Тяжело видеть, как военное собаководство, желая «обуздать» волка, десятилетиями наступает на одни и те же грабли. Уже в нашем XXI в. в питомнике кинологического факультета Пермского военного института внутренних войск попытались создать домашнего Canis lupus. «Нестандартную» волчицу с доместикационным типом поведения найти удалось, но аналогичный супруг для нее так и не отыскался (добавим, что если бы отыскался, их потомки практически наверняка продемонстрировали бы непредсказуемое расщепление по поведенческим признакам – и через несколько поколений их толерантность к человеку оказалась бы примерно такой же, как то положено в среднестатистической волчьей популяции). Тогда было принято решение выдать волчицу замуж за кобеля немецкой овчарки и начать создание «волкособов»: не собак с некоторой примесью волчьей крови – это как раз дело известное, – а именно промежуточных существ, обладающих 50—75% волчих генов, но при этом работоспособных в кинологическом смысле. Увы, результат, как и следовало ожидать, оказывается слишком «мозаичным», хотя уральские кинологи и пытаются обозначить его как полупобеду: «Гены доместикационного типа поведения в природных популяциях имеются. Полученные нами толерантные к человеку волко-собачьи гибриды являются этому объективным свидетельством. С другой стороны, наличие в экспериментальной группе животных волчьей крови с высокими показателями толерантности дает основание заключить, что барьер на пути использования волка в собаководстве может быть преодолен. Вместе с тем для формирования на основе волчьей крови рабочих животных необходимо пройти еще значительную дистанцию по отбору и фиксации таких поведенческих задатков, на которых должна формироваться устойчивая мотивация работы на человека» (Волко-собачьи гибриды: опыт разведения в войсковом питомнике. Кандидат биологических наук Касимов В.М., Хорошилов И.А., Дорофеев В.С., Тебенькова О.А.).
Попросту говоря, «отсев» оказался достаточно велик, а вдобавок, хотя лучшие из гибридов демонстрировали великолепные рабочие качества, они при этом требовали к себе в высшей степени эксклюзивного подхода. Такого, который не всегда удавалось обеспечить даже в условиях профессионального питомника. Кстати, вряд ли корректно сопоставлять этих отборных волкособов со среднестатистическими служаками овчарочьей крови: если уж их с кем сравнивать, то лишь со столь же отборной, элитной группой служебных собак, прошедших не менее эксклюзивную подготовку. Честно говоря, до невозможности трудно представить, что гибриды (даже через несколько «отборочных» поколений) выдержат такое сопоставление, особенно в сложной и длительной рабочей обстановке; а если так – то к чему и огород городить? Как известно, эксперимент по отбору лис на дружелюбие к человеку через многие десятки поколений (в случае с волками они будут, так сказать, еще более многими) привел к некоторому успеху – но ощутимым он выглядит лишь на фоне диких лис: в итоге использовать получившееся животное как пета, домашнего любимца, не невозможно, однако путь его до служебной собаки категорически не пройден. К тому же на этом пути, как мы видим уже сейчас, лисы начали «особачиваться» и в нежелательном смысле, понемногу утрачивая те ценные дикие качества, которые ожидались от гипотетических «лисоидов» во времена Мантейфеля.
Ну а что пермский эксперимент вызвал «ожидание чуда» и вокруг него вот уже сколько лет поддерживается напряженный пиар – это, увы, доказывает лишь одно: массовое сознание сейчас мифологизировано не меньше, чем во времена «мичуринской биологии»…
А что там было сказано выше о гибридах с шакалом? Да, есть такие. Шалайка (шакалолайка), она же собака Сулимова, по имени выведшего эту породу кинолога. Уже существовала на момент первой версии этого текста, в 2012 г. написанного как статья, но официально была признана лишь шесть лет спустя. Считается, что в шалайке 25% крови среднеазиатского шакала (первое поколение, полукровки, были чрезвычайно чутьисты, но, как и следовало ожидать, плохо взаимодействовали с человеком) и 75% – ненецкой лайки (порода пастушеская, оленегонная: почти не охотничья и совсем не ездовая), на самом деле доля собачьих генов еще больше, потому что их слегка «доливали» за счет фокстерьеров. Замечательный рабочий пес: не боец (что в нынешних условиях и не очень нужно), но нюхач. Отличный помощник человека в поисковой, полицейской и даже военной службе (нюх шалаек приходится очень кстати при контртеррористической работе и, наверно, даже при вынюхивании мин в военно-полевых условиях он бы пригодился… но таких сведений нет). Тем не менее широко используемая формулировка «Собаки Сулимова сохраняют работоспособность при температурах от −70 °C до +50 °C, переняв эти полярные качества от, соответственно, ненецких лаек и шакалов» выглядит элементом рекламной раскрутки: не похоже, что шалайка сумеет в полную силу работать там, где комфортно чувствует себя ненецкая лайка, зато очень похоже, что ей придется совсем тяжко там, где комфортно шакалу. Так или иначе, в условиях предельных температур рабочие качества шалайки просто не проверялись: почти все обученные представители породы, еще крайне малочисленной, проходят службу в аэропорту Шереметьево, причем главным образом во внутренних помещениях.
