Можно бы остановиться и на варианте мула: массовое муловодство, в том числе для нужд армии, – дело известное, и польза от него очень ощутима даже и в армии ХХ века (по крайней мере, первой его половины). Причем как раз такой армии, в которой могут быть востребованы преимущества зеброидов: долгие перегоны в знойных степях, где редкие дожди не столько решают проблему водопоя, сколько увеличивают проблему бездорожья…
О каком из возможных направлений могла идти речь, скажем после. Хотя иные читатели уже догадались: особенно любители альтернативной военной истории!
На этом театре военных действий полосатый мул всем хорош, но только «готовый». А вот в стадии воспроизведения зебровая составляющая подкачала, во всяком случае для СССР. Да, зебр в Аскании уже изрядное количество, целые табуны, но потребности конезаводов (или пусть мулозаводов) куда более масштабны, особенно в военное время. Завозить же полосатых племенных жеребцов из Африки во множестве, сотнями – серьезная проблема. Почти столь же серьезная, как возможная альтернатива, сводящаяся к организации фактически двух конезаводов нового типа: один для воспроизводства зебр (абсолютно бесполезных самих по себе), другой – для создания зеброидов. А ведь даже климат Аскании для зебр зимой холодноват, им требуются утепленные стойла.
(Ох, как пытались у нас этих коренных африканцев по-настоящему акклиматизировать, приучить не мерзнуть зимой! В те же годы пытались, в рамках все того же эксперимента. Но – не вышло. Так что пришлось советским селекционерам смириться с идеологически чуждым фактом: эволюционно выработанные качества перепропагандировать не получится.)
Хорошо было Британской империи, с ее обилием теплых колоний и доминионов вроде Австралии! Именно там и подрастало основное поголовье… нет, не зеброидов (о них англичане всерьез не думали), но армейских мулов, столь успешно использовавшихся британцами во многих войнах. Даже и во Второй мировой – в которой вьючный и гужевой транспорт играл, конечно, роль далеко не первостепенную, однако достаточно важную.
Время непарнокопытных тигров
Так что попытки обмануть несовместимость продолжались. Одна из них привела к появлению «зебропржевалоидов». Лошади Пржевальского тоже появились в Аскании «при пане», часть из них сумела пережить все революционные и военные пертурбации. Как известно, с домашней лошадью этот вид дает плодовитые помеси (правда, тут количество хромосом не совпадает лишь на одну пару – но в предвоенные годы такие нюансы уже не принимали во внимание: генетика была в опале), во всяком случае, по женской линии. Так не попробовать ли скрестить ее с зеброй? Может быть, эти гибриды окажутся пригодны для дальнейшей селекционной работы?
Конечно, следовало бы сразу задуматься, есть ли смысл создавать домашнее животное путем гибридизации двух диких видов, особенно таких: зебр временами удавалось и удается приучить к седлу, но с лошадью Пржевальского такое случилось один-единственный раз, в 1904 г. – кстати, именно в Аскании. Однако уж слишком велик был соблазн.
В результате на свет появился Мижорд (1929—1959), по маме Чапман, по папе Пржевальский. Самое страшное существо, которое когда-либо носила асканийская земля – если, конечно, не считать представителей рода Homo sapiens: в этом смысле за нами никакому зверю не угнаться.
Ростом и статью Мижорд превосходил своих родителей (правда, это был незакрепляемый, ненаследуемый фактор: влияние гетерозиса), так что даже вписывался в кавалерийские стандарты, пускай по нижним пределам. Но поставить его в конницу мог только буйнопомешанный. Равно как и использовать на конном заводе, даже не окажись Мижорд все-таки бесплоден. Насчет последнего асканийские селекционеры могли судить лишь предположительно: в юности зебропржевалоид этим интересовался, но, когда заматерел, его пристрастия изменились. Отныне любое оказывающееся в пределах досягаемости живое создание (вне зависимости от пола, размера, видовой принадлежности и количества ног) интересовало рыжеполосатого монстра лишь в одном смысле: за сколько секунд получится убить его.
Много секунд это, надо сказать, не занимало. Ни в одном из допущенных случаев.
В 1941 году асканийских зеброидов вместе с частью других ценных животных попытались эвакуировать «своим ходом». Эта попытка закончилась трагически: немецкие истребители тут же устроили подобие воздушного сафари, расстреляв из пулеметов движущийся по степи экзотический гурт. Но такое сатанинское отродье, как Мижорд, сотрудники заповедника включить в этот гурт изначально не решились, оставив его по прежнему адресу, в специально выстроенном загоне особой надежности.
В результате зебропржевалоид не только уцелел, но и сделался головной болью оккупировавших Асканию фашистов. Пока он пребывал в том загоне, особых проблем не возникало, однако в 1943-м пришло время отступать немцам, так что теперь уже они занялись вывозом уцелевших диковинок. И наивно попытались перегнать Мижорда в транспортную клетку…
Количество жертв в разных описаниях варьирует: о перебитой дивизии вроде бы никто не говорил, но четверо искалеченных и двое убитых фашистов упоминаются часто. Это, конечно, заметно больше, чем было на счету у среднестатистического красноармейца. Сам Мижорд за свой подвиг жизнью не заплатил, унесся в степь (стрелять ему вслед фашисты все-таки сочли нелепостью) и был обнаружен через четыре дня, уже после ухода оккупантов. Причем убежище он нашел на задворках того здания, в котором при немцах было оборудовано асканийское отделение гестапо. Работники заповедника, узнав об этом, тихо, но дружно сказали: «Знал, где ему место!»
