Можно ли сохатых в этом смысле перевоспитать? Наверно, вот только потребуются для этого не методы Лысенко и Макаренко, а направленная селекция многих сотен поколений; ну хорошо, при стахановских методах – немногих сотен. Лосиные поколения короче человеческих, но за все время существования советских лосеферм сколько-нибудь заметного успеха достигнуть не удалось, хотя опробованы были самые разные методы.
Не исключено, что тут могла помочь гибридизация. Та самая, к которой, похоже, пытались подступиться в заповеднике Аскания-Нова. Какой вид мог использоваться в качестве «донора» положительных качеств? Априори, конечно, домашний северный олень – и мы знаем, что северных оленей в Асканию действительно завозили. А потом могли опробовать и благородных оленей. Тоже безрезультатно, уж очень сильно обособлен лось в семействе оленьих – но не для того ли в асканийские степи доставили североамериканца вапити, самый крупный и, как тогда считалось, самый лосеподобный подвид (по современным представлениям, он удален от лося ничуть не меньше, чем остальные подвиды)? Увы, это уже чистые догадки: в послевоенное время никаких документов об этих попытках скрещиваний не сохранилось.
«Лосиная спецкавалерия блестяще проявила себя с первого дня войны. Лоси вели себя послушно, легко пробирались по самым непроходимым лесам и подмерзшим болотам, молниеносно и почти бесшумно возникали в чаще, устраивая переполох, и так же молниеносно и почти бесшумно исчезали. Легковооруженные группы не могли доставить серьезных неприятностей регулярной армии, ограничиваясь уничтожением вражеских разведчиков и снайперов, но психологический эффект был огромен: когда на поляну в морозной тишине вываливался десяток огромных лосей, ощетинившись дулами пулеметов поверх рогов, – даже самые опытные и хладнокровные финские бойцы каменели от страха и сдавались в плен.
<…> Жданов лично передал Глухову похвалу Сталина: “Вы воспитали настоящих советских животных”. Питомник принялись расширять, летом 1941 года планировалось построить новые корпуса и основать рядом Академию кавалерии специального назначения. Однако планам не суждено было сбыться – 22 июня 1941 года началась Великая Отечественная война.
Часть лосей (около полусотни) летом отправили в Белоруссию для действий в тылу врага (где их использовали партизаны, которых обучали инструкторы питомника), а остальных было решено оставить в питомнике до окончания гона и отрастания рогов. Но к тому времени началась блокада Ленинграда, а во время одного из артобстрелов снаряд попал в склад топлива по соседству с питомником. Произошел взрыв, начался пожар, который почти дотла уничтожил питомник. Михаил Глухов погиб, остались только его записи, которые чудом удалось раздобыть “Популярной механике”.
А вот лоси в большинстве своем остались живы – они разбежались по окружающим лесам. Впрочем, боевую выучку они не забыли. В первые послевоенные годы финские охотники натерпелись страху, сталкиваясь во время охотничьего сезона с необычным поведением животных. Лоси, не обращая никакого внимания на грохот выстрелов, выбегали прямо на охотников и яростно атаковали их, заслышав финскую речь».
И снова привет из 1 апреля, как это можно не понять?!
Но это мы сейчас такие умные. А в ту пору, может быть, с балансом достоинств и недостатков лосиной кавалерии еще не разобрались? Или все-таки надеялись пройти путь «по-лысенковски», за годы вместо веков? Или искали обходные пути? Или, возможно, имитировали такие искания, тем временем бравурно отчитываясь об уже достигнутых успехах (для той эпохи – очень рискованно, но… не редкость!)?
Скажем так: в конце 1930-х на лося еще возлагали много надежд, но даже наиболее заинтересованным сторонам было ясно, что вот прямо сейчас, в ближайшие годы, создать «болотно-чащобную кавалерию» не удастся. Печеро-Илыч – это скорее послевоенное время, к систематическим опытам по одомашниванию лосей там перешли лишь в 1946—1949-м. В Бузулуцком Бору такие эксперименты начались лет на пятнадцать раньше, но первый «тираж» составлял лишь восемь животных; конечно, число их с каждым годом множилось, однако все-таки лоси – не кролики. Впрочем, если подключить ресурсы Серпуховского охотхозяйства, где в 1934—1941 годах тоже этим занимались, да приплюсовать синхронные действия Западносибирского научно-опытного центра на реке Демянке… А еще не забыть и про Якутскую лосеводческую группу…
Подключим, не забудем – но все-таки до фантастических масштабов «Волосовского специального № 3» им, всем вместе, далеко. Да и вывести идеально обученных лосят еще недостаточно: возраст подседельной зрелости у них наступает минимум на третий сезон, причем это совсем уж «салабоны», так что лучше бы дождаться четвертого.
Итак, резюмируем: из наличных верховых и упряжных лосей к началу Великой Отечественной, а тем более Финской войны удалось бы составить максимум кавалерийский эскадрон. Один. С таким мизером просто не стоило огород городить!