Обеспечивают ли унаследованные от шакалов гены решительный прорыв, позволяющий вывести работу нюхача на новый уровень? Ну… Статистика, при столь малой численности шалаек (на сей момент их едва более сотни – всех, а не только рабочих), тоже не слишком показательна, но, если честно, оснований утверждать такое нет: все-таки совсем уж рекордные достижения по-прежнему связываются с нюхачами традиционных пород. И вряд ли случайно, что создатель шалаек выдающийся кинолог К. Т. Сулимов (1931—2021) даже после оформления этой гибридной породы продолжал работу с собаками шпицеобразных групп…
В труде и в бою
Мы отвлеклись. Вернемся в те самые времена, когда путь для автоколонны приходится намечать на собачьей упряжке.
У этого санного пути свои особенности. В рыхлом таежном глубокоснежье северные олени все-таки проходят, но собаки «тонут» до ушей. А вот на плотном горном снегу или в открытой тундре собачья упряжка превосходит оленью. Равно как и на морском или озерном льду. Максимальная скорость оленя заметно выше собачьей, но если говорить не о прямой гонке, то в целом собачья упряжка быстрей и грузоподъемней. По крайней мере, на «малой дистанции», что в северных условиях означает не сто метров, даже не сто километров, а… этак три недели. На больших дистанциях начинает истощаться «горючее», т. е. провиант для ездовых животных, который собачья упряжка, в отличие от оленьей, везет на себе в дополнение к полезному грузу. По окончании дневного марш-броска на выпас собак не отпустишь, так что приходится или потихоньку скармливать тягловую силу ей же самой, уменьшая суммарную мощность «двигателя», или мириться с тем, что «двигатель», полуголодный, работает на пониженной мощности. Впрочем, если не уходить в многонедельную «автономку», то этот фактор риска исчезает, а преимущества остаются.
Собак как рабочую силу кардинальным образом улучшить не удавалось, но вот традиционные системы запряжки поддавались усовершенствованию. И как раз в промежутке 1934—1939 гг. было предложено несколько новых вариантов, учитывающих мировой опыт. Прежде всего американский: эскимосы и индейцы, не имевшие ездовых оленей, поневоле научились использовать собачьи силы с лучшей производительностью, чем палеоазиаты, а англоязычные «белые братья» привнесли еще ряд ноу-хау, творческой переработав отдельные элементы конской сбруи.
Но кто сказал, что собачьи упряжки применяются только на севере и что запряжены в них должны быть лишь ездовые лайки? Вот как дело обстояло во время Второй мировой:
«Широкое применение собачий транспорт нашел во время Великой Отечественной войны для перевозки раненых и подвозки различных военных грузов как зимой, так и в летнее время. Наиболее практичными оказались небольшие упряжки в три-четыре собаки, а для дальних переходов – до 6 собак, впряженных в лодку-волокушу или легкую лыжную установку, а летом в колесно-носилочные установки. Вывоз раненых осуществлялся в три-четыре раза быстрее, чем на лошадях, и сопровождался меньшими потерями в людях и животных» (С. В. Обручев «Справочник путешественника и краеведа», Государственное издательство географической литературы, М., 1949).
Такое преимущество перед конной упряжкой – это не просто серьезно, но ОЧЕНЬ серьезно! А ведь для доставки боеприпасов или медикаментов использовались, кроме повозок и нарт, также собачьи вьюки. Считалось, что если от пса требуется пересекать простреливаемые участки бегом, то вес такого вьюка не должен превышать 25—30% веса «носителя», а если путь проходит по укрытой местности, то нагрузку можно увеличить и за 40%. В овчарочьем эквиваленте получается не так и мало! Впрочем, тут уж воистину чистоту породы – побоку, а межпородные собачьи помеси, как мы знаем, не называются и не являются гибридами…
Плюс, конечно, все прочие специальности, доступные военным собакам: от охранного дела до работы в качестве «миноискателя» (и без лисьих гибридов обошлось!). Все, кроме одной, наиболее широко разрекламированной: профессии «истребителя танков».
Читатели, конечно, сейчас удивятся: ведь жертвенные подвиги собак с противотанковыми минами на спинах широко освещены в военной литературе! Да, освещены. В литературе. А в реальности, как это ни странно будет услышать, эксперимент с «противотанковыми собаками» НЕ УДАЛСЯ. Были, на уровне испытаний, попытки выдрессировать псов как носителей противотанковой мины (время не располагало к гуманности, но приятно отметить, что изначально эти носители задумывались как «многоразовые»: конструкция вьюка предполагала рычаг, потянув за который зубами, собака сбрасывала мину на пути танка – и возвращалась к своему проводнику). А потом было несколько попыток применить на практике упрощенный, «одноразовый» вариант, потому что испытания показали: «