Глава 25
Дарина
– Успешный бизнесмен и меценат, основатель благотворительного фонда «Филантроп», Алексей Бекетов в очередной раз пожертвовал крупную сумму в детский дом…
Вещает с экрана телевизора ухоженная дикторша с длинными светлыми волосами и ядерно-оранжевым маникюром, а я стараюсь скорее переключить канал. От льющегося из каждого утюга лицемерия тошнит.
Леше абсолютно плевать на этих детей. Он не знает ни одного имени ребенка, которого мы вылечили. Зато за красивую картинку и премию с красивой статуэткой он отваливает не меньшие суммы, чем перечисляет на счет интерната.
Противно.
– Что кривитесь, Дарина Николаевна? По-моему, великолепный сюжет. Зря переключили, вас там дальше показывать будут, – скользящий за мной тенью Валерка обозлился на меня после случая в картинной галерее и теперь подначивает меня по любому поводу.
Вот и теперь он сидит на диване в гостиной, закинув нога на ногу и ерничает. Пока я проверяю записи в своем пухлом блокноте и обзваниваю клинику за клиникой, интересуясь здоровьем наших маленьких пациентов.
– От фальши, знаешь ли, блевать хочется.
– Не боитесь, что я передам ваши слова Алексею Викторовичу?
– Передавай. Можешь прямо сейчас ему позвонить. Ну? Что такое? – остановившись посреди комнаты, меряю охранника презрительным взглядом и ощущаю, как ему становится некомфортно.
– Стерва, – сквозь зубы выдавливает мой персональный бульдог, я же выразительно указываю ему на дверь.
– Собирайся, поехали.
Несмотря на то, что внутри у меня все изрезано стеклом в мелкую крошку, внешне я нарастила толстую броню. Стала больше язвить и научилась точечно бить в самые болезненные места противника. Общение со всякими бюрократическими инстанциями, мешающими вовремя сделать нужную операцию нуждающемуся ребенку, научило.
Швырнув Валерию лежавшие на столе ключи от машины, я накидываю на плечи бежевый пиджак и стягиваю волосы в высокий хвост. Сегодня я обещала хорошей девочке Лине заехать, а это значит, что мы будем есть с ней апельсины и рисовать.
Мне важно, чтобы она знала – взрослые тоже умеют держать свое слово.
– Ну, здравствуй, крошка!
Получив одобрение у лечащего врача, я проскальзываю в нужную палату и широко улыбаюсь. В руках у меня большой пакет с фруктами, а за спиной маячит изрядно надоевший бульдог-Валера. Он внимательно осматривает небольшое помещение, удовлетворенно кивает и сваливает, бросая напоследок.
– Буду вас ждать внизу в машине, Дарина Николаевна.
– Спасибо, цербер.
Не упустив случая пустить шпильку, я подмигиваю повеселевшей Ангелине, пристраиваю пакет на прикроватную тумбочку и достаю из ящика лежащие там с прошлого раза листы и карандаши.
Сажусь на стул напротив сияющей, словно солнышко, малышки и вручаю ей ее комплект со словами.
– Сегодня будем рисовать друг друга. Договорились?
– Договорились!
Кивает Лина и принимается осторожно выводить на бумаге плавные линии. То и дело облизывает губы от усердия, кусает кончик карандаша и очень старается. Пока что ее работы далеки от идеала, но в них уже заметен прогресс.
Поэтому я стараюсь хвалить и подбадривать малышку, чтобы она ни в коем случае не разочаровалась и не бросила рисунок.
– Ты умница, милая. С каждым разом у тебя получается все лучше.
Киваю одобрительно, когда Ангелина показывает мне свой набросок, и вздрагиваю, оттого что за спиной с тихим щелчком отворяется дверь.
Оборачиваюсь. На пороге стоит мужчина в медицинском халате, шапочке и маске. Это должно быть какой-то медбрат пришел сообщить, что Лине нужно на процедуры. Только вот у меня сердце долбится, как сумасшедшее, в ребра и грозит вот-вот вылететь наружу. Пальцы тоже дрожат, как будто я мгновенно и смертельно заболела какой-нибудь дикой лихорадкой.
Втягиваю воздух ноздрями шумно. Выдыхаю тяжело. И вдруг осознаю. Глаза. Глаза медика кажутся мне знакомыми. Взгляд этот острый, с прищуром на составляющие раскладывает, и я неверующе шепчу.
– Руслан?
На смену окрыляющей эйфории тут же приходит всепоглощающая паника. Вдруг за нами снова следят? Что, если Валерий решит проверить, чем мы занимаемся с Ангелиной, и застанет нас с Русланом?
Терзаю себя этими тревожными мыслями и лишь сильнее дрожу. Карандаш выпадает из моей руки и катится прямиком к кроссовкам Бекетова. Следом листы бумаги плавно опускаются на пол, и что-то внутри меня крошится с оглушительным треском.
– Ну, здравствуй, Рина.
Руслан неспешно стягивает медицинскую маску и кладет ее в правый карман, шапочку прячет в левый, а я глухо всхлипываю и поднимаюсь со стула. Короткими перебежками преодолеваю разделяющее нас расстояние и висну у Бекетова на шее.
Покрываю смазанными поцелуями его лицо, царапаю кожу о его трех или пятидневную щетину и теперь уже реву во весь голос. Утыкаюсь носом ему в халат и наверняка пачкаю белоснежную ткань своей тушью.
