его дальнейшая судьба?
Конечно, могли и не довезти живым, могли, довезя, не суметь живым сохранить долго: это и с обезьянами непросто! Могли утратить всю документацию вместе с «объектом»: такое случалось и в менее экстравагантных случаях, особенно если дело происходило непосредственно перед войной, да еще в тех самых краях (Кабардино-Балкария), которые война «накрыла» с головой. Воспоминания о поимке, зафиксированные криптозоологами из первых уст, относятся именно к этому пространству-времени, а отдельные сведения, будто бы указывающие на 1950-е годы и северные регионы, – это уже «второисточники», коим по определению веры меньше…
Однако на этом Шахерезада прекращает дозволенные речи, чтобы не пытаться объяснять одно необъясненное явление через другое.
Зеброжираф, или В фантастику и обратно
…Из пятнистой от солнца тени на песчаную площадку выступил поразительный, совершенно невозможный зверь, состоящий как бы только из ног и шеи, остановился, повернул маленькую голову и взглянул на Гага огромными бархатистыми глазами.
– Колоссально… – прошептал Гаг. Голос у него сорвался. – Великолепно сделано!
– Зеброжираф, – непонятно и в то же время вроде бы и понятно пояснил Корней.
А. и Б. Стругацкие «Парень из преисподней»
Давайте теперь вспомним эпиграф к главе «Зеброид для Красной армии», с которой было начато наше повествование. В нем говорилось о смятенных чувствах белогвардейцев, которые летом 1920 года сперва увидели скачущих по украинской степи зебр (точно) и жирафов (будто бы) – и лишь потом осознали, что находятся на территории Аскании-Нова. Текст того эпиграфа представлял собой почти дословную цитату из мемуаров генерала Туркула «Дроздовцы в огне», но взят был не непосредственно оттуда, а из книги Андрея Валентинова «Флегетон».
Данная история имеет неожиданное продолжение. Писатель Андрей Валентинов, он же историк Андрей Шмалько, поведал в личной беседе автору этих строк, как в эпоху своего пионерского детства ездил с классом на экскурсию в заповедник Аскания-Нова. Сотрудник заповедника, подведя пионеров к одному из вольеров, продемонстрировал им существо, будто бы являющееся подлинным триумфом мичуринской биологии (тогда, на самом рубеже 60-х и 70-х годов, такая терминология еще употреблялась, хотя имя Лысенко уже не в ходу). Это был – опять же по утверждению экскурсовода – гибрид между зеброй и… домашней коровой.
Детская память цепка, поэтому Андрею внешность «гибрида» запомнилась: стройное животное с короткими прямыми рожками, рыжеватой масти, ростом с небольшую корову. И – со слабо намеченными, но несомненными полосками на боках.
Помесь зебры с коровой (равно как и с жирафом) невозможна: это был бы даже не межродовой, а межотрядный гибрид. Так что остается попытаться вычислить, кого именно экскурсовод выдавал за «триумф мичуринской биологии».
Строго говоря, вариантов немного. Во-первых, конечно, антилопа канна. Далеко не все представители этого вида могут похвастаться «классической» длиннорогостью, огромным ростом, хорошо заметным пучком длинной шерсти на лбу и ярко-рыжим окрасом, на фоне которого у взрослой антилопы становятся совершенно неразличимыми «юношеские» полосы. Многие из канн, особенно некрупные самки, на всю жизнь сохраняют остатки полосатости, да и рога у них бывают достаточно коротки.
С каннами И.И.Иванов и его ученики тоже работали активно, пытаясь их не только одомашнить, но и гибридизировать с крупным рогатым скотом. Через несколько лет после смерти профессора ученики даже отчитались об успешной «каннобычизации», достигнутой передовыми методами искусственного осеменения, но это как раз один из тех случаев, когда официальным отчетам верить не приходится. В послевоенное время разговоры о «желательности» канно-бычьей помеси продолжали вестись, однако о том, что она будто бы уже была получена, говорить все-таки избегали.
Канну, чистокровную или гибридную, в кавалерию никто ставить не собирался. Тем не менее была надежда превратить ее в домашнее животное с не только мясомолочной, но и упряжной специальностью – благо она гораздо резвее тягловых быков; а гужевой транспорт сохранял значение и до войны, и во время. Далеко в этом направлении асканийские селекционеры все же не продвинулись: слишком очевиден был неустранимый «огрех» этой африканской антилопы – слабая морозоустойчивость. Вот если бы каннам действительно удалось прилить толику пускай не ячьей, но бычьей крови…
Второй вариант «зеброкоровы» – антилопа уже не африканская, а индийская: нильгау. Рога и телосложение у нильгау вполне под стать; самцы, правда, грифельно-серой масти, а вот самки рыжеваты. Настоящая полосатость им не свойственна, но легкий намек на нее иногда можно усмотреть.