Его, по-видимому, и не городили…
Лосиная кавалерия по версии «Популярной механики». Первоапрельский розыгрыш неожиданно превратился в крупномасштабную мистификацию: авторы шутки явно недооценили готовность современных читателей поверить в любую фантасмагорию
Пулеметные лоси все-таки лучше смотрятся в фантастике, чем на реальной Советско-финской войне
Лось и северный олень (?) в качестве неолитических «буксировщиков»? Увы, похоже, эта буксировка – художественная вольность или мифологическое допущение…
На этом рисунке из «Истории северных народов» ездовой олень не только ростом с лося, но и условно «лосерогий»
В данном случае Олаус Магнус изображает смешанный отряд «московитов» и их союзников из числа коренных обитателей лесотундры. Небольшая художественная вольность – и ездовые олени оказываются «скрещены» с конницей Московской Руси, образуя необыкновенный, но чисто виртуальный гибрид
Широколобый оленелось: вес до полутора тонн, рост в холке 2,5 м, размах рогов примерно такой же. В финские леса с такими рогами соваться нечего, но по всем остальным параметрам это был бы идеальный «боевой зверь»… для армии раннего палеолита!
Оленелось Скотта: вот это и вправду «упущенный шанс» – с первыми очагами доместикации он разминулся скорее территориально, чем хронологически
Лось под седлом. К сожалению, для красноармейских подвигов мощность его далеко недостаточна
Рабочие лоси Кнорре. Фотографии подобраны наиболее выигрышные – но все-таки видно, что полезный груз не так уж велик. Иногда вознице приходится не только сходить с саней, но даже подталкивать их
Лось, впряженный в индейскую волокушу? Увы: не лось, а «утка». В нескольких современных изданиях эту мистификацию восприняли всерьез, но эффект дагерротипа здесь достигается при помощи фотошопа
И это тоже фотошоп (опять-таки неоднократно переиздававшийся как «реальный снимок»). Особой фантастики здесь нет, но де-факто столь роскошный самец, да еще в «рогатые» месяцы, не только для работы непригоден, но и подходить к нему слишком рискованно – даже если он идеально приручен
VII. Гибриды, которых не было
Остров гориллоидов в океане есть
– Я вам, сударыня, вставлю яичники обезьяны.
– Ах, профессор, неужели обезьяны?
– Да, – непреклонно ответил Филипп Филиппович.
Михаил Булгаков «Собачье сердце»
Вот и пришла очередь темы, к которой автор этих строк подступает с содроганием. Дело в том, что он, автор, некоторые свои ипостаси стремится держать «в разных файлах». Например, ипостась, связанную с оружиеведением – и с криптозоологией, наукой о «неведомых зверях». Но иногда они все же поневоле совмещаются.
Начнем все же не с криптозоологии. В истории опытов по межвидовой гибридизации есть страница не то чтобы совсем уж мрачная, но cкрытая густым туманом. Профессор И.И.Иванов, создатель асканийских зеброидов, центральная фигура среди тех исследователей, чьими стараниями Аскания-Нова превратилась из экзотического зверинца в научный центр, один из разработчиков искусственного осеменения как такового, – он… В общем, все, над чем Иванов работал в Аскании, было лишь «подступами» к его основной научной цели. Весьма специфической.
В самой Аскании об этом долгое время (собственно, до сих пор) вспоминают с оглядкой, нарочито предпочитая говорить об «ивановском наследии» в целом: специально, чтобы не разделять деятельность двух совершенно разных профессоров Ивановых, Ильи Ивановича и Михаила Федоровича. Последний, селекционер-животновод, занимался достаточно беспроблемной тематикой, не вызывавшей нарекания властей (впрочем, поскольку власти были советскими, именно сейчас М.Ф.Иванову это, надо думать, посмертно припомнили). А вот заветной целью Ильи Ивановича было создание гибрида между… человеком и обезьяной.
Идея эта у Иванова возникла еще в дореволюционное время, но тогда к ней подступиться было нельзя, даже под крылышком столь богатых и влиятельных спонсоров, как Фальц-Фейн, о котором рассказывалось в главе про зеброидов, и сам Столыпин (премьер проявлял большой интерес к сельскому хозяйству вообще и наукоемким отраслям животноводства в частности). Возможность появилась лишь в 1925 году, когда докладная записка профессора обратила на себя благосклонное внимание как минимум двух наркомов, Луначарского и Цюрупы.
Эпиграф из «Собачьего сердца» к такой гибридизации прямого отношения не имеет, но взят он не случайно: пересадка обезьяньих яичников – очень модная в то время методика, разработанная профессором С.Вороновым. Эта операция якобы способствовала омоложению организма, а вдобавок, точнее, в первую очередь обладала эффектом «виагры». На самом деле об омоложении говорить не приходилось (а те малозначительные, нестойкие, но раздутые рекламой эффекты, которые все-таки имели место, объяснялись отнюдь не влиянием обезьяньих гормонов!), но шумихи хватило на многие годы. Это были именно те годы и именно та шумиха, что и в случае с опытами Иванова. Так что интерес к цели подогревался с нескольких направлений одновременно.