В общем, на примере Мижорда была отработана оптимальная схема, по которой можно применять такие гибриды в военных целях. А именно – оставлять их на пути врага, чтобы этот враг сам попытался как-то их использовать.
Тем не менее лошадь Пржевальского – еще один вид, активно применявшийся в Аскании для гибридизации и до войны, и после. В основном это, конечно, были помеси не с зеброй, а с домашней лошадью. Полукровки оказывались не только плодовиты (во всяком случае, кобылы), но и устойчивы к болезням, неприхотливы, сильны и выносливы. Однако нрав у них был хотя и не мижордовский, но все равно покруче, чем у обычных зеброидов. К седлу удавалось приучить в основном кобыл, но «удавалось приучить» – эвфемизм. Одна из наиболее надежно «приученных» довоенных кобылок получила красноречивую кличку «Чертоглядка». Она завела манеру, когда начиналась подготовка к сеансу верховой езды (столь же суровая, как при проведении контртеррористической операции), подходить к стене загона, вставать на дыбы, опираться «локтями» на брусья ограды – и с поистине сатанинским любопытством оглядывать суетящихся снаружи людей: ну-ка, ну-ка, интересно, кому я на этот раз откушу палец, а кому сломаю лодыжку?
Шанс для тяжеловоза
На этом фоне «стандартные» зеброиды выглядели куда приличней. Они все же могли бы, сложись история иначе, поработать армейскими мулами. Особенно если их производить по более многообещающей схеме: мать – кобыла тяжеловозной породы, а отец – жеребец зебры не Чапмана, но Греви, самой крупной, размерами со среднюю лошадь. Отпрыск за счет гетерозиса мог получиться не просто могучим, но и громадным. Правда, еще вопрос, насколько удалось бы использовать эти его качества в полезных целях: ведь даже мелкие полукровки требовали к себе, что называется, эксклюзивного подхода.
(А если взять кобыл донской породы – буденовской в 1930-е годы еще нет, – то зеброид будет достаточно высок, строен и быстроходен, чтобы скакать на нем в кавалерийскую атаку.)
Зебры Греви попадали в Асканию гораздо реже, чем их мелкие родичи, но такое все же случалось. Использовали ли их для получения зеброидов? По сохранившимся документам – ни разу, по слухам, – минимум дважды, хотя толком и не понять, в каких сочетаниях. Как неохотно, не каждому и, возможно, не совсем правду рассказывали старые сотрудники заповедника, жеребята «рождались очень драчливыми и вскоре погибали».
Самый тон рассказов заставляет предполагать, что этих жеребят асканийцы не просто «не сберегли», но и, скажем без околичностей, прямо-таки постарались не сберечь, не дорастить до взрослого состояния. Причины этого станут более понятны, если учесть, что, опять же по слухам, как минимум один из них был младшим единокровным братом вышеупомянутого Мижорда: вроде бы мисс Греви сумела очаровать того самого мистера Пржевальского, который пару лет назад осчастливил своим вниманием мисс Чапман. Уже зная, ЧТО представляет собой повзрослевший Мижорд, работники заповедника вполне могли прийти в ужас от перспективы появления нового поколения полосатых людоедов, на этот раз ростом не с мелкую лошадь, но с крупную…
Так или иначе, в последние предвоенные годы к идее массовой зеброидизации несколько охладели. Видно, слишком уж громкими были посулы – и тем сильнее оказалось разочарование, когда выяснилось, что прямо сейчас для армии или хотя бы сельского хозяйства от полосатых гибридов явного прока точно не будет, а будет ли прок в глобальной перспективе – тоже Мичурин надвое сказал. А вот в послевоенное время интерес снова возобновился: Аскания-Нова возобновила «выпуск» зеброидов уже в 1949 году, окончательно же завершились эксперименты лишь в 1962-м (автор этих строк в отрочестве еще успел увидеть последних асканийских зебролошадок собственными глазами). Но это уже была инерция, излет. Игра оказалась не стоящей свеч.
Даже наиоптимальнейший путь получения крупных зеброидов тоже не так легок – по крайней мере, для предвоенных лет. В тогдашнем СССР с породными тяжеловозами были проблемы, оттого, может, селекционеры с такой надеждой и посматривали на полуполосатых полукровок, хотя бы чапмановских. Чуть ли не проще запастись должным числом жеребцов Греви, чем тяжеловозных кобыл! Это уже в последние годы жизни генералиссимуса у нас были приличным тиражом изданы нелицензионные – но, судя по многим отзывам, улучшенные – версии клайдсдайлей (в вольном переводе на русский – «владимирский тяжеловоз»), арденов («русский тяжеловоз») и брабансонов («советский тяжеловоз»).