новыми проблемами для моего брата.
Воду включаю холодную. Чтобы хоть как-то сбить стремящийся к абсолюту накал. Ежусь. Покрываюсь мурашками. И далеко не сразу начинаю соображать.
– Не нравишься ты мне, Бекет, – скрестив руки, Олег встречает меня в коридоре и окидывает критическим взглядом. Лоб щупает, укоризненно цокает языком и в своей уникально-снисходительной манере подставляет крепкое плечо. – Может, со мной поедешь? В баре потом посидим. Расслабимся чутка.
– Не сегодня, ладно? К родителям меня завези.
Есть еще один гештальт, который я хочу закрыть до масштабного наступления по всем фронтам.
А дома, как всегда, пахнет мясом и выпечкой. Как будто любого из сыновей здесь ждут, независимо от времени суток, обстоятельств и массы других факторов. Увидев меня в дверном проеме, мама всплескивает руками, потому что кексы еще не готовы, и бросается мне на шею.
Каюсь, я и правда уделял ей мало внимания в последнее время. Все мысли Даринкой были заняты.
– Ну, здравствуй, родная. Как ты?
Целую ее нежно в висок и достаю из-за спины букет. Ромашки. Ее любимые.
– Все хорошо, Руслан. Так рада, что ты приехал.
– А батя где?
– В ванной. Сейчас тоже придет к столу.
Мама щебечет что-то про ее новые садовые эксперименты, рассказывает, что орхидеи на подоконнике вот-вот зацветут, а я вытягиваюсь в струну и застываю в ожидании отца.
Еще не успевшие вылететь слова раскаленными булыжниками жгут язык. То, что я собираюсь сказать, может разрушить царящую здесь гармонию и расколоть семью на два лагеря. Но я не могу и дальше утаивать правду.
Спустя минут десять, когда мое терпение едва не лопается, в кухню вальяжно вплывает батя. Прочесывает мокрые волосы пятерней, жмет мне руку, маму обнимает.
– Здорова, сын. Молодец, что заскочил. Давно не виделись.
Хвалит меня он и опускается на стул, стаскивая с блюдца кусочек колбасы, пока мама выкладывает на тарелки стейки. Поливает их брусничным соусом, присыпает зеленью, улыбается.
Еще пара секунд, и я сотру с ее красивого лица эту улыбку.
– Мне нужно вам кое-что сообщить, – первая фраза дается неимоверно сложно. Потом слоги льются плавней. – Я полюбил одну девушку. По-настоящему. Не как Веру, Юлю, Настю. Это другое…
– Какая замечательная новость, мой мальчик. И когда ты нас с ней познакомишь?
– Вы уже знакомы…
Роняю тихо, только все равно кажется, что рядом атомная взрывается. Мама пока еще не может сложить детали головоломки, а вот отец ловит самую суть и до побелевших костяшек стискивает вилку.
– Это Дарина, мам.
Дадах. Примерно с таким звуком убийственное известие опускается между нами. Думаю, что мама будет кричать, но мир словно лишается звуков. Ее рот открывается и закрывается, но ни одного слова не вылетает наружу.
Дзинь. Это жалобно звякает о тарелку вилка, зажата в батином кулаке.
Бом. Бом. Бом. Грохочет набатом сердце.
– Но… как…
Выпив почти стакан воды, мама возвращает дар речи и всплескивает руками. Не обвиняет пока что. Наверное, переживает последствия испытанного шока.
– Мы случайно встретились в одном баре. Я был слишком настойчив. Дарина не смогла отказать.
Намеренно выгораживаю Ринку. При любом раскладе в глазах общественности она окажется стервой, изменившей мужу. Так пусть хоть родители не будут спускать на неё всех собак.
– Но как же… что же теперь будет? Какая неловкая ситуация… страшная.
Частит мама, пытаясь примириться с обрушившимся на неё ушатом ледяной воды раскладом. Папа же просто молчит. Знает больше, видел больше. Предполагал, скорее всего, что именно этим кончится мое сумасшедшее к Рине притяжение.
– Мам, ты изучила всех Лехиных тараканов лучше меня. Рина несчастлива с ним. И никогда не будет.
– Несмотря ни на что, он все-таки твой брат. И делить одну женщину с братом далеко не самая лучшая идея.
– Я не отступлюсь от неё.
Тарабаню жестко, остро реагируя на жалящую кислотой правду, и по очереди рассматриваю каждого из родителей. У них есть своя непростая история, они тоже прошли длинный путь, неужели не смогут понять?
Молчим долго. Минут пять. Так что стейки успевают остыть, и маме приходится снова их разогревать.
Первым не выдерживает батя.
– Это не сиюминутная блажь?
– Нет.
Качаю головой и вспоминаю, как плавно Дарина вырисовывает линии на бумаге и морщит при этом лоб. Как кусает кончик карандаша, когда задумывается. Я хочу, чтобы эта девушка светилась от счастья, а не ходила бледной тенью самой себя.
– И ты хочешь ее отбить не из-за вашего вечного соперничества с братом?
– Нет.
Не лукавлю. Я не заметил, когда это случилось, но больше не представляю мир без Рины, вращающейся рядом на моей орбите.
Лишний раз убедившись в принятом решении, я застываю в ожидании приговора, как будто над моей шеей завис меч. И шумно выдыхаю, когда отец поднимается из-за стола и приближается, чтобы похлопать меня по плечу.
– Хорошо. Запомни, сынок. В этом доме тебя никогда не осудят, поддержат, какое бы страшное преступление ты ни совершил, прикроют спину. Если Дарина испытывает к тебе такие же глубокие чувства, а не мимолетную похоть, мы не станем ее укорять.
Я и не подозревал, что так сильно нуждаюсь в родительском одобрении, но в эту секунду облегчение затапливает меня и сбрасывает с плеч многотонный груз.
Стейки остывают во второй раз. Мама тоненько всхлипывает и торопится меня обнимать. Целует суматошно в макушку, так же лихорадочно гладит мои сжатые в кулаки руки.
– Вы оба – мои сыновья. И у меня за вас обоих болит душа. Но, если девочка с ним несчастна, Лёша не должен ее неволить.
Очень мудрая, эта женщина снова заставляет ей восхищаться. Она сделала все, чтобы мы с братом выросли хорошими людьми, и не виновата в том, что в системе «Алексей» произошёл сбой.
После всех этих эмоциональных качель мы все-таки заканчиваем с многострадальным обедом и идём пить чай в беседку на улицу. Здесь все такое знакомое и родное, даже выщерблина на одном из столбов и случайно оставленные моим ножом царапина на деревянной скамье. Здесь отец провел со мной столько воспитательных бесед – не перечесть.
– Передай Дарине, что она может прийти ко мне в любое время с любым вопросом. Я обязательно выслушаю.
Просит напоследок мама и долго держит в объятьях, как будто знает, что вечером я задумал самоубийственную авантюрную затею.
Демид нарыл на Леху по-настоящему грязные вещи, и мне обязательно надо увидеться с Риной сегодня. Потому что дальнейшее ее пребывание рядом с братом просто опасно.