Тачанка для зеброида — страница 12 из 17

VI. Сохатые альтернативы

На рубеже 1920—1930-х годов видный советский зоолог, замдиректора по науке Московского зоопарка Петр Александрович Мантейфель высказал идею об одомашнивании лося. Профессор Мантейфель писал, что «давно пора ввести лося в список новых сельскохозяйственных животных» <…> при участии Мантейфеля было создано несколько лосиных ферм, на которых были достигнуты значительные успехи, и отчет об этих успехах, совершив причудливое путешествие по коридорам власти, в 1934 году лег на стол наркому обороны Клименту Ворошилову.

Дмитрий Мамонтов «Рогатая кавалерия» («Популярная механика», 2010, № 4)


Первоапрельский лось

Собственно, эта работа и началась с процитированной выше публикации в «Популярной механике». Первоапрельской публикации… С тех пор «Рогатая кавалерия» широко разошлась на цитаты по разным интернет-ресурсам и даже бумажным изданиям, но, как ни странно, доселе мало кто не заметил ее «первоапрельскость», которая на самом-то деле бросается в глаза с первых же строк.

Впрочем, такие, как сейчас говорят, фейки на самом деле появились очень давно. Вот еще одна цитата, совсем из другого источника:


«В шестидесятых годах 19 столетия в Лобиновском имении (Смоленской губернии, Вяземского уезда) была поймана пара лосей. Лоси эти быстро приручились, расплодились до целого десятка, запрягались в телеги и прекрасно исполняли многие хозяйственные работы. Подобный этому пример был в семидесятых годах 19 столетия в Финляндии, под Выборгом; один из местных помещиков ездил на охоту не иначе, как в телеге или санях, запряженных лосем. В Юрьеве в начале 20 столетия появился на бегах великолепно выезженный лось, производивший бурный восторг среди любителей скорой езды. В Литве, Польше, Курляндии, Лифляндии и Эстляндии в былое время пользовались лосями для ездовых надобностей. У северных скандинавских народов лоси когда-то были на положении домашних животных. В Швеции ими пользовались даже для военных надобностей. Так, при армии короля Карла IX лоси бегали в упряжках и возили курьеров, легко пробегая в день по 36 шведских миль».


Эти сведения тоже фигурируют во множественных ссылках как достоверные – но источник их, как правило, не указывается. На деле же перед нами фрагмент заметки из сдвоенного (№ 13, 14) выпуска журнала «Охотничий вестник» за 1917 год. Издание это в основные свои разделы, о ружейной и псовой охоте, пускало только проверенные факты, но в дополнительных рубриках не чуралось того, что называют «охотничьими рассказами». Вот и это один из них. Автор вышеупомянутой заметки (его псевдоним П. Горемыка, но в выходных данных журнала фигурирует фамилия Лихачев) – совершенно безвестная фигура; упоминаемых им «фактов» это тоже касается.

Вообще, о ездовых лосях российского и скандинавского Средневековья, а также о еще более ранних, чуть ли не неолитических примерах их одомашнивания слышали многие. Но… сразу придется разочаровать читателей: все это – пример некорректной трактовки изображений. Как древних, наскальных, так и книжных миниатюр постсредневековой Скандинавии.

Сцены лосиной охоты запечатлены на множестве неолитических и мезолитических петроглифов Карелии до Сибири. Но буквально в паре случаев изображение позволяет увидеть стоящего на лыжах лучника или копейщика, которого лось (или, возможно, северный олень: одна из картинок слишком схематична) словно бы буксирует за собой на специальной сбруе. Однако петроглиф – не фотография, и здесь, скорее всего, на самом деле тоже показана лишь охота, в которой «сбруя» – знак связи между лыжником и преследуемым им зверем. Такие знаки связи для северных писаниц достаточно характерны, они присутствуют и в менее реалистичных композициях.

Если же говорить о рисунках цивилизованной эпохи, то все они восходят к «Истории северных народов» Олауса Магнуса. Шведский писатель и картограф середины XVI века достаточно вольно изображал езду не на лосях, а на северных оленях, лапландскую и самоедскую. А поскольку натуры швед перед глазами не имел (ибо свою книгу дописывал уже в Италии), то нарты у него получились размером с телегу, олень – ростом с лошадь, а слегка расплюснутые «северные» рога стали напоминать лосиные лопаты.

Впрочем, и в России, и в Швеции, пусть не в XVI, но в XIX—XX веках, лосей эпизодически действительно приручали. Еще реже пытались использовать для санной езды: ТОЛЬКО для этого – и, в общем, малоуспешно. Чаще установка делалась на мясо и шкуру, которые легче всего получать от фауны смирной, управляемой, ручной или хотя бы полуручной. В результате из лосей получались скорее «парковые», чем домашние животные, которых можно перегонять, иногда даже вести в поводу, но запрягать уже проблематично.

Вообще говоря, жаль. Именно в России блестящая плеяда биологов (К.М.Бэр, К.Ф.Рулье, Н.А.Северцов и их ученики) с середины позапрошлого века ставила вопрос о приручении и, как тогда писали, «порабощении» нескольких видов животных, среди которых лось был поставлен на первое место. (Кроме лося, в этом перечне пребывали зубр, сайгак, кулан, заяц-беляк, глухарь, тетерев, перепел. Список, как видим, очень российский и в принципе даже сейчас не безнадежный – а по тем временам он тем более выглядел перспективно…) Причем в грядущем «порабощении»-доместикации видная роль отводилась тогдашним аналогам высоких технологий: зоопсихологии (да, уже тогда!) и научной гибридизации.