С нильгау асканийцы тоже работали издавна, рассчитывая превратить их в домашних животных. Основным лимитирующим фактором и тут стала теплолюбивость. Любопытно, что, как и в случае с канной, мороз бил прежде всего не по телу, но по глазам, причем опосредованно: длинные «газельи» ресницы склонны смерзаться – и даже идеально прирученные антилопы, настигнутые приступом «зимней слепоты», моментально начинали бесноваться, как дикие звери.
С зебрами их, разумеется, не скрещивали, а вот создать гибрид с коровой надежда была, тем более что в 1930-х годах нильгау считались гораздо более близкими родственниками группы бычьих, чем канны (из современной систематики этого не следует). Тогда же почему-то имела место попытка скрещивания нильгау с черной саблерогой антилопой и с ориксом; тот и другой вид попадал в Асканию лишь эпизодически. Не совсем понятно, каков был ее научный или хозяйственный смысл (возможно, селекционеры позарились на выносливость и неприхотливость этих саванновых видов), но в любом случае попытки не увенчались успехом.
Наверно, можно назвать еще один вариант, хотя уже совсем виртуальный. Это – антилопа гну. Описанию «стройное животное с короткими прямыми рожками, рыжеватой масти, ростом с небольшую корову» она, мягко говоря, не соответствует: у гну в высшей степени своеобразная стать и еще более своеобразные рога. К тому же только совсем юный гнуненок рыжеват, но у него нет ни рожек, ни полос, да и ростом он едва с козу. В Аскании-Нове гну были, однако ни для какой гибридизации не использовались. Тем не менее…
…Тем не менее народная молва им это приписала. В №2 журнала «Крокодил» за 1939 г. опубликован фельетон Алексея Колосова «Голубой бычок», судя по всему, основывающийся на реальном событии. Событие же было таково: администрация передвижного зверинца, потерявшая во время перевозки на осеннюю выставку молодую антилопу гну (лошади понесли, и телега с клеткой перевернулась: привычные проблемы гужевого транспорта, от них не избавиться, даже окажись в упряжке зеброид или канна), весной вчинила судебный иск колхозу, возле которого произошла авария, утверждая, что колхозники эту антилопу поймали, присвоили и погубили ненадлежащим уходом. Колхозники же резонно возражали, объясняя, что антилопу они не «присвоили», а подобрали, и не погубили, но выходили (с последним пришлось согласиться: юный гну был тут же предъявлен – живой, холеный, изрядно подросший за зиму в теплом телятнике). Сама же ситуация выглядела так: к телячьему стаду прибился какой-то странный «голубой бычок» – и пастух, сразу заметивший его необычность, решил, что этого «бычка» следует вырастить и использовать для создания новой породы. На вопрос председателя суда «Как же вы, опытный человек, пастух, не могли отличить бычка от антилопы?» он ответил, что лет пятнадцать назад не поверил бы, но сейчас сельскохозяйственная наука «всего может сделать, не то что голубого бычка, а все, что хочешь» и мы, мол «растим колхозу радость, золотой опыт делаем». Другой же работник колхоза добавил: «Мичурин побольше нас терпел, а своего добился»…
Даже при таких обстоятельствах дело могло окончиться совсем не весело, но в данном конкретном случае претензии были сняты и никто не пострадал: ни молодая антилопа, ни администрация зверинца, ни работники колхоза – а на губах судей и прокурора появилась «мягкая светлая улыбка».
Представления колхозников о всемогуществе советской науки, безусловно, родились во время, когда в Аскании шли работы по созданию гибридов, но в формуле «Мичурин терпел и нам велел» уже слышится зловещий отзвук побеждающей лысенковщины. Сама же публикация датируется январем 1939 г., а побег антилопы, судя по всему, имел место в октябре 1937. Годы, как видим, самые что ни на есть улыбчивые…
«Голубой бычок» – значит, гну был не белохвостый и черношерстный Connochaetes gnou, но голубой Connochaetes taurinus. А другое название C. taurinus – полосатый гну…
Могла ли эта история породить «информационный шум», отголоски которого вспомнились работнику Аскании через тридцать лет?
Как бы там ни было, ясно одно: наш советский научный сотрудник, продемонстрировавший нашим советским школьникам «зеброкорову», по каким-то причинам решил их разыграть. Шутка, впрочем, получилась довольно странная.
Этот случай может послужить предостережением и читателям, слишком увлекающимся поиском тайн: мы, конечно, имеем право не верить официально опубликованным документам – но опровергающим их слухам верить тоже следует с оглядкой. Почему-то для большинства скептиков этот подход непривычен. Но вот живой пример: не просто слух, а сообщение очевидца, подкрепленное описанием и ссылкой на авторитетный (для юного пионера) источник… Однако этот «источник», как выясняется, то ли пошутил, то ли умышленно солгал экскурсантам, причем без видимой пользы для себя, просто «из любви к искусству».
А произошло это за считанные годы до того, как у Стругацких созрел замысел «Парня из преисподней». Если кто-то из братьев бывал в Аскании, если тот «шутник» еще продолжал водить экскурсии, если он разыгрывал и взрослых туристов тоже – то вполне можно допустить, что фигура «зеброкоровы» повлияла на образ зеброжирафа…