Ничего поделать с собой не могу. Слезы льются ручьем, а сердце тарабанит в бешеном ритме. Как оно вообще работает на таких оборотах и не дает сбой? Я так сильно истосковалась по Руслану, что отлепиться от него не могу. Намертво будто врастаю.
И как я дышала без него все это время?
– П-п-привет.
Выдаю сипло, когда истерика постепенно сходит на «нет», и тыльной стороной ладони оттираю влагу со щек. На коже остаются черные разводы, такие же – у Бекетова на груди.
Судя по всему, сейчас я то еще пугало.
Махнув рукой на свой непрезентабельный вид, я разворачиваюсь к девчушке, с любопытством наблюдающей за разыгравшейся перед ней сценой, и представляю ей новое действующее лицо.
– Ангелина, знакомься. Мой хороший друг – Руслан Бекетов. Он чемпион мира по смешанным боям, – я заговорщически понижаю тон, а у Лины загораются от восторга глаза.
– Ничего себе! Здорово!
– Привет, малышка, – добродушно кивает Бекетов, а я уже тащу его за руку ближе к больничной койке.
– Хочешь нарисовать его портрет?
– Конечно!
– Только мы будем разговаривать, ладно?
– Хорошо.
Нетерпеливо соглашается Ангелина и вооружается карандашом. Я же подталкиваю к Руслану стул и располагаюсь рядом. Любуюсь чертами его лица, как будто вижу впервые, мысленно скольжу ладонями по его татуировкам и забываю, как дышать, когда он так пристально на меня смотрит.
Не могу насытиться этой невинной близостью и отчаянно жалею, что скоро придется расстаться.
– Как ты? Как дела в академии? Я читала, вы с ребятами собираетесь заявляться на какой-то серьезный турнир, – истосковавшись по сидящему рядом мужчине, я обрушиваю на него град вопросов. Только он их намеренно игнорирует и задает свой. Главный.
– Что держит тебя около Лехи, Дарин? Ты его явно не любишь. Деньги?
Жестко уточняет Бекетов, а я ни в чем не могу его винить. Со стороны это выглядит именно так – простая девчонка без имени и богатых родителей повелась на чужое состояние.
– В каком-то роде так и есть, – роняю громко и ежусь от того, как кромешная чернота быстро затапливает радужку чужих карих глаз. – Я подписала брачный контракт. Если я уйду от Леши по своей инициативе, я буду обязана компенсировать ему огромную сумму денег. Несколько миллионов. Для меня это неподъемно.
– Уверен, для меня эти бабки – сущий пустяк. Почему раньше не сказала?
– А почему ты вдруг должен за меня платить? – робко веду плечами и невольно млею из-за того, как стремительно теплеет взгляд Руслана. А от следующих его слов, пропитанных стальной уверенностью, у меня и вовсе начинает щипать в носу.
– Потому что ты – моя женщина. И я хочу тебе помочь.
– К сожалению, деньги – это не главная проблема.
– Что еще?
Бекетов накрывает мои ладони своими, делится бурлящим у него по венам огнем, а я жадно хватаю ртом воздух и готовлюсь к неизбежному прыжку в пропасть. Варианта два. Либо я отращу крылья, либо расшибусь насмерть о скалы чужого разочарования.
– У твоего брата есть на меня компромат. Я сбила человека, Руслан…
Выдавливаю из себя с титаническими усилиями и крепко зажмуриваюсь. Не переживу, если Бекетов поставит на мне после этого крест.
Я стискиваю зубы так крепко, что кажется – стираю эмаль. Все воспринимаю острее. И тепло, перетекающее ко мне от сильных горячих ладоней. И чужое громкое дыхание. И судороги, сковавшие пальцы.
Страшно невероятно. Как будто я поставила на кон все и вот-вот проиграю.
– Ну же, открой глаза, Риш, – мягко шепчет Руслан, а я в отчаянии мотаю головой и только сильнее сжимаю веки, высекая полузадушенное.
– Нет.
– Почему?
– Страшно.
Мне и правда безумно страшно. Я до одури боюсь, что после моих откровений Бекетов повесит на меня клеймо и вычеркнет из своего окружения. Перестанет смотреть на меня с трепетом и благоговением и уж точно не захочет больше меня касаться.
Я не знаю, откуда во мне эта фобия, но она такая чёрная и удушливая, что реальность теперь тоже окрашена в мрачные тона.
– Давай, Риш, открывай, – настаивает Руслан, и после долгих колебаний я все-таки распахиваю глаза и выпаливаю истеричное.
– Я преступница, Бекетов! Прес-туп-ни-ца! Которую просто пока не арестовали.
Мой нервный крик разламывает тишину пополам, но ничего не происходит. Планета продолжает двигаться по своей орбите, на нас не обрушивается метеоритный дождь, и земля не разверзается под ногами.
Да и Руслан по-прежнему смотрит на меня с нежностью и не отнимает своих рук.
– Никакая вы не преступница, Дарина Николаевна!
Нахмурив тонкие светлые брови, вмешивается в нашу беседу Ангелина и возвращается к портрету, пока я удивлённо открываю и закрываю рот.
– Я понимаю, что тебе это может быть не очень приятно, – тем временем, Бекетов заключает мое лицо в ладони и гипнотизирует темным нечитаемым взглядом. – Но насколько хорошо ты помнишь подробности той аварии?
Вздрагиваю. Первый порыв – вскочить на ноги и убежать, ведь я так старательно стирала из памяти детали того ужасного дня.