Тем не менее практическая реальность лосиных ферм, действительно существовавших вплоть до 1914 года, была заметно скромнее. Ни о каком «прекрасном исполнении многих хозяйственных работ», участии в ипподромных состязаниях и тем паче перевозке военных курьеров речь на самом деле не шла.

А о чем все-таки шла? И при чем тут наш цикл, посвященный прежде всего нестандартным образцам «красноармейской» боевой фауны, в том числе гибридной? На самом-то деле тут есть некое количество «секретных страниц». Но сначала разберемся с вышеупомянутой статьей из «Популярной механики». Еще несколько цитат:


«Война с Финляндией была лишь вопросом времени, и в наркомате обороны отдавали себе в этом отчет. Одна из важных проблем, которую требовалось решить в связи с этим, – транспортная. Малонаселенные территории, на которых предполагалось вести военные действия, были покрыты лесами и болотами. Дорог, пригодных для передвижения техники, практически не существовало, а лошади просто увязли бы в снегу.

Поэтому отчет, написанный одним из учеников профессора Мантейфеля, был внимательно изучен. Там говорилось, что лоси способны питаться подножным кормом, выносливы и могут легко передвигаться по почти непроходимой местности, включая болота, и нести значительный груз. Это показалось советским военачальникам идеальным решением одной из проблем финской войны, и на стол Сталину легла докладная записка Ворошилова следующего содержания: “Необходимо внимательнейшим образом рассмотреть вопрос и в срочном порядке создать специальный питомник… где бы выращивались лоси – не только для народного хозяйства, а специально для кавалерийских подразделений”. Такой питомник вскоре был создан под Ленинградом, туда из уже существовавших питомников были переведены лучшие специалисты со своими, уже частично одомашненными, питомцами.

Директором “Волосовского специального питомника № 3”, расположенного неподалеку от поселка Волосово, назначили автора того самого отчета – Михаила Глухова, молодого, но уже опытного зоолога.

К тому времени Глухов многого добился в одомашнивании лосей, однако при назначении перед ним поставили совсем другую задачу – превратить этих могучих лесных исполинов не просто в покорных домашних животных, а в настоящие боевые машины. Работа эта считалась настолько важной, что ее курировал лично Жданов. В случае успеха Сталин всерьез планировал пересадить кавалерийские части, расквартированные в тайге, на лосей».


Прелестный первоапрельский розыгрыш, но все-таки давайте отделим мух от котлет, а лосей – от Сталина с Ворошиловым.

Существование российских лосеферм оборвала не революция, но Первая мировая. В советское время эксперимент был возобновлен, причем на более высоком уровне. Мантейфель по этому поводу действительно высказывался неоднократно – однако, увы, в унисон с Лысенко; вообще, мантейфелевская идея «биотехнии», сверхактивного преобразования природы, и его массированные работы по «реконструкции фауны млекопитающих СССР» несут на себе печать эпохи. И если уж у Трофима Денисовича громадье антинаучных планов активно имитировало их воплощение в жизнь, то для других этот путь тоже не был заказан. Сам Мантейфель (как мы помним, до 1924 года состоявший на действительной воинской службе) лося «во главу угла» все-таки не ставил, но руководимый им КЮБЗ (кружок юных биологов при Московском зоопарке) занимался многими «проблемными» животными.

Как бы там ни было, одомашнить лосей в те десятилетия действительно планировали. Не КЮБЗовцы и, конечно, не мифический Глухов, но группа зоологов во главе которой стоял Е.П.Кнорре. Учениками Мантейфеля они, допустим, иногда себя называли – поскольку именоваться тем, кем они были в действительности (учениками учителя Мантейфеля, М.М.Завадовского), на определенном этапе сделалось крайне опасно. Причину этого современным читателям можно не объяснять.

Питомник «Волосовский специальный» – такой же миф (точнее, шутка), как и широкое применение лосиной кавалерии в Финскую кампанию. Реальным центром советского лосеводства сперва стал «Бузулуцкий Бор», потом основные исследования переместились в Печеро-Илычский заповедник. Докладная записка Ворошилова, ждановское курирование, сталинские планы и т. п. – привет из 1 апреля, но вообще-то военный аспект в работах Кнорре и компании тоже имел место. Куда же без него: печать времени…


«От намерений запрягать лосей в сани или телеги отказались с самого начала – такие “тачанки” вряд ли пригодились 6ы в условиях леса, поэтому было решено сосредоточиться на воспитании “верховых” лосей. Были разработаны специальные седла с креплением для пулемета, однако возможность маневра оставляла желать лучшего. Бойцы-кавалеристы, которые работали в питомнике, приспособились опирать сошки пулемета на развесистые рога – этот способ оказался гораздо более удобен, хотя и был невозможен в те периоды, когда лоси сбрасывали свои ветвистые украшения. Сначала даже пробовали жестко крепить пулеметы к рогам, однако выяснилось, что вибрация при стрельбе приводила к сотрясению мозга у животных и ломала “лопаты”. Все попытки сделать рога более прочными с помощью специально подобранных кормов не увенчались успехом, поэтому от жестких креплений отказались, заменив их кожаными подушечками. Позднее сошки стали опирать на концы ветвистых “лопат” – выяснилось, что в этом случае лоси выполняют функцию “самонаведения”: поворачивая голову в сторону опасности, они одновременно наводили на цель пулемет, и бойцу оставалось только скорректировать прицел и нажать на спусковой крючок».